Центр шлема над козырьком отведен рельефу с ликом горгоны Медузы. Ее волосы украшены драгоценными камнями, голову обвивают две змеи. Великолепное исполнение доспеха демонстрирует высочайшее умение миланских мастеров: происхождение шлема относят именно к ломбардской столице. При этом само изделие — редкий образец XVI века с изображением мифологических персонажей.

Предполагают, что «Шлем Борромео» сделан на заказ в миланской мастерской Помпео дела Чеза и принадлежал Ренато Первому Борромео (1555–1608), который в 1591 стал капитаном, а в 1598 — послом при дворе испанского короля Филиппа III. Кроме того, он был братом кардинала Федерико Борромео, мать Ренато — Маргарита Тривульцио. Аристократы Борромео до сегодняшнего дня продолжают играть видную роль в общественной жизни провинции. В прошлом же в этом семействе родился святой — Карло Борромео, видный деятель Контрреформации. Впрочем, по преданиям, род ведет свое начало от святой мученицы Иустины Падуанской, но прямая линия на протяжении тысячелетия прослеживалась в падуанской семьей Виталиани. Однако в самом начале XV века Виталиано Виталиани был усыновлен своим бездетным дядей по матери Джованни Борромео, торговцем и банкиром, поставившим условие, что племянник возьмет его фамилию. Виталиано не только продолжил дядюшкино дело, но и стал сначала миланским гражданином, вскоре казначеем Миланского герцогства, а затем и графом, получив крупные земельные угодья от владетелей Милана.

Шлем декорирован гравировкой, расположенной поясами, узор распространяется и на забрало. Среди изображений — эмблема с герба семьи Борромео — единорог, конная узда, святая Иустина, девиз «HOMILITAS» («смирение»).

«Ковры, занимающие столь почетное место и в шатрах кочевников, и в жилищах оседлых народов, являются одним из важнейших видов искусства мусульманского мира», — пишет исследователь декоративно-прикладного искусства Анри де Моран. И далее утверждает: «Ведущее место в ковроделии, бесспорно, принадлежит Ирану — как по количеству и разнообразию, так и по качеству продукции».

Собрание Музея Польди-Пеццоли обладает несколькими бесценными экземплярами персидских ковров. Они, как правило, различаются узорами, на которых специализировались мастера той или иной местности. Так, в Герате (северо-западная Персия) ткались ковры с гибкой цветочной вязью. В представленном насчитывают 24 разнообразных фрагмента арабесок на темно-синей, а также на желтой и зеленой основе. Ценность ковра обычно определяется количеством узелков. Здесь использовался особый узел «юфти», он завязывался нитями четырех основ, а на одном квадратном дециметре можно насчитать около 1600 подобных узлов.

Сосуд из прозрачного стекла (его именуют то бутылью, то вазой), представленный в коллекции Музея Польди-Пеццоли, имеет неожиданно усложненную форму. От широкого тулова идет высокая шейка, составленная из пяти трубочек, переплетенных и отвернутых в сторону и вновь соединенных уже горловиной, похожей на монашеский клобук (отсюда, вероятно, и название типа емкости). Такая форма имела свое функциональное назначение, она позволяла жидкости набираться и изливаться медленно и аккуратно. Форма переплетенных трубочек легко рифмуется с общим декором округлого изделия, создающим впечатление растянутых ячеек сетки.

Такие сосуды были в обиходе в северных странах Европы и особенно популярными стали в XVII веке. Первоначально они производились в Венеции, в мастерских на острове Мурано, но затем заальпийские государства наладили их изготовление в подражание венецианским изделиям. Тому была и «теоретическая» основа. Если раньше стеклодува-перебежчика в Венеции ожидала казнь, то в 1612 в свет вышло сочинение Антонио Нери «Искусство стекла» с подробным технологическим руководством и разнообразнейшей рецептурой. Так во второй половине XVII столетия во Франции, Бельгии и германских землях появлялись мастерские, изготавливающие стекло в «венецианской манере».

Эта шпага германской работы находилась в изначальной коллекции Польди-Пеццоли, который и начал собирать ее с оружия и военной амуниции. Все элементы эфеса украшены резьбой и особой техникой инкрустации изделий из металла — дамаскинаж. Она использовалась главным образом для декорирования дорогого оружия из дамасской стали. При данном способе насечки тонкая золотая или серебряная проволока проковывалась в гравированные углубления рисунка. В этом случае после полировки на стальном фоне образовывался изысканный золотистый или серебристый узор. Здесь его создают гирлянды из цветов и фруктов, гротески, змеевидные ленты. На клинке рядом с эфесом присутствует надпись «HANS», на другой стороне — «MOUM». В 1641 Ханс Моум (Моурн) был советником Братства клинковых мастеров знаменитого города Золингена (Северный Рейн — Вестфалия), славящегося лезвиями и клинками по сей день. Также на лезвии выбит девиз: «ARME SELENT LEG(ES)» («Среди оружия законы немы»). На противоположной стороне — дата 1622 и еще одна надпись — «VIDE SED CUI VIDEM» («Доверяй, но смотри, кому доверяешь»), то есть «будь бдительным», представляющая собой хорошо известную поговорку, которую сделали своим девизом подданные Августа Саксонского.

Наутилус, род головоногих моллюсков, получил наименование из-за своей формы: от латинского слова nautilus — «кораблик». Древние считали спираль символом вселенной, космоса. Удлиненная раковина достигает в диаметре до 30 см, та же, которую украсил неизвестный мастер XVII века, меньше 20 см. Раковины часто использовали в ювелирном искусстве, а в эпоху барокко, то есть в конце XVI–XVII веках мода на всяческие «натуралии» утвердилась в связи с любовью к путешествиям, ко всему загадочному и чудесному. Для кубков и других сосудов брали скорлупу кокосового ореха, страусиных яиц и, конечно же, перламутровые раковины наутилуса, извлеченные со дна теплых морей в западной части Тихого океана, близ Индонезии, Филиппин или Новой Гвинеи. Изделия из них изготавливали в мастерских Германии и Голландии, именно амстердамской работы и представленная раковина.

Обычно наутилус оформляли в золото и серебро, часто прорисовывая на хрупком перламутре морские сюжеты. Однако перед зрителем — персонажи итальянской комедии дель арте, разыгрывающие свое веселое действие, их облаивает собачка, такого же размера, как и огромные насекомые (последние, собственно, — уже образы фламандской традиции). Основой для рисунка послужила гравюра французского художника XVII столетия Жана Калло. Он работал также в Италии при дворе Медичи, путешествовал по Нидерландам, его искусство было популярным и в этих странах.

Однако морская тема здесь все же присутствует. Верхняя часть наутилуса оформлена в виде головы морского конька, гиппокампа, сквозь глаз которого продевался шнурок или стерженек для соединения с металлической ножкой «сосуда». Кромка и полость раковины оправлены серебром. Обычно такого рода дорогие и изысканные изделия не были предназначены для практического использования.