Что за восхитительная женщина! При этом у меня возникла проблема, которая обычно возникает у других со мной. Я не мог определиться: нравится ли мне этот человек потому, что это Нена? Или она нравится мне, потому что она хороша? Да какая разница. Верно и то и другое. Упругая грудь, смех Нены, летний ветер. Она была классической девчонкой без тормозов, которая полностью подчиняла себе твою голову, сердце, твои сны. Бум! Я влюбился в нее. Что касается меня, то мы могли бы ехать хоть до самого Парижа.

«И что же ты делаешь в Берлине?» — завязала Нена непринужденный разговор.

«Для начала, у меня есть новая песня для Андреаса Грамара», — ответил я, — «называется 'Павильон ХСВ. Мало сна — много кофе'. Очень хорошая песня. Она точно попадет в чарты. Я хочу показать ее фирме звукозаписи», — я решил слегка поважничать.

«Клево», — ответила Нена в своей восхитительной манере, — «а кроме этого?»

«Да, еще я пишу для 'The Teens'".Про Катю Эбштейн и Бернда Клювера я предпочел умолчать, — «а ты–то как?»

«Ну», — ответила Нена, — «я сейчас осела в Берлине. Моя карьера сейчас действительно на взлете. Но это не самое главное. Когда мне хочется, я забиваю косячок и улетаю. Мне кажется, жизнь должна доставлять удовольствие».

Я завидовал ее легкости, ее умению быть выше вещей, ее лени. Ее девизу: если мне захочется, я поеду на восемь месяцев в Сахару. Плевать на карьеру. Для таких вещей я был излишне сознательным. Зато я, сжавшись в комок, в паническом страхе работал над собственным успехом. Если бы я был таким, как Нена, не бывать мне там, где я сейчас. Зато, возможно, я был бы доволен.

«Эй, знаешь, что, ты — просто сенсация!» — я неожиданно сделал ей комплимент. А уж если старина Дитер расчувствуется, то на полную катушку — «Нет, правда! Я так думал с самого начала. Просто мега! То же самое я говорил Майку Лекебушу».

«Знаешь, это очень мило с твоей стороны!» — раздался в ответ типичный смех Нены. Между нами промелькнуло нечто, как будто то, что ты долго искал и нашел. Это как пинг и понг. Как будто в постели, — думал я. Ее манеры, ее позитивная энергия била ключом, и это заводило меня.

Мы продолжили разговор: «Ты просто молодец!» — заявил я.

А Нена, такая: «По–моему, ты тоже не промах».

В конце концов, вместо BMG на Виттельсбахер штрассе мы поехали к Нене домой.

Здесь, мои дорогие любопытные, мне придется вас разочаровать. Я запутался. Столько красивых женщин в моей жизни! Я при всем желании не могу вспомнить, выпили мы с Неной по чашечке кофе или рассматривали почтовые марки.

Таков уж я: с глаз долой — из сердца вон. Мы с Неной не виделись последние 16 лет. Так что я решил спросить.

Мы неожиданно столкнулись нос к носу в декабре 2002 года, в Ежегодном Обзоре на РТЛ, у Гюнтера Яуха. Куй девчонку, пока горяча! Отличная возможность немного освежить наше знакомство.

«Слушай, здорово, что мы снова встретились!» — подошел я к Нене. Я радовался от чистого сердца.

«Ох, Дитер!» — обрадовалась Нена. А потом рассмеялась точно так же, как и тысячу лет назад, — «Как дела?»

Между прочим, мы оба стали настоящими семьянинами. Я не хотел рубить с плеча, а потому мы начали говорить о детях. Нена не изменилась и на йоту.

«Ну, я не против, если мои дети выкурят косячок», — объясняла она, — «малютка Джоинт — сама веселость». Яблоко от маменьки недалеко падает. Мы поболтали недолго в такой теплой манере.

«Послушай…» — через пять минут я решил хватать удачу за хвост. Я долженбыл помочь своей памяти. Не знать, было или нет — с такой неуверенностью в душе ни один мужчина не может спокойно сойти в могилу.

«…Нена… Скажи–ка…! Я сам себя уже не раз спрашивал: что мы делали тогда у тебя дома? Ну, ты знаешь, в тот день…»

«Черт возьми», — она одарила меня лучезарной улыбкой, — «тебе–то следовало это помнить, Дитер…» — и она посмотрела на меня с упреком, — «…и то, что ты этого не помнишь, очень меня обижает!»

К сожалению, вокруг нас было слишком много народа, поэтому я смог лишь прошептать ей на ухо: «Ну, Нена, скажи, мы…»

Но в этот миг, в одной микросекунде, в одном нанограмме от ответа, меня схватила за рукав футбольная звезда Михаель Баллак: «…моя жена… твоя книга… Автограф… Бу–бу–бу!»

И половина вопроса «…мы тогда трахались?» застряла у меня в горле.

Черт побери, гром и молния, — думал я. Это просто невыносимо!

Чтобы увеличить неразбериху в моей голове, какая–то женщина со здоровенными наушниками на голове подтолкнула меня к выходу на сцену.

«… приветствуйте вместе со мной: Дитер Болен…!» — я услышал, как низвергаются из микрофона последние обрывки речи Гюнтера Яуха. А потом тетка в наушниках выпихнула меня на сцену. Там меня встретил Яух со своей искусственной журнальной улыбкой: «Ну, Дитер, твоя книга уже не на первом месте. Она всего лишь на втором».

Бам! Бац! Отличное начало интервью. В моем мозгу, как известно, всего две клеточки. Одна все еще пребывала с Неной, другая вслушивалась в «бу–бу–бу» Михаеля Баллака. А теперь еще и этот Яух с самого начала прет против правил. Это уж слишком. «Э… да» — тупо замялся я. Вот спасибо! На этом передачу можно было закончить.

Впоследствии меня долго сердили две вещи: ради такого события я отказался от «годового обзора» у Кернера, куда мне сильнее хотелось пойти. Вопиющая ошибка. И вторая: я так и не получил от Нены ни да ни нет.

Милая маленькая дорогая Нена. Помоги! Пожалуйста, спаси меня! Дай мне ответ (но только еслиэто «да»).

2000

Николь Теппер или моя любимая уборщица

9 мая 2003 я призвал своих фанатов: «Попадите в мою новую книгу! Выиграйте главу. Пришлите мне свою историю».

Письма приходили мешками. Три дня я читал и рыл пещеры в горах бумаги. При этом я то и дело усмехался, иногда качал головой и по крайней мере триста раз подумал: «Ой–ой–ой! Какие большие красивые… э… глаза!»

И все–таки победила не самая раздетая блондинка. Моя победительница — Николь Теппер, совершенно нормально одетая уборщица из Гельзенкирхен. Именно ее письмо взволновало и тронуло меня сильнее всего:

Николь двадцать шесть лет, и она — замечательная смелая женщина. У нее пятеро детей, что уже само по себе большое достижение. Я сам — отец троих детей, и могу лишь удивлятьсятому, как Николь справляется со всем этим. И вообще, если бы каждая женщина после пяти беременностей выглядела так же здорово, как Николь, я бы хотел, чтобы у моей маленькой Эстефании прямо сейчас появилось пятеро детей (правда, я сейчас спрашиваю себя: а добрались ли противозачаточные таблетки до Гельзенкирхена? Псссст! В крайнем случае, помогает пластырь, если наклеить его куда надо).

Ну да ладно! История Николь начинается с тех времен, когда она сама была ребенком. Мать колотила ее почем зря ершиками для унитаза, вешалками и швабрами. Однажды она появилась в школе с синяком под глазом. А потом на неделю попала под домашний арест.

Ребенком я время от времени также получал затрещины. Но за такое грубое обращение с детьми, по–моему, надо давать не менее тридцати тысяч лет каторги.

И словно мало было такой юной жизни мамаши–террористки, незадолго до своего восемнадцатилетия Николь познакомилась со своим будущим мужем — парнем из породы алкоголиков. Они поселились вместе, и снова начались побои. Кстати, парень нигде не работал и целыми днями торчал дома. Когда Николь (надрываясь по ночам за пятнадцать марок в час, чтобы днем сидеть с детьми), пожаловалась своей свекрови (подхалтуривает домработницей + болеет подагрой + страдает диабетом) на свое положение, в ответ она услышала: «Тебе тоже не надо работать. Сходи в администрацию, и тебе все оплатят». И все–таки Николь продолжала вкалывать (побольше таких Николь и поменьше таких свекровей, и дела Германии пойдут куда лучше!).

«Знаешь, Дитер», — призналась Николь, — «твоя музыка придавала мне сил в трудный час!»

Тем самым она одарила меня лучшими словами, которые только можно сказать композитору: что моя музыка трогает человеческую душу. Николь сказала еще кое–что, что значит для меня намного больше, чем Крест за заслуги перед ФРГ: «То, что я поборола себя и впервые заговорила о своем неприглядном прошлом — твоя заслуга, Дитер. Ты тоже всегда говоришь напрямик. Твои прямые открытые манеры заставили меня забыть свои страхи». Спасибо, Николь.