— Выходит, что были, — сказал Натаниел Хикс. — А ты-то как узнал?

— На территории только об этом и говорят, — сказал лейтенант Эдселл. — Не бойтесь, военного суда не будет. Не в их интересах, чтобы арестованные офицеры защищались на заседании, которое протоколируется. Дело попытаются замять. Хотя цветным офицерам не надо этого допускать. Каждый вечер в клуб надо являться новой компании и напрашиваться на арест. Беда в том, что они не видят, какая перед ними открывается возможность.

Капитан Уайли, покачиваясь в кресле, посмотрел на него.

— По-моему, я вас не понял, лейтенант, — сказал он. — Какая возможность?

— Поставить вопрос ребром и, может быть, раз и навсегда положить конец этим сегрегационным штучкам. Армии придется отменить сегрегацию, если во всеуслышание будет заявлено, что она ее практикует. Она будет вынуждена признать за неграми те же права, что и за белыми, а тогда не думаю, чтобы потом права эти удалось отобрать, даже на Юге…

— На права белых они не тянут, — мягко сказал капитан Уайли. — Вот почему те же права им не даются и не могут быть даны. И для них не может быть ничего хуже, чем отмена сегрегации. Тогда бы каждому белому на Юге пришлось каждый день принимать индивидуальные меры для самозащиты. И неграм от этого пришлось бы очень скверно. А при сегрегации обе стороны знают свое положение, и трений почти не возникает, видите? Кроме тех случаев, когда является какой-нибудь чужак и заваривает кашу. Ваша идейка очень опасна, лейтенант.

Натаниел Хикс сказал лейтенанту Эдселлу:

— Ради всего святого, Джим, ну почему тебе все время нужно затевать споры? Почему ты не можешь просто думать, что думаешь, помалкивать и не мешать нам работать?

— Не беспокойся, — сказал лейтенант Эдселл, — спорить я не собираюсь. Я вижу, что капитан с Юга, и потому я только укажу ему, что он, подобно многим южанам, находится в серьезном заблуждении. Опасна как раз его идейка. Лишать людей их прав крайне опасно. Ведь в конечном счете их принудят взять свои права силой. Капитан этого хочет?

Капитан Уайли покачал головой.

— Вот этого, дружище, они никогда не сделают, потому что не смогут, — сказал он. — Вы ведь пытаетесь доказать, будто негр во всем равен белому. Неужели вы не видите, что, будь он равен, вам бы не пришлось требовать для него «прав»? Как вы сами сказали, он взял бы их силой, если бы другого пути не было. У негра его нет, хотя после войны между штатами ему дали права, и с лихвой. Но он не смог их сохранить. Ему это было не по силам. Вот в чем Север ошибался тогда и в чем вы ошибаетесь сейчас. Просто эти две расы не равны. Всякий, кто утверждает обратное, либо лишен здравого смысла, либо не знает негров.

Капитан Дачмин сказал:

— Господа, господа! Капитан упомянул войну между штатами. В этой ужасной распре мой миленький старенький прадедушка из Огайо, выдающийся любитель прикарманивать вербовочные деньжата, удирал во все лопатки со многих и многих кровавых полей, ради того лишь, чтобы для его потомков этот жгучий вопрос был благополучно разрешен. Надо ли нам опять все это ворошить?

Капитан Уайли улыбнулся.

— Наш друг, — сказал он, — видимо, именно этого и хочет. Но он, а не я. Вопрос давно и окончательно решен. И доказательств хоть отбавляй. Они просто не тянут.

— О Господи! — сказал лейтенант Эдселл. — Вы, конечно, сошлетесь на результаты тестов. Не спорю, первую или вторую категорию получает только один негр из двадцати. Не спорю, на одного негра в этих категориях приходится восемь белых. Ну и что из этого следует? Только то, что мы и так знаем. В образовании, как и во всем остальном, негров последовательно лишают равных возможностей. Вы ведь сами только что это объяснили. Вы не хотите, чтобы они получили равные возможности.

— Нет, — сказал капитан Уайли, — боюсь, я понятия не имею о тестах, про которые вы упомянули, лейтенант. И не думаю, что тут нужны тесты или проверки. Дело ведь не в равных возможностях, как вы выразились, и не в том, чего я хочу или не хочу. Никакие возможности, никакие мои желания не изменят того факта, что любой негр принадлежит к относительно низшей расе — низшей физически, умственно, во всех отношениях. Может быть, с его точки зрения или с вашей, это прискорбно, но такова правда.

— Правда? — сказал лейтенант Эдселл. — Нелепая ложь, и ничего больше. Абсолютно антинаучная. Если не считать гитлеровских шарлатанов, вы не найдете ни одного антрополога, который согласится с подобной оценкой негритянской расы. Если вы этого не знаете, обсуждать что-либо бессмысленно.

— Будьте так добры, лейтенант, не называйте меня лжецом. Не здесь. И не сейчас.

— Да кто вас называл лжецом? — сказал лейтенант Эдселл. — Лжец говорит заведомую неправду, зная, что это неправда. Вы говорите неправду, но мне ни на секунду в голову не приходило, что вы об этом знаете. Следовательно, я никак вас не задел. Однако если, по-вашему, я не имею права назвать ложью утверждение, которое, как мне известно, правдой не является, так забудьте об этом, капитан. Я верю, что ваши предрассудки сильнее вас. Иначе вы, конечно, от них избавились бы. Кому же приятно ставить себя в глупое положение? Мне бы хотелось помочь вам правильно взглянуть на вещи, но, видимо, надеяться на это нечего, а мне пора, так что лучше оставим эту тему.

— Самое лучшее, что мы можем сделать, — сказал капитан Уайли. — Я ценю ваше желание помочь мне, лейтенант, и я рад, что вы не назвали меня лжецом.

Зазвонил телефон. Мисс Канди, с глубоким вниманием, хотя и безмолвно слушавшая этот спор, очнулась, взяла трубку и сказала вполголоса:

— Секция донесений. Мисс Канди. — Несколько секунд она слушала, потом кивнула Натаниелу Хиксу. — Капитан Хикс, вас.

— Капитан, это опять сержант Брукс. Разбирательство в десять отложено. Мы известим вас, когда оно будет назначено, сэр.

— Утром оно не состоится? — сказал Натаниел Хикс. — Но ведь капитан Уайли должен сегодня вернуться в Орландо. Он здесь в командировке. Если бы полковник Росс, или кто там будет вести разбирательство, разрешил ему дать письменные показания и отпустил, это очень его выручило бы. Узнайте, возможно ли это, и…

Зазвонил другой телефон. Мисс Канди нажала кнопку на своем столе и взяла трубку. Она поглядела на Натаниела Хикса и снова кивнула.

— Хорошо, — сказал Натаниел Хикс. — Да-да, сержант, будьте так добры.

— Ну что? — сказал лейтенант Эдселл, взяв свою фуражку и останавливаясь в дверях. — Никакого разбирательства, никакого суда. Надеюсь только, что они не вывернутся…

Натаниел Хикс нетерпеливо махнул ему рукой и нажал кнопку на своем аппарате, чтобы включить другую линию.

— Капитан Хикс слушает.

Лейтенант Эдселл сказал:

— Ну так решай насчет этих статей. Если я ими займусь, мне надо сказать Паунду и Уитни…

Голос в трубке звучал невнятно, и Натаниел Хикс снова махнул рукой.

— Извините, — сказал он. — Я ничего не слышу. Нельзя ли погромче? Джим, может, ты помолчишь?

— Это капитан Хикс?

— Да! Я плохо вас слышу. Кто говорит?

— Капитан Хикс, это Кэтрин Эндрюс… Жена Дона Эндрюса…

— Да-да, миссис Эндрюс, — сказал капитан Хикс. — Извините, отвратительная слышимость.

— Вы не скажете, как мне найти Дона? Он уехал час назад, но в отделе его нет. Номер, который он мне дал, не отвечает. — Наступило долгое молчание, потом она сказала: — И я попросила ваш номер в справочной. Ничего, что я позвонила? Мне…

— Ну, конечно, — сказал Натаниел Хикс. — Я попробую найти Дона. Возможно, он на совещании… — Какая-то дрожь в ее голосе заставила его поспешно добавить: — Или я могу помочь? Что-нибудь не так?

— Не знаю, — сказала она. — Не знаю. Я… капитан Хикс… но… мне очень плохо. Я просто не могу… Боюсь, мне дурно. Я больше не могу говорить… Если бы вы… — В трубке запищало.

— Господи! — сказал Натаниел Хикс. — Это жена Дона. Ей плохо. По-моему, она потеряла сознание. Не дозвонилась Дону…

Капитан Дачмин сказал, беря трубку своего аппарата: