Однако, пожалуй, больше всего участников совещания волновал вопрос — посмеет ли Германия напасть на Советский Союз и когда этого следует ожидать?

— Как развернутся события, трудно угадать, — рассуждали мы. — Но видно, что фашисты торопятся. Всячески стараются прощупать наши силы.

Все с нетерпением ждали приема у Сталина. О возможности такого приема говорили с первого дня совещания. «В Кремле–то уж, наверное, знают, как обстоит дело. Непременно скажут, к чему нужно готовиться в ближайшие месяцы», — думали мы.

31 декабря, закрывая совещание, маршал С. К. Тимошенко объявил, что вечером мы будем приняты в Кремле.

Точно в установленное время все собрались в одном из кремлевских залов заседаний. Ждать пришлось всего несколько минут. Сталин поздравил нас с наступающим Новым годом и успешным окончанием совещания. Затем с небольшой, составленной из общих фраз речью выступил К. Е. Ворошилов.

Того, чего мы ожидали, не случилось. Ни Сталин, ни Ворошилов ни слова не сказали о реальной возможности развязывания в ближайшее время фашистской Германией войны против Советского Союза.

«Видно, пока не время говорить об этом», — думали мы, направляясь после приема в Центральный Дом Красной Армии на новогодний праздник.

В Новосибирск я вернулся с какой–то неосознанной тревогой на душе. Рассказал руководящему составу штаба об основных задачах, которые были поставлены перед войсками на Всеармейском совещании. При этом особый упор сделал на необходимости решительно бороться с условностями и послаблениями в обучении войск. А сам все время думал: «Как избежишь условностей, если в округе очень мало танков? Всем надоело обозначать их флажками. Не до нас пока, видимо. В первую очередь боевая техника идет туда, где она всего нужнее — в приграничные округа».

Острый недостаток ощущался в войсках округа и в артиллерии, особенно зенитной и противотанковой. Мало было самолетов. И все же мы старались прилагать максимум усилий к тому, чтобы готовить войска в соответствии с требованиями времени. В дивизиях почти непрерывно шли полевые занятия и учения. Никогда, пожалуй, прежде не уделялось в округе так много внимания полевой выучке личного состава и штабов, как в тревожные предвоенные месяцы.

В Сибирском военном округе на 22 июня 1941 года были назначены окружные маневры. Я вместе со штабом находился в двухстах километрах восточнее Новосибирска, на опушке густого леса. Три дивизии сосредоточивались в исходных районах. Еще одна готовилась к переброске в район учений на транспортных самолетах. Ее личному составу предстояло высадиться в тылу «синих». Такой массовый воздушный десант в тот период в нашем округе был новшеством.

Отданы последние распоряжения. До начала действий оставалось не более двух часов. Некоторые штабные командиры удобно устроились под развесистыми кронами деревьев, готовые в любую минуту приступить к исполнению своих обязанностей. Тут не ощущалось такой жары, как в поле. Где–то вдали слышалось урчание авиационных моторов. Лес хранил величавый покой.

И вдруг что–то случилось. Примерно часов в семь вечера по местному времени из соседней деревни к нам в лес прибежал обычно неторопливый и степенный комендант штаба Передков. Запыхавшийся, возбужденный, он еще издали выпалил:

— Война!.. Фашисты напали на Советский Союз. Бомбят наши города…

Отдав распоряжение всем частям и штабам немедленно вернуться на зимние квартиры, мы уже через полчаса мчались в Новосибирск. Никогда дорога не казалась такой плохой, как теперь. Любое, даже минутное замедление движения выводило из равновесия. Нужно было как можно быстрее попасть в штаб округа.

В соответствии с полученной директивой, из соединений округа предстояло за несколько дней сформировать готовую к боевым действиям 24‑ю армию. Командовать ею было приказано мне. В течение суток требовалось завершить в основном формирование армейского штаба.

Ночью в штаб округа прибыл секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Андреевич Андреев. Ознакомившись с директивой и нашими мероприятиями по формированию армии, он сказал, что на период мобилизации и перевозки войск остается в Новосибирске.

— Потребуется помощь, обращайтесь ко мне в любое время, — добавил Андрей Андреевич.

Мобилизация проходила успешно. В ее осуществлении деятельное участие принимали секретари обкомов, горкомов и райкомов партии, местные советские работники. Любые затруднения незамедлительно решались на месте. Лишь по некоторым вопросам, связанным с перевозкой войск, пришлось обращаться за помощью к секретарю ЦК.

25 июня получили новую директиву Ставки. В ней предписывалось: 24‑ю армию перебросить на запад и развернуть на рубеже Ржев — Дорогобуж. Погрузку частей армии начать 26 июня. Мне с руководящими командирами штаба немедленно вылететь в Москву, где будут даны дополнительные указания.

Рано утром следующего дня собрались на Новосибирском аэродроме. Проводить нас на фронт приехали работники обкома партии и облисполкома, семьи, друзья. У всех — строгие, серьезные лица. Крепко жали руки, желали успехов.

— Покажите фашистам, как умеют воевать, защищать Родину сибиряки! — сказал на прощание секретарь обкома партии Барков.

Самолет сделал прощальный круг над Новосибирском и взял курс на запад. Через два часа посадка. Встречает командир 53‑го корпуса генерал–майор Дмитрий Михайлович Селезнев. Докладывает: мобилизация идет нормально, первые части уже грузятся в эшелоны.

В конце того же дня самолет приземлился во Внукове. Часов в восемь вечера были в Москве, и я отправился к маршалу С. К. Тимошенко.

Семен Константинович принял меня без задержки. Выслушав краткий доклад, поставил задачу: силами войск 24‑й армии, по мере их прибытия, а также рабочих Военстроя, управления строительства Дворца Советов, молодежи Москвы, общей численностью около 500 тысяч человек, подготовить прочную оборону на рубеже Ржев — Дорогобуж. К организации питания строителей оборонительных укреплений предлагалось привлечь работников столовых и ресторанов Москвы.

— Левее вас, — продолжал маршал, — двадцать восьмая армия под командованием генерал–лейтенанта Качалова. Ее правый фланг упирается в Ельню. О ходе оборонительных работ и прибытии войск ежедневно доносите в Ставку.

На первый взгляд, все четко и ясно. Но, выходя из кабинета Тимошенко, я невольно подумал: «Легко сказать, обеспечить руководство полумиллионной армией рабочих, студентов, учащихся школ, разбросанной по франту на 150 километров». Вопрос об организации питания рабочих волновал меня в тот момент больше всего, поскольку части армии еще не прибыли на место и строительство укреплений надо было начинать силами москвичей.

Уже глубокой ночью работники штаба армии собрались в одном из номеров гостиницы «Москва». Ознакомил их с полученными указаниями. По телефону договорился с оперативным дежурным Генштаба о выделении автомашин для переброски штаба в Вязьму.

Под утро проводил людей, а сам остался еще на сутки в Москве, чтобы в горкоме партии, в Моссовете и других организациях окончательно решить вопрос с питанием и обеспечением строителей необходимым инструментом, машинами, материалами.

Поспать в ту ночь так и не удалось. С рассветом направился в Моссовет. Побывал в Мособлисполкоме. Разговаривал со многими ответственными работниками.

Сначала дело шло вяло. Московские товарищи давали массу советов, зачастую очень полезных, но как практически организовать работу, никто не знал. Лед, что называется, тронулся только после решительного вмешательства Московского городского комитета партии. Секретарь МГК позвонил на какой–то завод и дал задание — срочно изготовить 200 тысяч железных лопат и доставить их в Ржев, Сычевку, Вязьму. Потом связался по телефону с Наркоматом внутренних дел.

— Товарищ, с которым я только что говорил, — пояснил секретарь МГК, — имеет большой опыт в организации питания. Длительное время занимался этим делом на строительстве канала Волга — Москва. Он поможет вам.