— Нет, — улыбнулась Жанна, — но вроде бы и знала. Иван Федорович так ярко вас обрисовал: маленькая, хрупкая, совсем фарфоровая статуэтка…
— Ну, ну! — Галя замахала руками. — И вы уже начинаете надо мною смеяться! — Она шутливо пожаловалась: — Все тут надо мною подтрунивают и дразнят… что я такая маленькая…
— Кто смеет дразнить? — тоже с шутливой строгостью нахмурила брови Жанна.
— Он! — Галя бросила взгляд на Жака. — Он все досаждает мне разными глупостями…
Жанна Лябурб протянула руку Жаку.
— А вы, конечно, Жак! В Москве меня предупредили, что вы будете дожидаться меня уже здесь. — Жанна внимательно вглядывалась в лицо Жака. — Но вы совсем не похожи на тот портрет, который нарисовали мне в Москве, да и описание Ивана Федоровича тоже не подходит. Мне никто не сказал, что вы такой бородач!..
Галя прыснула.
— Здесь, под землей, без солнца, никакая растительность не может существовать, а вот борода у Жака…
Жак перебил ее:
— Просто я не носил раньше бороды, только здесь начал отпускать, и Иван Федорович об этом не знает, так как не приходит сюда к нам…
— А вот и пришел! — послышалось из штрека, и в освещенной галерее показался Ласточкин.
Он весело поглядывал на всех, довольный эффектом, произведенным его неожиданным появлением. Но сразу же строго сказал:
— Товарищи! Сколько раз я уже просил — даже заглазно, даже между собой называть меня только «Николай»!
Все неловко примолкли. Чтобы прервать замешательство, Галя спросила у Жанны:
— Вы к нам одна?
— Нет, — отвечала Жанна, — нас двое.
И как бы в подтверждение ее слов, из штрека, отряхиваясь от подземной пыли и тяжело переводя дыхание, появилась еще одна фигура. Этому человеку действительно трудно было пробираться по штрекам, согнувшись в три погибели, так как он был настоящим великаном: высокий, плотный, атлетического сложения.
— Знакомьтесь, — отрекомендовал Ласточкин, — Славко. Приехал вместе с Жанной из Москвы. Серб, но владеет французским языком, как истый парижанин.
Серб Славко, дружелюбно улыбаясь, так пожал руку Гале, что девушка невольно вскрикнула.
В это время вслед за сербом Славком в галерею редакции вошли еще четверо.
— О! — удивилась Галя. — А вы говорили, что только двое!
— Двое — из Москвы, — объяснил Ласточкин, — а эти казаки — наши, местные, из Одессы-мамы. Знакомьтесь: пополнение Иностранной коллегии, вместе теперь будете работать.
Галя обрадовалась:
— Ну, теперь нам будет легче! А то нас так мало, работы много, и мы не поспеваем!
Ласточкин ухмыльнулся и хитро поглядел на Галю.
— Легче? Боюсь, девочка, что тебе будет как раз труднее. Потому что работы подвалит, а поспевать все равно надо.
— А что? — поинтересовалась Галя.
— Подожди минуточку! — сказал Ласточкин. — Сейчас я все объясню, мы сейчас проведем заседание Иностранной коллегии в ее пополненном составе. Познакомились уже, товарищи?
Партийные клички прибывших были: Алексей, Абрам, Витек и Максим. Все они были одесситы, подпольщики еще с дореволюционных времен. Спасаясь от царской охранки, они в разное время эмигрировали во Францию и вернулись только в семнадцатом году. Алексей пробыл в эмиграции десять лет, Абрам — пять, Максим — четыре, а Витек — молоденький студент — всего пять или шесть месяцев. Но французским языком владели все в совершенстве, и областком сейчас направил их в распоряжение Иностранной коллегии.
— Ну, раз перезнакомились, так давайте за дело! — сказал Ласточкин. Он остановился перед Жаком и удивленно разглядывал его бороду. — Откуда у тебя борода? На что тебе борода? Ах, для конспирации! — Он покачал головой. — Боюсь, что именно из соображений конспирации тебе эту мужскую красу придется ликвидировать. Садитесь, товарищи. Однако здесь у вас тесновато.
В пещере действительно стало тесно. Двух каменных стульев и одного каменного дивана на всех не хватило, и кое-кому пришлось примоститься под стенкой на корточках. Жанна села на стол.
— Так вот, товарищи! — начал Ласточкин, когда все кое-как устроились. — Некоторым из вас еще сегодня придется выйти на работу. — Он мельком взглянул на часы. — А место работы-таки далеконько: в городе. Поэтому я позволю себе быть кратким.
Ласточкин замолчал и с удовлетворением оглядел присутствующих.
— Семь! Это уже не так мало, товарищи! Правда?
— Восемь, — поправила Галя, пересчитав присутствующих, исключая Ласточкина.
— Семь! — повторил Ласточкин и строго посмотрел на Галю. — А ты, девочка, если не знаешь, в чем дело, вперед батьки в пекло не лезь!
Галя сконфузилась и притихла.
Ласточкин заговорил:
— Так вот, товарищи! Начинаем новый этап работы Иностранной коллегии. — Он выдержал торжественную паузу. — Я собрал всех вас вместе и здесь — как бы вопреки требованиям конспирации. Но это только «как бы», на деле же именно условия конспирации требуют, чтобы мы сошлись все вместе и именно здесь… — Он опять помолчал и закончил: — Новый этап работы Иностранной коллегии будет трудным и… рискованным. Не исключен провал одного или двоих, а может быть, и нескольких, и нужно, чтобы каждый работник Иностранной коллегии знал, где помещается штаб, и в случае печальной необходимости мог связаться со штабом самостоятельно. Новые условия деятельности каждого работника коллегии будут теперь таковы, что придется при выполнении задания встречаться, и каждый должен знать в лицо всех остальных, чтобы различать, где чужой, а где свой.
Все молчали, внимательно слушая. Ласточкин обвел сидевших быстрым взглядом.
— До сих пор наша деятельность ограничивалась только печатанием и распространением литературы. Но этого совершенно недостаточно, товарищи. Войск интервенты нагнали до черта, и наше первое — печатное — слово уже пошло в гущу солдат оккупационной армии. Теперь нужно второе — непосредственное общение. Мы переходим к агитации живым словом, товарищи!
Среди присутствующих пробежал шелест. Галя прошептала:
— Вот здорово! Давно уже ждем. До чего я рада!
— А ты не очень радуйся, — взглянул на нее Ласточкин, — так как именно тебе придется остаться здесь, под землей, с твоим издательством Сойкина и Сытина.
Он улыбнулся.
— Почему? — крикнула Галя. — Почему я должна остаться здесь? — Она вспыхнула от обиды. — Опять потому, что я женщина? А Жанна?
— Жанна пойдет первая, — улыбнулся Ласточкин и тепло поглядел на Жанну Лябурб. — Именно потому, что женщина! Женское слово, знаешь, легче доходит до мужской души.
— Так в чем же дело? — совсем возмутилась Галя. — Опять потому, что мала ростом?
— Нет, — спокойно ответил Ласточкин. — На этот раз рост тебе не помешал бы. Но потому, девочка, что ты хотя и имела в гимназии пятерку по французскому, но в настоящей, живой Франции никогда не жила. А придется выдавать себя за настоящих французов. Словом, я попросил бы тебя успокоиться и не отнимать время своими возражениями. Я не узнаю тебя, Галя! — вдруг укоризненно сказал Ласточкин. — Ты всегда была такой дисциплинированной коммунисткой…
Галя потупилась.
— Простите, товарищ Николай. Я слушаю вас, — тихо сказала она.
Ласточкин разъяснил суть новой задачи, поставленной перед членами Иностранной коллегии. Товарищи должны были выйти в город и любыми способами завязать личные знакомства с французскими солдатами и моряками. Первейшим заданием была, конечно, агитация. Но вслед за агитацией ставилась и организационная задача. Французскую оккупационную армию надо было не только разложить; среди солдат оккупационной армии — французских рабочих и крестьян — необходимо было пробудить революционные настроения и эти революционные настроения организовать: создать в армии интервентов ячейки из революционно настроенных солдат и матросов…
Украинские красные части уже взяли Чернигов и наступают на Киев. Наша задача — возглавить восстание рабочих и крестьян в тылу белогвардейцев и оккупантов. Но почему бы нам не воспользоваться революционными настроениями солдат интервенции, не принять их помощь?