Однако многие из тех офицеров, кто вслед за товарищами высказывал вслух недовольство, зарабатывали теперь больше, чем прежде, пользовались большей свободой и обладали большей властью, чем когда бы то ни было. Горячность их казалась ненатуральной, а жалобы — вымученными и неубедительными. Эти счастливчики, должно быть, раздражали всех прочих: тех, кому приходилось теперь экономить и как-то выплачивать по старым счетам из наполовину, а то и больше урезанных доходов; тех, кто тяжело переживал разлуку с женой и детьми — главной опорой в этом мире, без которой у них возникало чувство, что их жизнь и работа не имеют никакого смысла; и, наконец, тех, кто страдал, пусть не столь сильно, но все же вполне ощутимо, из-за необходимости выполнять работу, где им не представлялась или почти не представлялась возможность проявить способности и таланты, обретенные в гражданской жизни. Здесь способности им, пожалуй, даже мешали — ведь они развились за счет других навыков, более заурядных, которые как раз и требовались для их теперешней службы.
К последним относился и Натаниел Хикс. Вряд ли начальник отдела полковник Култард или непосредственный шеф Хикса, начальник секции донесений майор Уитни отдавали себе отчет в том, что работа писателя, редактора и издателя — совершенно самостоятельные виды человеческой деятельности. Эксперты из отдела изучения личного состава, тщательно проштудировавшие его личное дело перед назначением на нынешнюю должность, с полным основанием аттестовали Хикса как компетентного и даже талантливого редактора, но не учли, что писатель он самый заурядный.
Натаниел Хикс выполнял все, что ему поручал майор Уитни, но работа давалась ему нелегко, и он совсем не был уверен, что делает ее достаточно хорошо. Иногда от него требовалось обобщить материалы, подготовленные опытными специалистами, и он чувствовал свою некомпетентность; порой это была чисто писательская работа, к которой у него никогда не было особого дара, да и последние пятнадцать лет он почти ничего не писал.
Возможно, полковнику Култарду и майору Уитни, которые за свою жизнь не только не написали ни строчки, но и мало что прочли, казалось, что он отлично справляется. Что ж, вероятно, так оно и было — во всяком случае, для этой книжки по тактике его квалификации вполне хватит. В конце концов, от него требуется всего лишь черновой вариант. Если его утвердят, окончательный текст будет писать кто-то другой, и вполне вероятно, что им окажется профессиональный писатель — в ВВС сейчас нет недостатка в литераторах. К сожалению, из этого вовсе не следует, что текст будет и вправду хорош.
Натаниел Хикс прекрасно разбирался в особенностях писательского труда. Всякий профессионал в состоянии прилично написать на заданную тему; но действительно хорошая книга получится лишь в том случае, если самому автору именно об этом и хочется сейчас писать — или если он сумеет себя в этом убедить. Вряд ли найдется такой писатель, который, получив подготовленные Хиксом материалы, скажет, что именно над этим он и мечтал поработать. Оставалось утешаться не слишком вдохновляющим соображением, что, скорее всего, новое наставление один дробь пятнадцать вряд ли вообще кто-то будет читать.
Все летчики-истребители получили, а кое-кто, возможно, и прочел предыдущее издание этого наставления. Там сообщалась уйма всевозможных сведений, но, если бы летчики держали их в голове и пытались использовать в современном воздушном бою, последствия были бы самыми плачевными. Так что на первый взгляд могло показаться, что новое наставление жизненно необходимо, однако ни один летчик, хоть раз участвовавший в боевых действиях, не воспринимал всерьез рекомендации из учебника по тактике. Если его не отправлял к праотцам в первом же бою более умелый и опытный противник, он постепенно сам набирался умения и опыта. И если удавалось уцелеть, наступал день, когда у него вырабатывалась способность первым замечать самолет неприятеля. Доведенными до автоматизма, почти бессознательными точными движениями рычагов управления он ловил противника в перекрестье прицела. Серия коротких, точно рассчитанных очередей — он и сам не замечал, как нажимал на гашетку, — и цель разлеталась в прах. Тогда какой смысл читать все эти наставления?
Нынешняя деятельность Натаниела Хикса едва ли могла приносить ему удовлетворение: книга, во всяком случае в теперешнем ее виде, получалась никудышная; впрочем, даже если удастся найти писателя, который сумеет довести ее до ума, все одно пользы от нее никакой; любого другого такая ежедневная бессмысленная трата сил повергла бы в тоску и отчаяние. Но Хикс был слеплен из иного теста. Он и сам прекрасно сознавал, что принадлежит к тому неисчислимому множеству людей, для кого труд — высшая цель, а не просто неприятная обязанность, средство добыть себе хлеб насущный и, уж во всяком случае, не способ заработать деньги, чтобы потом до конца дней пребывать в счастливом безделье. Его счастье было не в будущем, а в настоящем, и всегда было доступно; самым приятным времяпрепровождением для него оставалась ежедневная напряженная работа.
Сам, по своей воле, Хикс никогда не стал бы заниматься тем, чем ему сейчас приходилось заниматься; но, едва вскочив с постели, он уже перебирал в уме неотложные дела, стараясь получше спланировать рабочий день, потому что знал, что времени на все не хватит. Хорошо бы сегодня приехать на службу пораньше и поймать майора Уитни до восьми — надо предупредить его, что генерал срочно хочет видеть материалы по наставлению один дробь пятнадцать, да заодно сказать, что генерал поручает ему новое задание, пусть Уитни в ближайшее время на него не рассчитывает.
Скорее всего, эта новость огорчит и смутит Уитни — он даже не разозлится, а впадет в состояние растерянности и тревоги; как только до него дойдет смысл слов Хикса, он первым делом станет думать, что же сказать капитану Паунду, своему пухлому, неизменно приветливому, но удивительно рассеянному заместителю. Капитан Паунд, который либо вовсе забывал о данных ему поручениях, либо все чудовищно путал, ведал составлением схемы занятости сотрудников отдела и делал это на редкость бестолково.
Потом, видимо, придется зайти к полковнику Култарду — во всяком случае, Уитни наверняка сочтет такой визит необходимым. Затем он отнесет материалы по наставлению один дробь пятнадцать в генеральскую канцелярию и небрежно скажет кому-нибудь из дежурных офицеров, что генерал просил его принести эти документы. Может быть, генералу угодно, чтобы он, капитан Хикс, передал их ему лично? После этого надо бы обойти отделы и, ссылаясь на приказ генерала, добиться приема и сообщить начальникам отделов о генеральской задумке, чтобы те поняли, что оказывать всяческую поддержку капитану Хиксу — их прямой долг… Хотя, впрочем, нет — пожалуй, лучше составить письмо и оформить его по всем правилам в канцелярии полковника Моубри. И чтобы там от имени генерала приказывалось всем начальникам отделов исполнять все, что потребует от них капитан Хикс. А с какой целью — их не касается. Вполне возможно, что генерал не захочет, чтобы вся Оканара была в курсе его планов — может, дело еще и не выгорит. А что, если попросить, чтобы ему дали в распоряжение самолет? Нет, хватит с него самолетов, лучше взять штабную машину и поехать днем на один из вспомогательных аэродромов…
Нельзя сказать, что Натаниел Хикс никогда не тяготился своим странным армейским существованием, не скучал по жене и дому, не жалел о прерванной войной работе, куда более важной и интересной, чем нынешняя; просто в сутолоке будней у него на это не хватало времени, и требовалось соответствующее настроение, непредвиденное затишье, неожиданное впечатление от какой-нибудь красноречивой мелочи, чтобы до конца понять ту непреложную истину, что идет война и он, как это ни удивительно, тоже в ней участвует.
Это мог быть адский рев моторов, неожиданно взорвавший ясное утреннее небо, когда над базой пролетает большая группа тяжелых бомбардировщиков, и ты вдруг отчетливо представляешь себя припавшим к земле, вокруг фонтанами вздымаются к небу обломки, точно карточные домики, опрокидываются стены зданий, проносятся огненные вихри, от ударных волн все новых и новых взрывов до боли сжимается грудь и клацают зубы.
