Прокурор. Все тут.
Выходят из кабинета, идут по коридору, надзиратель встает.
Начальник. Выводите.
35
Надзиратель входит в камеру. Яцек прерывает свой монолог.
Надзиратель. Пан прокурор велел заканчивать разговор.
Яцек. Пан адвокат… В моих вещах… вещи отдают… в бумажнике квитанция из фотоателье. Я дал увеличить фотографию и уже… не успел получить. Они обещали, что увеличат. Возьмите ее и отдайте матери.
Петр. А что на фотографии?
Яцек. Марыся… после первого причастия… Я взял у матери, когда уезжал. Помятая.
36
Яцек. Пожалуйста… я не хочу.
Петр стоит не шевелясь. Надзиратель кончил запирать камеру и тоже остановился. С минуту все трое стоят.
Надзиратель. Пошли.
Яцек словно и не произносил последних слов. Идет совершенно нормально, прямо, не оглядываясь по сторонам. Палач открывает несколько засовов на двери, срывает пломбы и пропускает всех в свою комнату. Первым входит Яцек, за ним адвокат, прокурор тюрьмы, ксендз и врач. Как только дверь за ними захлопывается, в коридоре появляется молодой мужчина, который на наших глазах слезал со стремянки и лица которого мы не видели. Он смотрит на закрытую дверь, словно видит, что за ней проводит. Не отрывая от двери напряженного взгляда, медленно приближается и останавливается у самого порога. Вероятно, он только что закончил работу. Одежда, шапчонка заляпаны краской, даже на лице засохшие белые капли. Из-за дверей не доносится ни единого звука.
37
Начальник. «…прошение о помиловании отклонено».
Ксендз шепчет что-то Яцеку на ухо. Яцек тоже неслышно произносит несколько слов и опускает голову. Ксендз чертит у него на лбу небольшой крест. Яцек склоняется к его руке. Когда он поднимает голову, к нему подходит начальник. Вытаскивает пачку «Гевонта».
Начальник. Сигарету?
Яцек. Лучше бы без фильтра.
Палач протягивает ему свой «Спорт». У Яцека слегка дрожат руки. Адвокат лезет в карман за спичками, но палач вместе с пачкой сигарет достал зажигалку и первый дает Яцеку прикурить. Все ждут, курит один только Яцек. Петр вынимает из коробка спичку, ломает ее в пальцах. В тишине явственно слышен треск. Палач пододвигает к Яцеку пепельницу.
Яцек. Мне нужно… в туалет.
Палач указывает на маленькую дверь в стене. Яцек исчезает за дверью. Все стоят, ждут. Палач подходит к дверце, за которой скрылся Яцек, и негромко стучит. Тишина.
38
Маляр с засохшими следами белой краски на лице по-прежнему стоит у дверей камеры и смотрит прямо перед собой. И, хотя перед ним только окованная железом дверь, кажется, он видит что-то еще.
39
Тишина затягивается. Начальник, немного нервничая, делает шаг по направлению к двери, но в эту минуту она открывается и выходит Яцек. Он спокоен.
Яцек. Не могу.
Палач связывает ему руки за спиной и подводит к экрану. Одно движение — и открывается подлинное назначение комнаты. Яцек входит в нишу, палач за ним. Задвигает экран тот с лязгом скользит по металлическому рельсу. Палач тщательно, неторопливо надевает Яцеку на шею петлю. Подходит к стене, нажимает кнопку. Крышка люка с излишним, по мнению палача, шумом уходит у Яцека из-под ног. Тело, вздрогнув несколько раз, замирает. Напрягшиеся ноги слегка покачиваются; через минуту из штанины на линолеум падают несколько капель густой коричневой жидкости.
40
Молодой мужчина в заляпанной краской шапчонке отходит от двери камеры. Идет в глубь коридора. В коридоре темно, и ждать, пока мужчина в этой темноте растворится, долго не приходится.
Фильм шестой
1
Давно стемнело, и длинный дом без единого освещенного окна мрачной глыбой вырисовывается на фоне черно-синего неба. Видны только красные огоньки велосипедов, на которых раскатывают по кварталу мальчишки, да кончики сигарет курильщиков, группками сидящих на скамейках. Тепло, весна. Внезапно во всем доме загорается свет; из открытых окон доносится дружный вздох облегчения. Начинает нарастать звук телевизоров, которые — тоже все разом — в эту минуту включились.
2
Одновременно со светом во всем доме зажглась лампа на столе Томека. Томек, послюнив палец, гасит свечу. Его комната обставлена крайне скудно. Стол, стулья, шкаф — у комнаты нет своего лица, точно ее сдали внаем. Томек сидит за столом на стуле. Это высокий худой паренек с небольшой головой. Ему девятнадцать лет, а на вид и того меньше. Стол стоит возле окна. На нем — кроме фарфоровой кружки, кипятильника и баночек с сахаром, чаем и солью — маленькая самодельная подзорная труба, прикрытая фланелевой тряпкой. Томек, погасив свечу, сидит с закрытыми глазами и шепотом сосредоточенно повторяет с десяток непонятных слов. Потом сверяется с раскрытой тетрадью. По-видимому, он сделал ошибку, так как снова повторяет все слова. Открыв глаза, чтобы проверить себя по тетради, косится на стоящий рядом с подзорной трубой большой будильник. От заучивания слов его отрывает стук в застекленную матовым стеклом дверь. Томек встает. На пороге женщина лет пятидесяти — хозяйка квартиры. Она простовата, но есть в ее лице что-то располагающее: какая-то ласковая кроткость.
Хозяйка. «Мисс Полония» по телевизору.
Томек. Я занимаюсь.
Обмениваются улыбками. Хозяйку, вероятно, волнует происходящее на экране. Услышав о занятиях, она смотрит на Томека с нескрываемым восхищением: вот это воля!
Хозяйка. Посмотри хоть минутку…
На экране телевизора в смежной комнате девушки в купальниках спускаются по лестнице. Томек, чтобы не обидеть хозяйку, качает головой.
Томек. Здорово. Спасибо.
Стоит, как на иголках, — отчасти, может быть, потому, что вскоре должен зазвонить будильник. Будильник звонит — Томек бежит, чтобы его выключить. Хозяйка закрывает дверь, Томек торопливо снимает с подзорной трубы фланелевую тряпочку и приближает глаз к окуляру. Видно, что труба постоянно нацелена на один и тот же объект. Увеличение, допустим, двадцатикратное. В доме напротив, в окне, на которое направлена подзорная труба, зажигается свет. Томек гасит лампу у себя на столе.
Женщина, за которой он наблюдает, входит в квартиру. Это красивая блондинка лет двадцати пяти — двадцати восьми. Она похожа на человека, который уверенно чувствует себя в жизни и не стесняется делать то, что ему вздумается. Одевается довольно экстравагантно, но не вызывающе. Магда — так зовут женщину — запирает за собой дверь. Занавески на окнах ее квартиры полупрозрачные, и все, что она делает (и будет делать), видно достаточно хорошо, хотя и несколько расплывчато — именно так, как должно быть видно через подзорную трубу и полупрозрачные занавески. Магда сломала стену в своей квартире и соединила комнаты, часть пространства превращена в мастерскую: в глубине на рамах натянуты незаконченные гобелены. На них, по-видимому, изображено солнце разных видах: большие красные, желтые, оранжевые шары на фоне холодных пейзажей.