- Ты была мелкой.

- А сейчас уже взрослая? - с интересом уточнила сестра.

- А сейчас ты взрослее большинства моих знакомых. Слушай, ты прошла через такое, что большинству и не снилось. И ты справилась. Гордись собой, - Ева снова фыркнула, и тогда Илья строго добавил: - Потому что я горжусь.

Ева подняла на него задумчивые глаза - задумчивые и непонимающие. Она не видела в своих действиях ничего смелого или достойного. Она убежала жить к братьям, когда на нее впервые напали, и, тем самым, навлекла опасность на них. А когда Измаил их утащил, и вовсе разревелась в истерике. Ладно, хоть нашла в себе силы прийти за ними. А там, в вампирском логове, когда они оба лежали перед ней, умирая, она снова чуть все не испортила. И слава богу, что проклятый маньяк сжалился и позволил их обратить. А если бы нет?

Что смелого или правильного она сделала, за что Илья ее хвалит? Ева не понимала. И тогда она вдруг осознала, что братья-то ничего не знали, что происходило до их обращения.

Злость на себя нахлынула внезапно, словно кто-то опрокинул на нее таз с горячей водой. И на волне этой злости Ева рассказала Илье все, что с ней произошло с момента отъезда Алисы.

Девочка то говорила медленно и спокойно, то срывалась на повышенные тона, буквально выплевывая слова, то впадала в отрешенность, то едва не скатывалась в слезы. И все же она не приукрасила ни единого факта, ни одного постыдного поступка. А рассказав, замолчала, смиренно ожидая его осуждения. В конце концов, она это заслужила.

Илья молчал. Лишь через томительную минуту Ева осмелилась поднять глаза от пустой тарелки и увидела на его лице глубокое потрясение. Потрясение и ярость. Гнев клубился над ним почти ощутимым жаром, на окаменевшем лице темнели серые глаза, будто в преддверии бури, и даже руки, обманчиво спокойно лежавшие на столешнице, были сжаты в дрожащие от напряжения кулаки.

- Прости, - тихонько прошептала Ева, не зная, как успокоить вдруг разозлившегося брата. Илья моргнул, посмотрел на нее, открыл рот что-то сказать, закрыл и просто покачал головой. Медленно, очень медленно он выпрямился, расправил плечи и с шумом вздохнул.

- За что. Ты. Извиняешься? - с остановками спросил парень. Губы его подрагивали, явно желая добавить нечто нецензурное.

Ева немного отодвинулась и пожала плечами.

- Ты злишься.

- Не на тебя.

Это поставило девочку в тупик.

- На кого тогда?

Илья воззрился на нее с возмущением.

- Ева! Да за что я должен на тебя злиться?! Ты же!.. Ты же спасла нас! Ты выжила там, где другие просто сдались бы! Ты... ты же бросилась на вампира. Ты понимаешь? Другие пытались бы убежать, плакать там, умолять... а ты защитила себя.

- Не защитила.

- Если бы ты просто сдалась, то Измаил не успел бы вмешаться, - отмахнулся Илья и снова покачал головой: - Ты меня поражаешь. Такая неуверенная, такая вежливая, и вдруг с ножом на вампира... Говоришь, этот ублюдок жив-здоров? Его имя Филипп, да?

- Ну, да, - все еще растерянная подтвердила Ева. - Кажется, Измаил его как-то жестоко наказал. В любом случае, этот Филипп признал, что был не прав. И он помог с вашим обращением.

Илья это никак не прокомментировал. Только во взгляде появилось что-то недоброе.

- Хорошо, - странно отстраненно согласился он. - Но ты хотя бы понимаешь, что, несмотря на то, что ты пережила, и что еще могло тебе грозить, ты все равно пришла за нами? Понимаешь?

- Но это я вас втянула.

- А если бы не втянула, не пришла бы?

- Конечно, пришла! Любой бы пришел!

- В логово к вампирам? И, главное, к безумному вампиру? Вот уж сомневаюсь. По логике нормальный человек и не пришел бы, предположив, что шансов выжить у него нет, не говоря, уж, о чьем-то еще спасении.

Ева не стала спорить, хотя была и не согласна с братом. Как бы ни было страшно, даже если тебе грозит смерть и нечто еще более страшное, разве ты все равно не пойдешь ради родного человека? Ева свой ответ нашла. Ей этого было достаточно.

- Ты действительно очень смело поступила, - настойчиво повторил Илья, накрыв ладошку сестры своей. - И, кажется, я тебе еще не говорил? Спасибо, что спасла меня.

Ева смотрела на их переплетенные руки, чувствуя дискомфорт от столь открытого проявления чувств. Илья вел себя с ней как парень, что ухаживает за девушкой. Это не было ее воображение. Раньше он никогда не касался ее подобным образом. Теперь Илья делал так постоянно.

Почему?

Ответ вертелся на языке уже долгое время, но Ева закрывала на него глаза. Она боялась. Боялась все разрушить.

'Я вовсе не смелая', - горько подумала она и открыто улыбнулась брату:

- Ну... всегда пожалуйста, наверно.

37 глава

- Я не дам тебе победить, - жарко прошептала Мириам, лаская лицо Измаила с настойчивостью отчаявшегося. - Ишмаэль, любовь моя, остановись. Что бы ты ни планировал сделать с Источником, она не станет Агарь. Ни одна из них не стала. К чему этот глупый вызов?

- Ты разозлила меня, - вопреки словам, радушно улыбнулся ей князь.

- Чем же?

- Дважды ты пыталась забрать жизнь Евы - руками человека и руками моего собственного вампира.

- Но она жива. И теперь, когда она оказалась Источником, ей больше не стоит беспокоиться угрозы с моей стороны. Даже наоборот, я окажу ей услугу, - промурлыкала Мириам. - Отправлю ее к нашей царице.

Лицо Измаила осталось гладким и приятным, но в глазах - в глазах его проступила тьма. Тьма эта была подобна тени лоснящегося, стремительного зверя, скользящего в снегах радужки легко и свободно, без намека на угрозу, обманчиво.

Мириам радовалась этой тьме, этому зверю. Радовалась, потому что в отличие от лукавой улыбки или приторно-сладкого голоса, оно было настоящим. Этот зверь был Измаилом, его неотъемлемой сущностью, спрятанной за пуховым безумием на долгие, долгие годы. Мириам жаждала увидеть его снова и теперь приветствовала его возвращение.

- Так будет лучше, не правда ли? - продолжала она. - Твоя маленькая Ева будет в надежных руках Светланы, подальше от тебя и твоих игр. Думаю, царица найдет ей достойное применение.

Рев зверя, нет, пока что лишь его отдаленное эхо, заклокотал в горле Измаила. Пробудившемуся, ему было тесно в человеческом теле, под этой улыбкой сумасшедшего. Настоящий Измаил взглянул серыми глазами снега и пепла, разомкнул губы, искривив их в оскале, но слова - слова снова были не его:

- Глупая, глупая птичка. Ты пыталась петь пауку, позабыв, что родилась бабочкой. Не ветви вокруг - одна лишь паутина.