В мемуарах маршала Рокоссовского «Солдатский долг» на стр. 311 так представлен ввод в прорыв 5-й ГТА:
«... За три дня непрерывных боев войска 2-го Белорусского фронта прорвали оборону противника на всем протяжении от Ломжи до устья реки Нарев, исключая участок 50-й армии, где враг продолжал отбиваться. Как и планировалось, с утра 17 января в образовавшийся прорыв была введена из второго эшелона фронта 5-я гвардейская танковая армия в полосе действий 48-й... При поддержке специально выделенных соединений бомбардировочной и истребительной авиации танки устремились вперед на Мариенбург. Одновременно в направлении на Алленштайн (Ольштын) вошел в прорыв 3-й гвардейский кавалерийский корпус, которым командовал боевой, энергичный генерал Н.С. Осликовский.
Вслед за танковой армией продолжали наступать 48-я и 2-я Ударная армии, намереваясь с ходу форсировать Вислу и не дать закрепиться на ней отступающему противнику. События развивались в соответствии с директивой Ставки».
Это высказывание К.К. Рокоссовского потребуется иметь в виду при дальнейшем разговоре, а сейчас я возвращаюсь к видению этого события с позиции моего «наблюдательного пункта», то есть непосредственно с башни танка.
Днем стали видны кругом убитые и немцы, и наши, кто-то впереди нас ведет бой, который мы не видим. Значит нас вот — вот будут вводить в прорыв. Где-то под Млавой мы входим в соприкосновение с противником. Подошли к каким-то редким домам, остановились. Я с башни вижу, как немецкие бронебойные снаряды (болванки, как у нас все их называют, потому, что они без взрывателей) от земли рикошетом уходят вверх с небольшой скоростью, и их хорошо видно. Значит, где-то слева стреляют по танкам, которых нам не видно. После каждого промаха болванки долетают до нас и на излете рикошетируют от мерзлой земли. Вечером того же дня мне рассказали про трагикомический случай, имевший место здесь днем. Заряжающий по фамилии Пугач, я его хорошо знал, вылез из остановившегося танка и присел по надобности. В этот момент в него и угодила рикошетом болванка аккурат по мягкому месту. Его отправили при первой же возможности на пункт сбора раненых, в батальон он уже не возвратился. Ранение, надо полагать, оказалось нешуточным.
Движемся снова вперед. Перед тем, как вступить на землю Восточной Пруссии, был кратковременный митинг. Вся 183 танковая бригада в строю поэкипажно перед танками, выступающие призывают к решительным действиям на земле врага, помнить, что он натворил на нашей земле, отомстить за все.
Границу Восточной Пруссии перешли незаметно. Первый большой немецкий город на нашем пути Найденбург, совершенно безлюдный, все брошено. На окраине бродит скот, нет ни одного жителя, пустые раскрытые дома. На чердаках, наверное, в каждом доме большая коптильня в виде расширенной части кирпичной трубы с дверцей. В коптильне висят закопченные окорока. Запаслись ими, настреляли мешок поросят, повесили на пушку. Большого хряка автоматчики затащили на танк и завернули в брезент. С такими трофеями воевать можно. Про свою кухню забыли. В центре города много магазинов, автоматчики притащили тюки белого полотна, намереваясь сшить из него для себя маскировочные халаты. Мы же обмотали им ствол пушки. Тут в центре Найденбурга увидели, наконец, одного жителя-старика с подбитым глазом. Бродит, как тень. Кто-то пробует заговорить с ним по немецки, не отвечает... Мы снова вперед.
После войны в мемуарах Рокоссовского на стр.313 прочитал удивившую меня такую информацию:
«Двадцатого января 1945 года, когда наши войска уже подходили к Висле и готовились форсировать ее с ходу, Ставка приказала 3, 48, 2-ю ударную и 5-ю гвардейскую танковую армии повернуть на север и северо-восток для действий против вражеской восточнопрусской группировки.
Приказ этот был для нас совершенно неожиданным. Он в корне менял наши планы, основывавшиеся на директиве Ставки от 28 ноября 1944 года. А в этой директиве 2-му Белорусскому фронту ставилась задача:
«Перейти в наступление и разгромить млавскую группировку противника, не позднее 10-11 дня наступления овладеть рубежом Мышинец, Вилленберг, Найденбург, Дзялдово, Бежунь, Бельск, Плоцк и в дальнейшем наступать на Нове-Място, Мариенбург.
Главный удар нанести с рожанского плацдарма силами четырех общевойсковых армий, одной танковой армии, одного танкового и одного механизированного корпусов в общем направлении на Пшасныш, Млава, Лидабарк. Обеспечение главных сил с севера осуществить наступлением одной общевойсковой армии на Мышинец.
Второй удар силами двух общевойсковых армий и одного танкового корпуса нанести с сероцкого плацдарма в общем направлении на На- сельск, Бельск. Для содействия 1-му Белорусскому фронту в разгроме варшавской группировки противника 2-му Белорусскому фронту частью сил нанести удар в обход Модлина с запада».
Вся директива, как и личные указания Верховного Главнокомандующего, была направлена на тесное взаимодействие 2-го Белорусского фронта с 1-м Белорусским.
Этот документ неопровержимо свидетельствует, что 2-му Белорусскому фронту отводилась важная роль в операции, которая вошла в историю под названием Висло-Одерской. Между тем почти во всех трудах о Великой Отечественной войне почему-то замалчивается участие нашего фронта в Висло-Одерской операции, дело выдается так, будто фронт с самого начала наступления с 14 января 1945 года, был нацелен на разгром восточно-прусской группировки противника.
То, что 20 января наши главные силы были повернуты на север, доказывает гибкость и оперативность руководства Ставки. Убедившись в отставании войск 3-го Белорусского фронта, она немедленно вносит поправки в ранее принятый план».
Это очень важное высказывание маршала Рокоссовского, на которое следует, я считаю, еще раз обратить внимание читателей, среди которых, надеюсь, найдутся и молодые люди, неравнодушные к истории Великой Отечественной войны. Оно поможет добросовестным историкам разобраться в сущности Восточно-Прусской операции наших войск, осуществленной в начале 1945 года. Не менее важным для понимания военных событий в Восточной Пруссии я считаю и следующие строки из воспоминаний Рокоссовского, имеющиеся у него на стр. 314 — 315.
«Правда такой оборот событий можно было и следовало предусмотреть раньше... Начиная со Сталинграда наша Ставка и Генеральный штаб с высоким мастерством планировали и осуществляли крупнейшие стратегические операции с участием нескольких фронтов. Но я не могу сказать этого о Восточно-Прусской операции. По-моему, в ее организации было немало просчетов.
Ошибочно, на мой взгляд, выбрали направление главного удара Черняховского. Генеральный штаб не мог не знать о том, что наиболее сильные укрепления в Пруссии расположены в восточной и юго-восточной ее частях. Пробить вражескую оборону здесь было трудно. Сама конфигурация фронта подсказывала нанесение главного удара с юга на север. Наступление лучше было начать с ломжинского рубежа в направлении на залив Фриш-Гаф... но этого сделано не было. Более того, в директиве Ставки ни слова не упоминалось о привлечении войск 2-го Белорусского фронта для участия совместно с 3-м Белорусским в разгроме восточнопрусской группировки противника. Теперь же основной нашей задачей становилось именно окружение восточнопрусской группировки ударом главных сил фронта на север и северо-восток с выходом к заливу Фриш-Гаф.
Вместе с тем от прежней задачи — взаимодействия с 1-м Белорусским фронтом на фланге — мы не освобождались и вынуждены были продолжать наступление на запад, хотя на это направление у нас оставалось всего две армии... Продвижение здесь, конечно, замедлилось, мы все больше отставали от войск Жукова, и ему пришлось самому выделять силы для прикрытия с севера своего обнаженного фланга. Командующий 1 -м Белорусским фронтом упрекал меня, что я плохо ему помогаю. Впрочем, не сомневаюсь, он в то время сам понимал необоснованность своей претензии...
Совершив поворот на север и северо-восток, мы довольно быстро продвигались к морю. Чтобы задержать войска 2-го Белорусского фронта, враг стал стягивать на это направление силы с южного участка своей обороны, проходившей по Августовскому каналу, оставляя там лишь слабое прикрытие. Командование 50-й армии не заметило вовремя этого маневра и продолжало докладывать в штаб фронта, что неприятель держится крепко. Только через два дня разведка боем показала, что перед армией — пустое место. Последние мелкие группы гитлеровцев поспешно уходили на север. Такое упущение нельзя было простить командарму. В командование 50-й армией вступил начальник штаба генерал Ф.П. Озеров. Упоминаю об этом моменте потому, что в ряде трудов он описан неправильно... А 50-й армии пришлось форсированным маршем догонять оторвавшегося противника».
