Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Справка управления коменданта г. Москвы за октябрь 1941-июль 1942:

«К 20 октября прошлого года были созданы 25 районных военных комендатур в Москве и 9 комендатур в пригородных районах.

С 20 октября прошлого года по 1 июля с. г. задержано 830060 человек; на месте расстреляно за антисоветскую агитацию 13 человек…

За распространение контрреволюционных слухов задержано 906 человек…

Приговорены к высшей мере наказания – расстрелу – 887.

Осуждены на разные сроки военными трибуналами – 44168 человек».

Будущего известного актера Петра Сергеевича Вельяминова, игравшего в кинофильмах «Вечный зов» и «Тени исчезают в полдень», арестовали за участие в мифической антисоветской организации «Возрождение России». Знакомый отца девушки, с которой он дружил, не сдал радиоприемник и слушал немецкие радиопередачи. Всех, с кем этот человек был связан, арестовали. Вельяминову было шестнадцать лет.

Петр Вельяминов провел в ГУЛАГе девять лет. Вышел на свободу в 1952 году. Ему уже исполнилось двадцать пять лет, учиться его не брали. Но разрешили поступить в местный театр. Так началась его актерская карьера. Заявление о реабилитации он рискнул подать только в 1984 году. Получил справку, и ему сразу же присвоили звание народного артиста России…

«Ночью происшествие очень странного и страшноватого свойства, – вспоминал Николай Амосов, тогда военный хирург полевого подвижного госпиталя № 2266, – арестовали Татьяну Ивановну, нашу старшую операционную сестру. Она была из Череповца, работала в гинекологии.

Начальник полевого госпиталя военврач 3-го ранга Борис Прокопьевич Хаминов комментировал скупо:

– За язык.

Так и было – много разговоров вели по время переездов. Татьяна высказывалась резко, порочила Сталина, НКВД. Мне это импонировало, но я осторожничал. И вот, пожалуйста. Теперь обнаружилось, что представитель особого отдела периодически появляется в госпитале. А я-то думал: отступились на время войны, дадут вздохнуть. Оказалось, даже за нами следят. Кто-то Татьяну продал».

На пленуме горкома Александр Щербаков рассказал, что органы НКВД обнаружили «антисоветскую группу» в топливно-энергетическом управлении Моссовета:

– Один из организаторов этой группы был старый троцкист, двурушник. Ему нужно было иметь ответственную работу, так удобнее ему было вредить и гадить в условиях войны. Он сплотил вокруг себя работников управления. Эта группа собиралась для контрреволюционных разговоров, рассказывали контрреволюционные анекдоты. На этой стадии их и застукали. Можно себе представить, что бы они делали дальше, когда бы они перешли к другим стадиям. Целое важнейшее управление оказалось в руках этих мерзавцев! Этот факт лишний раз подтверждает лишь то, что всегда нужно беспощадно разоблачать врагов…

В реальности люди возмущались трусливой и негодной властью, допустившей немцев до Москвы. Москвичи как раз проявили редкое мужество, оказались смелее своих начальников.

В ожидании Гитлера

Принято считать, что паника в Москве продолжалась одни стуки – 16 октября. Потом пустили метро, вновь открыли магазины, выступил по радио Щербаков – и все наладилось.

В реальности все было иначе. Немцы ближе и ближе подступали к городу. И не было никакой уверенности в том, что столицу не сдадут.

«Слухи мрачные, – отмечал в дневнике 27 октября профессор Леонид Тимофеев. – Судя по газетам, даже начался распад армии, дезертирство, бегство. Говорят, что на квартиру артистки Марецкой приехали семь командиров (и в том числе ее муж) на грузовике и в ночь уехали, оставив в квартире свое оружие и обмундирование. Судя по тому, что сегодня в газете цитируется обращение командования Западного фронта, где говорится о том, что надо уничтожать шкурников, этот эпизод характерен…

Говорят, что мы ввели в бой наши „чудо-пушки”, что ими вооружены самолеты, что они действуют на четыре квадратных километра, все сжигая, что их конструкция опровергла многие законы физики, что команда пушки сорок человек и ее специально подбирает нарком обороны из особо проверенных людей и что немцы все-таки захватили эти пушки под Ельней…»

Судя по дневнику профессора Тимофеева, его и по прошествии времени не отпускали воспоминания о том, что в те дни происходило в столице:

«Знакомый, ночью бродивший по Москве, говорил, что он побывал на десятке больших заводов: они были пусты, охраны не было, он свободно входил и выходил, все было брошено. Интересны причины этой паники, несомненно, шедшей сверху. Говорят, что на фронте совершенно не было снарядов и войска побежали в ночь на 16-е, все бросив. Отсюда паника в Москве. Что спасло положение – неизвестно.

Начались суды над бежавшими и расстрелы. Владимирское шоссе закрыто для частного транспорта. Снова поднимают на крыши зенитки, на бульвары вернулись аэростаты, которые было увезли. Все это знак того, что Москву хотели оставить, а потом раздумали. Интересно, узнаем ли мы, в чем дело. В эти дни всюду сожгли архивы, на горе будущим историкам».

Иван Андреевич Харкевич в годы войны работал инженером-теплотехником на горьковском заводе «Красная Этна», производившем мины. Он тоже вел дневник:

«19 октября 1941 года.

По московскому шоссе в четыре ряда идут автомашины с наркомами и всяким начальством. Везут барахло, собачек. Вереницей идут пешеходы с рюкзаками за плечами. Шофер, привезший Лизу, рассказывал, что в Москве хаос, громят мясокомбинат и магазины. Совнарком выпустил постановление о выдаче расчета всем рабочим. Правда ли это? Часть правительства съехала, все дипломатические корпуса и т. д., неужели Москву готовят к сдаче?

Пошел на разведку узнать, что делается на вокзале и пристанях. Погода мрачная, весь день мокрый снег. От московского шоссе идут вереницы машин со всяким скарбом и беженцами. На узлах сидят, покрывшись одеялами, высшие чины из НКВД с ромбами и шпалами, на простых грузовиках – бедные замерзшие ребятишки с посинелыми личиками среди наспех набросанных узлов и разного скарба. Тихий ужас! Неужели это полное падение СССР? Неужели возможно, чтобы все наше рухнуло, культура, наш строй?! Как болит все время душа от тех ужасов, что видишь.

На пристани что-то ужасное. Народа тьма, у касс идет рукопашная. Крики, брань, истерические вопли и бедные, бедные несчастные дети! Счастьем считают, что получают билет на верхней палубе на пароход, идущий вниз по Волге…».

А на заводе, когда шло совещание с высоким начальством, в голову молодому инженеру пришли совсем другие мысли:

«Характерная особенность бросается в глаза: за столом сидит замнаркома Кучумов – тучный (обрюзгший), хотя и сравнительно молодой, с двумя орденами, рядом упитанный директор завода (Романов), главный инженер неплохой упитанности, секретарь парткома (Новиков), розовый, как поросенок, и совсем упитанный секретарь обкома по промышленности (Кочетков). А напротив, через стол, – руководители цехов и отделов: бледные, с обтянутыми скулами и провалившимися глазами. Весь народ сильно сдал телом. Трудно и очень трудно, особенно для некоторых рабочих. Питание очень и очень слабоватое…

Слаба наша экономика была до войны, а к войне и вовсе не приспособлена. Старая царская Россия четыре года воевала, а экономика в стране держалась сносно – в смысле снабжения населения продовольствием. И условия тогда не идут ни в какое сравнение с тяжелыми теперешними, даже если для сравнения взять конец 1916 года. В чем же дело? Где причины?»

И никто ничего не знал!

Анатолий Григорьевич Лысенко, мэтр отечественного телевидения, в войну был ребенком. Его с матерью эвакуировали. Отец, начальник главка в наркомате путей сообщения, остался в Москве: он был включен в группу, которой предстояло взрывать город, когда его возьмут немцы. «Однажды к нам приехали какие-то люди, – вспоминает Анатолий Лысенко, – и сообщили, что немцы заняли Москву и кто-то видел, как папу расстреляли». И только через пару недель выяснилось, что это ошибка.

21
{"b":"550252","o":1}