Семейный совет представлял собой внушительное зрелище, несмотря на то что это было скопление разношерстной публики, вроде той, что видишь в кино. Все болтали, смеялись, курили. Тут были мужчины и женщины разного возраста и облика: все они были Ройсы, или частично Ройсы по боковой линии, но не те, кто вершил судьбами ройсовской компании. Просто собрались все члены семьи, извлекавшие деньги из предприятий фамильной фирмы, однако, когда я оглядел моих родственников — мою плоть и кровь, — я почувствовал себя среди них чужаком.

Наконец, все расселись. Мы с Рупертом поместились рядом с Фредди, во главе стола.

— Что ж, приступим, — начал Фредди, мрачно поглядывая на родичей. Перед заседанием он основательно зарядился коньяком.

Гул голосов утих.

— Это официальное собрание, Фредди? — послышался чей-то вопрос.

— Давайте не будем вдаваться в такие детали, — оборвал Фредди.

— Вот это правильно! — восторженно выкрикнула какая-то молодая особа.

Поначалу все шло довольно вяло. Фредди изложил выгоды предлагаемого слияния и ликвидации самостоятельной фирмы Ройсов, при этом он особенно напирал на то, какие громадные доходы извлекут присутствующие от объединения с «ЮСО» и «Фарбверке». Я уже видел, с кем мы имеем дело, и когда энергичные молодые дамы с железной хваткой стали пускать к потолку облака крепкого табачного дыма, мне стало ясно, что Фредди не придется долго их уламывать. Они, правда, задавали кое-какие вопросы, но в общем проекта почти не оспаривали, только немножко повздорили между собой, перебивая друг друга: «Да замолчи же, Мози, дай сказать Другим!», — словом, они сразу же согласились с идеей Фредди сделать их намного богаче.

Но вдруг дверь распахнулась, и в зал заседаний с криком ворвался дядя Рандольф.

— Это противозаконное собрание! — орал он.

Мы оторопели. На какой-то миг растерялся даже Фредди, но он тут же овладел собой и отбил первый натиск Рандольфа.

— Ерунда, дядя Рандольф. Это не заседание правления.

— Но большинство членов правления — здесь! — заявил дядя Рандольф.

— Это собрание акционеров. Мы вовсе не пытаемся подменить правление.

Дядя Рандольф подошел к нам вплотную. Он бесцеремонно ткнул меня в плечо, и я освободил ему место, пересев на другой стул, а Руперт и Фредди потеснились.

— Теперь послушайте меня, — зарычал дядя Рандольф; он был в бешенстве, кровь ударила ему в голову, и речь его стала почти нечленораздельной. — Что это за бессмысленная затея превратить фирму Ройсов в придаток «ЮСО» и «Фарбверке»? Вы что, с ума сошли? Почему вы решили, что такая фирма, как наша, не может стоять на собственных ногах? Разве вы недостаточно богаты? Да и какой смысл в деньгах, если мы потеряем право решать свои дела и продадим свое первородство шайке иностранцев! Вы получаете сейчас восемь процентов…

— Тебе хорошо говорить, — сказал какой-то старик из первого ряда. — У тебя денег куры не клюют, да и пожил ты в свое удовольствие…

— И ты не хуже, Стовер, — оборвал Рандольф старика, который, как я потом узнал| доводился ему сводным братом. — Бездельничал, стреляя буйволов и воображая себя великим охотником, пока мы зарабатывали для тебя деньги. Лучше ты помолчи. А как зарабатывали деньги все остальные? Никогда в жизни палец о палец не ударили. Во всяком случае, в нашей фирме. Я даже толком не знаю, кто вы такие. Вот, например, вы… и вы… и вы! — Рандольф тыкал пальцами в чьих-то жен и в молодых людей приятной наружности, а они ежились под его указующим перстом. — Приходите сюда пенки снимать! А чем вы это заслужили? — Рандольф захлебывался от презрения. — Не вы создавали фирму Ройсов, а готовы пустить ее с молотка, лишь бы сунуть в карман еще несколько тысяч. Восьми процентов им мало! Глядеть на вас тошно.

— Но, дядя Рандольф… — отважился какой-то храбрец.

— Молчать! — взревел старик. — Я знаю, что вы скажете, Фредди — деловой человек, делец до мозга костей! Умен. Чересчур умен! Нс раз он пошел к немцам и американцам на поклон за деньгами, значит, у него ум за разум зашел, какие бы золотые горы он вам тут ни сулил.

Его речь была как струя горячего воздуха, которая плавит глыбу льда; от общего самодовольства и следа не осталось. Акционеры заерзали на своих местах, как дети, а я поневоле залюбовался стариком: уж очень эффектно рассчитал он свое появление и все перевернул.

Но Фредди прервал его и вступил с ним в спор. Он сказал, что мир меняется, и притом не к лучшему, с точки зрения интересов Ройсов. Англия не только теряет колонии, она теряет контроль над колониальными рынками, вот почему такой фирме, как фирма Ройсов, приходится искать новые методы работы.

— А мировая конкуренция грозит стереть нас с лица земли, — убеждал Фредди, он был багровый и размахивал руками. — Вы сами знаете: Ройсы загребают большие деньги только во время войны — тогда поднимаются фрахтовые и страховые тарифы, а правительства и крупные подрядчики так нуждаются в судах, что конкуренция никому не страшна. В годы мировой войны и войны в Корее вы утроили и учетверили свои капиталы; все вы зарабатываете теперь на пятьдесят, а то и на восемьдесят процентов больше, чем до войны…

— Вряд ли это твоя заслуга, — с издевкой заметил дядя Рандольф.

— Напротив, — отпарировал Фредди, — я хочу подчеркнуть, что нельзя всегда рассчитывать на войну.

— Но теперь нет войны, а торговля идет лучше, — настаивал Рандольф. — Где логика? Ты просто врешь.

— Но конкуренция сейчас сильнее. В мирное время она стала проклятием для коммерции. Денег мы вкладываем все больше, а прибылей извлекаем все меньше. Вы получаете свои восемь процентов только потому, что я провел рационализацию и модернизировал все наши предприятия сверху донизу.

— Ты что же, хочешь сказать, что нам грозит крах? — не унимался Рандольф. — Если так, ты опять врешь. Хочешь обмануть этих идиотов.

— Нет, дядя Рандольф, — стараясь не горячиться, ответил Фредди. — Я только утверждаю: главное — выжить, сохранив масштабы фирмы. Как ни смешно, чем ты крупнее, тем легче другим тебя проглотить или спихнуть под гору. В этом — ирония современного капитализма.

— И поэтому ты сам лезешь в пасть немецким торгашам и нефтяным мошенникам из Балтиморы? Чего ради? У тебя гигантомания от трусости — вот ты и предаешь все, чего мы добились.

— Предаю?! — взорвался Фредди — Нет, не предаю! Размах операций сам по себе еще ничего не значит, он даже опасен. Но если вы укрупняетесь, чтобы контролировать большой рынок сбыта, и получаете средства для расширения этого рынка — вы выживете. Ваши методы, дядя Рандольф, отжили свой век. Британская империя мертва и уже не воскреснет. У нас остался один-единственный выход…

— А-а-а… — простонал с отвращением Рандольф.

— Повторяю: ставка на Британию — владычицу морей — устарела, — с жаром настаивал Фредди. — Мы можем удержаться на поверхности, только маневрируя международными капиталами.

— Ладно, ладно! Я и сам знаю, что ставка на Британию — владычицу морей — устарела… — неожиданно согласился Рандольф.

— Мы не можем больше справляться одни, — наступал Фредди. Все присутствующие обратились в зрение и слух, в прокуренном зале слышно было, как муха пролетит, нервы были у всех напряжены до предела. — Взгляните на проблему с другой стороны. Что в наши дни составляет добрую половину морских грузоперевозок?

— Нефть, — пробурчал Руперт.

— Совершенно верно. А попробуйте конкурировать с нефтяной монополией — прогорите в два счета. Они строят свои танкеры. Вот почему любое слияние лучше конкуренции.

Дядя Рандольф вскочил с места:

— А что будет с судоходством? Мы же судоходная компания, а не дерьмовая маклерская контора.

Фредди осмелился на дерзость.

— Садитесь, дядя Рандольф, — сказал он, положив руку на плечо старику. Я ждал, что Рандольф отшвырнет его руку, но он только насупился и сел. — Мы вовсе не отказываемся от судоходства, мы расширяем его еще больше. Но британское судоходство — гиблое дело, если мы не объединимся с теми, кто может в собственных интересах гарантировать нам перевозки…