У нас старые Филькины детские иконы только в спальне. Новых он почему-то не завел.

Свою Богоматерь-Троеручицу я к себе в убежище отнесла. Оно у меня как моя старая комната в родительской квартире…

Домой к Ирнеевым Ваню Рульникова привезли вовремя, в урочный час, но Филипп припозднился. Поэтому леди Нэнси по плану сразу взялась за игровую учебную ситуацию и обеспечила достойный прием явившемуся к ней с визитом и с букетом тюльпанов юному джентльмену Джону по поводу тезоименитства досточтимой хозяйки дома.

Чаем с куличами она его напоила и троекратно расцеловала. Последнее состоялось не совсем в ситуативном аккорде с плановым заданием урока английского языка и страноведения.

Сэр Филипп Ирнив объявился спустя сорок минут, извинился за опоздание и отправился в свою поварню-кухарню кулинарить, ту китчен. Миссис Нэнси Ирнив и мистер Джон Рульникофф ничего не имели против американских пончиков с ананасами, орехами и единодушно постановили на том, чтобы урок английского стал непринужденной светской беседой о погоде тут и там, за океаном, о людских привычках и обычаях в Старом и Новом Свете, о литературных новинках в жанре научной и боевой фантастики.

Поговорили и о политике, потому как ее не миновать в светском разговоре, коль скоро на свете водятся несостоятельные, невежественные американофобы и поганые пацифисты, не признающие, не уважающие право народа иметь и хранить оружие.

Носитель этого народного права, сэр Айгор Смолич приехал позднее, поздоровался на кухне с мистером Филом. Потом в гостиной состоятельно поддержал разговор на английском и уважительно одобрил членство молодой миссис Нэнси Ирнив в Национальной ружейной ассоциации, объединяющей в США частных владельцев огнестрельного нарезного оружия.

Отведав с пылу с жару посыпанных сахарной пудрой пончиков колечками по-американски, вся компания, как и было запланировано, выехала за город в пейнтбольный клуб играть в войнушку с пятнашками. В бескомпромиссном двухчасовом сражении убедительную победу одержали Настя и Ваня, наголову разгромив, посрамив и запятнав позором деда Гореваныча и Фил Олегыча.

На прощание радостная Настя расцеловала Гореваныча и, помахав у подъезда дома отъезжающим на вороном «лексусе» соратникам, внесла предложение:

— Фил! На орденской даче нашей Анфисе одной скучно. Пал Семеныч на совещание ее с собой не взял. Ника с Рупертом на Канарах.

Айда к Анфиске, нагрянем, сообща постреляем в тире из нормального, не игрушечного оружия. Потом в баньке попаримся.

— Анфиса свет Сергеевна, небось, меня ждет с трепетом душевным?

— Вообще-то да. Если у тебя для нее хорошие новости.

— После поимки свинской фрау Моники твой благоверный супружник в большом авторитете. Хотя с утра мне так или иначе опять в Киев…

В принципе перевод к нам кавалерственной дамы Анфисы согласован. Коль скоро — так сразу.

— Фил, я тебя люблю!

— А я тебя с наступающим праздничком поздравляю. Завтра накормлю и закормлю. Задница у тя вырастет вот такенная… не меньше, чем у Венеры Медицейской, размером с колесо Никиного «порше»…

— Ой не надо!..

В среду пасхальной седмицы около полудня Анфиса Столешникова заехала на «рейнджровере» за Настей Ирнеевой. По пути за город завернули в цветочный магазин, купили рассаду цветов, не требующих частого полива, и отправились на кладбище.

— …Анфиска, ой-ой, ты у нас в джинсах. А вот Ника говорит, будто ты штанов и подштанников отродясь не носила.

— Язык у нее, что твое помело, мелет, мелет невесть что. Без похабства ни полслова, и вся любовь к двум помидорам…

Должна тебе сказать, Булавину не слишком импонирует, если женщина в брюках. Без нижнего белья, пожалуйста, а в штанах не моги, если они не под платьем или юбкой.

Одеваемся мы с тобой, сестренка, чаще всего для-ради мужей. Для них же и раздеваемся.

— В бане?

— Баня — это святое, Настена. В ней ни мужчин, ни женщин, ни пениса, ни вульвы. Чистый легкий пар и дух березовый, дубовый…

— Наверное, ты права. После бани, распарившись, как-то уже не очень и хочется, снизу и сверху трали-вали.

— А я чё тебе говорю? Вот если бы еще в проруби окунуться, в снегу поваляться… Эх, люблю зиму, Рождество, Новый год…

Какая баба замуж зимой выходит, той и летом счастье.

— А осенью?

— Осенью всем плохо. У меня родители в октябре погибли в авиакатастрофе, мужа в ноябре столкнули под электричку по пьяной лавочке. Дочка в сентябре умерла от идиотского гриппа в годовщину нашей свадьбы.

Думала руки на себя наложить, но Бог спас. До того я почти неверующей была, пускай и крещеной. Взмолилась, кабы Бог дал мне мщение несправедливому миру и веку проклятому. Он и услыхал мою молитву праведную.

До конца дней моих буду жестоко мстить миру всему в оскверненном естестве его и в нечестивом творении. От мира я не уйду, пусть он от меня в страхе бежит.

— И воздаяние тебя не пугает?

— Блаженна жена бояйся Господа. Остального мне пугаться отсель невместно в шестом круге орденского посвящения под началом у благословенного Филиппа Ирнеева и велемудрого Патрика Суончера.

Скажу тебе как на духу, Настена. Я таких могучих рыцарей раньше не встречала. Поверь мне, всяких-разных видала. На рупь амбиции, на копейку амуниции…

Павел мне очень дорог. Но он в принципе не воин, а книжник, ученый клерот, ноогностик и модератор.

Зато Патрик и Филипп… Нет слов, Настя. Лики ангельских воителей с них писать и молиться им о даровании победы над земнородными супостатами…

— Я на Филиппа по-настоящему молюсь, Анфиса.

— За то тебе и благо, дама Анастасия, коли ты его жена пред Богом венчанная…

И подарок тебе от меня именинный, сокровенный, сестра моя. Я по византийскому канону маленький такой образок расписала с малой толикой портретного сходства Божьего витязя Филиппа яко архистратига и предводителя воинства духовного…

На кладбище Настя и Анфиса достали из багажника джипа расфасованную цветочную землю, рассаду, инструменты. С помощью предупредительного кладбищенского служителя донесли мешки и пакеты до четырех беломраморных стел. Ему же и заплатили вперед, кабы поливал настурции и бархатцы, рассаженные в керамические чаши у подножия памятников родным и близким Филиппа Ирнеева.

Закончив поминальную работу, Настя Ирнеева и Анфиса Столешникова молча помолились за добрый ответ душам усопших на страшном судилище Господнем. Во имя Отца, Сына и Святого Духа.

Предельно неважно веровали покойные во Христа Спасителя или нет. Господь всемилостив, если царствие Его не от мира сего бренного и тленного.

Да свершится истинно!

К празднованию собственного дня рождения Настя Ирнеева относилась с прохладцей и не испытывала особого пиетета к очередному календарному свершению. Потому как с детства пребывает в твердом убеждении: о ее тезоименитстве и дате рождения должны, дескать, помнить сначала те, кто любит ее, а потом, как получится.

Маленькой она самозабвенно радовалась любым подаркам на день рождения. Повзрослев, стала воспринимать их как обычай, никого ничему не обязывающий. «Отдарились, и Бог с ними… Главное, кабы не забыли».

— …Уж не обессудь, Настена, гостей на твой день рождения под номером девятнадцать я загодя зазывал, предупреждал… Остальные же, кто вспомнит, пущай звонят иже приидут на совет благочестивых. Вкусной и благочестной пищи телесной у нас на всех достанет.

Из тунца здоровенную печенку достану, добавлю для жирной благости печень трески в большой банке и наготовлю слоеных пирожков с начинкой.

Эх, накормлю, и будет номер! — пообещал вчера Филипп и слово свое поваренное сдержал. Настя и Анфиса застали его в поварне во всеоружии с разделочным ножом в расписном желтом фартуке, расшитом красными петухами.

Не обинуясь и не чинясь, обе женщины подключились к мужским провиантским хлопотам и кухмистерским заботам, раздевшись и вымыв руки.

«Мадре миа! Анфиска-то в черных джинсиках в облипочку. Голубенькая блузочка-безрукавка, символический черный бюстгальтер… Наперсный рубиновый крест дамы-инквизитора, вороненая «гюрза» на кожаном ремне. Ритуальным ножичком волосы заколола в узел. Крутая девочка!