Тем временем на берегу собралась большая толпа островитян. По-видимому, среди них были и моряки, захваченные с ялика. Что делать? Бессильный чем-либо помочь им, Врангель, сжимая кулаки, гневно воскликнул:

– Получайте «подарок» от русских моряков, сволочи! – и отдал команды: – Поставить судно на шпринг![26] Открыть левым бортом огонь на поражение!

Залп картечью из всех восьми орудий левого борта, эхом прогремевший по отдаленным горам, заставил туземцев разбежаться. На берегу остались тела убитых и раненых.

Вдруг с земли поднялся один матрос. Шатаясь, он подбежал к берегу и, тяжело плюхнувшись в воду, поплыл к кораблю. Тотчас навстречу ему помчалась шестерка[27], срочно спущенная на воду. Весла гнулись от усилий гребцов, всей мощью налегающих на них, у форштевня[28] бился пенистый бурун. Быстрее, быстрее! Товарищ попал в беду!

Обессилевшего, еле живого матроса Лысухина вытащили из воды. Из глубоких ран на его теле сочилась кровь, из спины торчал кусок сломанного копья. Над ним сразу же стал хлопотать доктор Кибер.

Придя в себя, Лысухин рассказал, что мичман Дейбнер и матросы Некрасов и Тимофеев были убиты на его глазах, их тела туземцы унесли в лес. Однако мичману Дейбнеру в последний момент удалось крикнуть матросам: «Ребята, спасайтесь! Пусть убьют меня». По этой команде успели прыгнуть в воду матрос Зонов и англичанин Ридон. Все произошло так быстро, что никто из русских так и не успел выстрелить.

– Левым бортом – пали! – раздалась команда лейтенанта Лаврова, и корабль вздрогнул от очередного залпа корабельных орудий.

Моряки «Кроткого» мстили врагам за гибель своих товарищей.

Хотя и устрашенные картечью, островитяне, по-видимому, затевали недоброе дело. Рассыпавшись по окрестным холмам вокруг бухты, они продолжали непрерывно стрелять из укрытий.

– Не пора ли нам убираться, Андрей Петрович? – спросил Врангель. – Это западня!

– Самое время, Фердинанд Петрович. Отбить тела убитых на берегу, чтобы похоронить их по морскому обычаю, мы, к сожалению, не сможем. А вот дождаться появления в заливе с целью захвата «Кроткого» еще туземцев из соседних селений– вполне реальная перспектива.

Капитан утвердительно кивнул головой.

– Вот только как выйти в залив через узкий проход, усеянный рифами, когда нет ни малейшего дуновения ветра, полный штиль? – Шувалов не видел способа.

– Это не беда, Андрей Петрович, – ответил Врангель, сохраняя полное самообладание. – Штурмана – на мостик!

Штурмана Козьмина он послал на баркасе с полным числом гребцов и стрелков в залив для завоза верпа[29].

– Только постарайтесь, Прокопий Тарасович, – напутствовал его капитан, – завести верп как можно подальше от судна.

– Не беспокойтесь, Фердинанд Петрович. Все сделаю в самом лучшем виде, – заверил штурман, невозмутимый ни при каких обстоятельствах.

Увидев отошедший баркас, островитяне сосредоточили огонь уже на нем. Врангель приказал лейтенанту Лаврову усилить огонь корабельной артиллерии. К счастью, туземцы не причинили морякам вреда – пули все время плюхались в воду, ложась у самого борта.

Успешно выполнив задание, Козьмин вернулся на судно, где его благодарно обнял Фердинанд Петрович.

– Снять судно с шпринга! Ридон – к штурвалу! – раздались приказы капитана.

Шпилем[30] легко оттянулись, и вскоре корабль, минуя опасности, вышел почти на середину залива, туда, где на дне лежал завезенный штурманом верп. Отсюда хорошо были видны оба мыска у выхода из залива, под прикрытием которых собрались толпы островитян. С обоих бортов «Кроткого» по ним дали залп, и туземцы в панике разбежались. Громовое «ура!» огласило палубу корабля.

Тем временем подул легкий попутный ветерок.

– Нельзя терять дорогого времени! – возбужденно проговорил капитан, обрадованный неожиданной удачей. – Черт с ним, с этим верпом. Пусть останется на память гнусным туземцам, – и приказал боцману рубить канат.

Молодцы из боцманской команды положили трос верпа на колоду, постоянно находящуюся для этих целей на баке[31], и несколькими ударами топора перерубили его. Корабль, став под паруса, стал удаляться в море.

Смеркалось. Вдоль берега острова зажглись костры, послышались крики туземцев.

– К чему бы такая иллюминация? – недоуменно спросил Врангель.

– Это, видимо, условный сигнал для жителей соседних бухт, уже, несомненно, предупрежденных о совместном нападении на русский корабль, – предположил Андрей Петрович.

– Поздно спохватились, черти заморские! – рассмеялся довольный капитан. – У меня нет ни малейшего желания заходить ни в соседние, ни в какие-либо другие бухты этого острова. – Слава богу, мы хоть успели запастись свежей водой и дровами…

– Теперь ваше имя, Фердинанд Петрович, безусловно, войдет в историю русского флота.

– Это за какие же такие заслуги, извольте спросить? – искренне удивился Врангель.

– Ведь вы же первый капитан русского корабля, открывшего артиллерийский огонь по туземцам!

Лицо барона помрачнело.

– Не переживайте так, Фердинанд Петрович! – убежденно продолжил ученый. – Вы действовали в соответствии со сложившимися обстоятельствами и к тому же совершенно правильно. Лично я преклоняюсь перед вашим мужеством и решительностью, с которой вы защищали от нападения корабль и его команду. Точно так же, уверяю вас, воспримут ваши действия и все офицеры русского флота.

– Вы так думаете, Андрей Петрович? – с надеждой спросил тот.

– Безусловно, Фердинанд Петрович! Прав все-таки был лейтенант Торсон со шлюпа «Восток», когда предвидел такую возможность.

– Константин Петрович? – вмешался в разговор лейтенант Матюшкин, исполнявший обязанности вахтенного офицера.

– Совершенно верно, Федор Федорович. Вы, как я вижу, знакомы с ним?

Лицо лейтенанта расцвело в улыбке:

– А как же, Андрей Петрович, и очень даже близко. Только теперь он щеголяет в мундире капитан-лейтенанта.

– Естественно. Ведь после успешного окончания экспедиции Беллинсгаузена, открывшей Антарктиду, все офицеры, принимавшие участие в ней, высочайшим повелением были повышены в чине независимо от выслуги лет, – Шувалов ненадолго задумался. – У меня есть предложение, господа. Разрешите пригласить вас к себе в каюту на, так сказать, товарищеский ужин. Надо снять напряжение после трагических событий этого сумбурного дня. Да и нам, как оказалось, есть о чем поговорить.

– Мы с Федором Федоровичем с благодарностью примем ваше приглашение, уважаемый Андрей Петрович, – сразу за двоих ответил Врангель. – Но несколько попозже. Нужно вначале похоронить по морскому обычаю матроса, убитого туземцами на баркасе, да успеть смениться нашему лейтенанту с вахты, – улыбнулся барон.

– Благодарю вас, господа, за принятие моего предложения, – галантно произнес Андрей Петрович. – А посему поспешаю в каюту дать соответствующие указания вестовому, – он стал спускаться по трапу с мостика.

– Приспустить флаг! – раздалась команда за его спиной.

Андрей Петрович вздрогнул, уяснив ее трагический смысл – команда «Кроткого» прощалась со своими погибшими товарищами. «Служба есть служба, – горестно вздохнул он. – Такова уж капитанская доля – в дальнем плавании капитан не только царь и Бог для команды своего корабля, но и батюшка, провожающий подопечных в последний путь, – и он тут же усмехнулся: – Но попробуй предложить ему отказаться от этой участи!»

Тимофей расстарался. Андрей Петрович отдал должное его расторопности. Вместе с вестовым Врангеля, они принесли кресло из капитанской каюты и из каюты лейтенанта Матюшкина, «напрягли» коков на камбузе и вестовых кают-компании. Так что стол был сервирован превосходно. Одним словом, по «большой программе».