Annotation
Героиня романа Клер Эчерли — француженка Элиза — посмела полюбить алжирца, и чистое светлое чувство явилось причиной для преследования. Элиза и ее возлюбленный буквально затравлены.
Трагизм в романе Клер Эчерли — примета повседневности, примета жизни обездоленных тружеников в буржуазном обществе. Обездоленных не потому, что им угрожает абстрактная злая судьба, представляющая, по мнению модных на капиталистическом Западе философов, основу бытия каждого человека. Нет, в романе зло выступает конкретно, социально определенно, его облик не скрыт метафизическим туманом: таков облик капитализма в наши дни.
КЛЕР ЭЧЕРЛИ
РОМАН-ГАЗЕТА
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
КЛЕР ЭЧЕРЛИ
Кто не знает Парижа! Кто не хотел бы увидеть его прекрасные бульвары и площади, знаменитую Эйфелеву башню и Нотр — Дам… Но, помимо тысячи раз описанного праздничного, «туристского», есть и другой Париж, Париж простых рабочих людей, для которых его жизнь — не праздник, а будни, труд, добывание куска хлеба, арена подлинной драмы. Таким предстает Париж в романе о рабочем классе современной французской писательницы Клер Эчерли «Элиза, или Настоящая жизнь».
Клер Эчерли родилась в 1934 году в семье докера в Бордо. В 1940 году ее отец был заключен гитлеровцами в концлагерь, где в 1942 году расстрелян. С ранних лет Клер пришлось зарабатывать себе на жизнь. И об этой своей нелегкой судьбе ей хотелось рассказать. День за днем, отрывая перед работой дорогие часы от сна, Клер писала свою книгу.
В 1967 году в Париже ее роман был опубликован. Во французской литературе прозвучал голос свежий и сильный. Он был услышан — в том же 1967 году роман получил премию «Фемина», одну из литературных премий, присуждаемых ежегодно во Франции. Книга эта не претендует на какой–то очередной переворот в искусстве, чем в наши дни так злоупотребляют коллеги Эчерли в литературе. Просто хлебнувшая горя женщина решила поведать о своем трудном пути, о своей трагической любви и об изнурительном труде на заводском конвейере.
Общество «всеобщего благоденствия» — так именуют нынешний капитализм современные буржуазные ученые во множестве трактатов и выступлений. В противовес им Эчерли пишет книгу о капитализме без прикрас, о вопиюще тяжелом положении рабочих в этом обществе, книгу, полную гневного пафоса.
Героиня романа Клер Эчерли — француженка Элиза — посмела полюбить алжирца, и чистое светлое чувство явилось причиной для преследования. Элиза и ее возлюбленный буквально затравлены.
Трагизм в романе Клер Эчерли — примета повседневности, примета жизни обездоленных тружеников в буржуазном обществе. Обездоленных не потому, что им угрожает абстрактная злая судьба, представляющая, по мнению модных на капиталистическом Западе философов, основу бытия каждого человека. Нет, в романе зло выступает конкретно, социально определенно, его облик не скрыт метафизическим туманом: таков облик капитализма в наши дни.
Героям многих произведений современной французской литературы не приходится думать о том, откуда у них берутся деньги… Перед Элизой эта проблема возникает неотвратимо, в силу жизненной необходимости. И все это усугубляется ее несчастной любовью к арабу. Такой гордиев узел смогла разрубить только смерть. Но гибель Арезки не разрешила конфликта, наоборот, чрезвычайно заострила его, завершив воспитание социального чувства героини романа.
«Настоящая жизнь» в понимании Клер Эчерли — это приобщение человека к другим людям, к их страданиям, к общественной борьбе. Правда, Элиза не превращается пока в активного политического деятеля, но весь ее жизненный опыт говорит о том, что она придет в ряды революционных борцов.
Автор ведет рассказ безыскусственно, в форме лирического дневника, без какого–либо приукрашивания персонажей. Манера эта в данном случае и уместна и эффективна. Повествователь как бы подключает читателя к тому процессу поисков настоящей жизни, который составляет содержание романа.
Писательница отнюдь не старается навязать читателю какие–то выводы. Но, заставляя его пережить все перипетии нелегкой судьбы своей героини, она доказывает, что путь к настоящей жизни лежит через борьбу.
Л. АНДРЕЕВ
РОМАН-ГАЗЕТА
№ 3(625) 1969
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МОСКВА
КЛЕР ЭЧЕРЛИ
ЭЛИЗА,
ИЛИ
НАСТОЯЩАЯ ЖИЗНЬ
РОМАН
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Главное — не думать.
«Главное — не двигаться», — говорят человеку, если у него перебиты ноги. Не думать. Отгородиться от прошлого, от воспоминаний, всегда неизменных, сегодня все тех же, что и вчера. Забыть безвозвратно ушедшее. Не думать. Не перебирать последних фраз последнего разговора, слов, которые разлука обрубила навсегда, упорно твердить себе, что не по сезону тепло, что уже поздно, а жильцы из квартиры напротив еще не вернулись; сосредоточиться на мелочах, заинтересоваться тем, что происходит внизу, на улице. Прохожие шагают навстречу друг другу. В барах, вероятно, битком набито, в этот час там всегда не протолкнешься. Сегодня вечером другие женщины будут счастливы на земле, сорвавшейся с якоря, на плавучем острове, в комнате, где двое. Отойти от окна, спуститься? На улице и меня ждут случайные встречи, ищущие взгляды мужчин. Не люблю случайных встреч. Хочу пуститься в плавание на судне, которое никогда не зайдет в гавань. Погрузка, выгрузка — это не для меня. Образ судна я позаимствовала у брата, у Люсьена. «Обещаю тебе, что наш корабль проложит путь через моря, и никто на свете не осмелится последовать за ним». Он писал это Анне. Наверно, уже семь часов, тепло, настоящий июнь, в такие вот вечера всегда думаешь: «Наконец–то лето…» В семь конвейер останавливается. Сейчас все ринутся в раздевалки. Наступает моя последняя ночь здесь. Завтра я оставлю эту комнату. Явится за ключом Анна. Нужно будет благодарить ее. Она не выразит удивления, она никогда не задает вопросов. И говорит только в настоящем времени. Не то чтоб она была деликатна или застенчива, просто глубоко безразлична. Люсьен хотел, чтоб мы дружили, но ей не нужна ни наперсница, ни советчица, ни покровительница. А я отвыкла. В тринадцать лет у меня была одна подруга «до гроба», в пятнадцать — только друзья, начинавшие относиться ко мне критически. Впрочем, мне уже нужен был только Люсьен. Как раз в тот год я отдала ему мою комнату. Раньше брат спал в кухне на кровати, которую мы складывали по утрам. Стремясь завоевать его дружбу, я уступила ему то, о чем он больше всего мечтал, — эту квадратную комнату с окнами во двор, до полудня залитую солнцем. Когда бабушка увидела, что мы переносим вещи, она рассердилась. Чтоб успокоить ее, я обещала спать с ней вместе в большой кровати. Она обрадовалась, она любила разговаривать ночью, в темноте. Мы поселились у нее за год до войны. В сороковом, когда показались первые немецкие грузовики, мы как раз переходили Каменный мост. «Боши», — сказала я Люсьену. Он подхватил слово и повторял его повсюду. Пришлось внушить ему, что это слово лучше забыть. Мы тогда учились в коллеже. По вечерам мы ссорились, я отпускала ему пощечины, он рвал мои тетради. Мы писали «V» [1] мелом на наших башмаках. Недоедали. Бабушка отказалась послать нас в деревню, не хотела расставаться.
Так и получилось, что мы не упустили ни одной бомбежки, ни одной очереди у бакалейной лавки. Каждое утро мы выходили вместе с Люсьеном, и из осторожности я не расставалась с ним до самых дверей его школы. Война кончилась, а мне по–прежнему хотелось провожать его. Он злился, а я за него цеплялась. Он шел быстрее, и я ускоряла шаг. Мы пересекали площадь Виктуар, пробираясь между крикливых цветочниц. В каждой витрине красовались генералы–победители. Люсьен останавливался, рассматривал. Я тоже останавливалась. Выждав подходящую минуту, он срывался с места и убегал, чтоб отделаться от меня. Я находила его циничным и коварным. И решила подать ему нравственный пример.
