Они поднялись на высокое крыльцо:
– О… не увидеть вас, Фаддей Фаддеевич, в этом доме я просто не мог! – академик приветствовал мореплавателя.
– Да и ваше присутствие здесь, Григорий Иванович, не менее предсказуемо, – озорно блеснув глазами, ответствовал контр-адмирал.
Лангсдорф пристально присмотрелся к Матвею:
– Если не ошибаюсь, Андрей Петрович, это тот самый молодой человек, который еще на рейде Рио-де-Жанейро показывал мне чучело чайки, изготовленное своими руками?
– Вы совершенно правы, Григорий Иванович, – улыбнулся Андрей Петрович, искренне радуясь, что тот узнал его бывшего вестового. – Разрешите представить: губернский секретарь Сухов, Матвей Степанович, старший консультант мастерской по изготовлению чучел животных при Петербургской академии наук.
– Вон оно, как повернулось… – несколько удивленно и в то же время задумчиво произнес академик. – Выходит, мой прогноз относительно того, что в Антарктической экспедиции вопрос с изготовлением чучел животных приполярной фауны будет решен, оправдался?
– Так точно, ваше превосходительство! – ответил Матвей и, чуть смутившись, произнес: – Надеюсь, что на сей раз я не ошибся в вашем титуловании?
– На сей раз нет, Матвей Степанович, – улыбнулся Григорий Иванович. – А ведь десять лет тому назад я действительно слышал только от вас обращение ко мне «ваше превосходительство».
– Стало быть, не только вы, ваше превосходительство, можете делать правильные прогнозы? – хитровато улыбнулся Матвей.
Академик внимательно посмотрел на него:
– Далеко, похоже, пойдете, ваше благородие, – усмехнулся он.
– А почему бы и нет, Григорий Иванович? – вмешался в их разговор Андрей Петрович. – Матвей готовится через год-полтора сдавать экстерном экзамен за полный курс Петербургского университета, – пояснил он.
– Вот как?! А вы уверены, что вам удастся это сделать, месье? – тут же спросил Лангсдорф по-французски:
– Во всяком случае, буду стараться, – ответил Матвей тоже на французском языке.
– Стараться – вовсе не значит получить положительный результат, – возразил Григорий Иванович уже по-английски.
– Вы совершенно правы, сэр, но надежда, как известно, умирает последней, – довольно четко на английском языке ответил Матвей.
Лангсдорф остался явно довольным его ответами.
– Изрядно, Андрей Петрович! Во всяком случае, прошу вас сообщить мне дату экзамена Матвея Степановича в университете.
– Обязательно, Григорий Иванович! – возликовал тот. – Ведь поддержка действительного члена Петербургской академии наук бесценна!
– Просто я уверен, что почетный член Петербургской академии наук, к тому же профессор Петербургского университета не может, просто не имеет права не подготовить достойную себе смену, – улыбнулся академик.
У Матвея на глазах навернулись слезы. «Какие же все-таки друзья у моего покровителя!» – благодарно подумал он.
Очередной стук в калитку заставил всех заинтересованно повернуться в ее сторону. Флотский офицер в чине капитана 1-го ранга направился к крыльцу.
– Никак Фердинанд Петрович пожаловал! – оповестил присутствующих Андрей Петрович и, спустившись с крыльца, крепко пожал руку вновь прибывшему. – Барон Врангель. Фердинанд Петрович. Бывший капитан военного транспорта «Кроткий», – представил он его своим друзьям. – За вами, однако, не угнаться, Фердинанд Петрович! Всего два года тому назад по возвращении из кругосветного плавания вам был высочайше пожалован чин капитана 2-го ранга, и вот на тебе – уже капитан 1-го ранга!
Все, представляясь, пожимали новому для них человеку руку и с интересом присматривались к нему.
– Да просто повезло, Андрей Петрович, – смущенно пояснил тот. – Меня буквально только что назначили главным правителем Русской Америки. А по сложившейся традиции на эту должность назначают флотских офицеров только в чине капитана 1-го ранга. Вот меня досрочно и повысили в чине.
Друзья многозначительно переглянулись.
– А по окончании вашей службы в Российско-Американской компании вас непременно, опять же по сложившейся традиции, произведут в контр-адмиралы. Вот такая получается незадача, господа! – весело рассмеялся Андрей Петрович, с удовольствием поддержанный окружающими.
Врангель только развел руками.
* * *
В зале гостей встречала Ксения.
– Ксения Александровна, – представил ее Андрей Петрович. – Моя супруга и хозяйка этого дома. Прошу любить и жаловать.
– Я бы с превеликим удовольствием последовал вашей рекомендации, Андрей Петрович, – произнес Лангсдорф, галантно целуя ее руку. – Вы блестяще подтвердили характеристику, данную вам покойным государем, назвавшим вас опытным разведчиком, коль смогли найти такое сокровище. Однако гоню прочь от себя подобную шальную мысль, помня о том, как вы пытались вызвать на дуэль самого Ивана Федоровича Крузенштерна на острове Нукагива в Тихом океане.
Ксения ахнула, с испугом глянув на супруга.
– На какую это еще дуэль?! – вскинулся Беллинсгаузен. – Почему я об этом ничего не знаю? – Он гневно посмотрел на Андрея Петровича. – Тоже мне друг называется!
– Успокойтесь, Фаддей Фаддеевич, прошу вас! Андрей Петрович ни в чем не виноват перед вами. Дело в том, что камергер Резанов попросил присутствовавших при этом конфликте сохранить все в тайне.
– И кто же были эти самые «присутствовавшие»? – уже спокойнее, но все же с вызовом спросил тот.
– Я и Юрий Федорович Лисянский, капитан «Невы», – пояснил Лангсдорф.
Было видно, как Фаддей Фаддеевич постепенно отходил от обиды.
– И в чем же была причина конфликта? – уже с заинтересованностью спросил он.
– Крузенштерн позволил себе, мягко говоря, нетактично отозваться об офицерах гвардии.
– Ай да Андрей Петрович! – контр-адмирал с гордостью посмотрел на друга. – Да я бы непременно сделал то же самое! – и порывисто обнял его.
Когда все расселись за столом, любовно, со знанием дела, накрытым под руководством Ксении, Фаддей Фаддеевич удовлетворенно отметил:
– Мадера… Она, как мне помнится, никогда не подводила, – и взял одну из бутылок в руки. – Да к тому же еще и розлитая на Канарских островах, – отметил он, ознакомившись с этикеткой.
– Меня Андрей Петрович тоже успел приучить к ней за время нашего плавания на «Кротком», – невинно «пожаловался» Врангель.
– Да вам просто несказанно повезло, Фердинанд Петрович! – авторитетно заявил Беллинсгаузен. – Сколько раз она выручала нас после жестоких штормов, когда порой казалось, что они никогда не кончатся. И после того, как удавалось в самый последний момент проскочить между огромными айсбергами, готовыми раздавить шлюп, как грецкий орех. А что еще могло так успокоить после того, когда своими глазами ночью видишь белые буруны, разбивающиеся у самого борта о рифы, не указанные на карте? – он тяжко вздохнул. – Нет, господа, мадера в этих случаях просто незаменима! Это слова мореплавателя.
– Вам бы, Фаддей Фаддеевич, да оду писать во славу мадеры! – воскликнул Лангсдорф, потрясенный страстностью речи контр-адмирала.
– А вы-то сами, Григорий Иванович, как относитесь к этому напитку? – с хитроватой улыбкой якобы ничего не знающего человека поинтересовался Беллинсгаузен. – И хотя между мореплавателями и учеными много общего, – он покосился на Андрея Петровича, – но ведь есть же и существенные различия.
– Вы меня, право, удивляете, Фаддей Фаддеевич! – наигранно развел Лангсдорф руками. – Мы что, разве не вместе с Андреем Петровичем и вами плыли на «Надежде», да еще с заходом на Канарские острова?
– Сдаюсь, Григорий Иванович! – контр-адмирал шутливо поднял руки вверх. – Осталось только выяснить отношение к мадере Матвея Степановича, – и Фаддей Фаддеевич повернулся к нему лицом.
– Да сколько раз я накрывал стол в адмиральской каюте для вас с Андреем Петровичем и по «малой программе», и по «большой», когда вы встречались с лейтенантом Лазаревым, капитаном «Мирного»! – удивился Матвей. – И как же я, спрашивается, должен в этом случае относиться к мадере?!