— Не желаете ли вы этим сказать, — спросил один из репортеров, шотландец, — что вы собираетесь одолеть и английское правительство, и нефтяные концерны?

— Мы хотим ввозить нефть, — ответил Руперт. — И открыть английскому автомобилисту новый источник бензина, а в обмен за это продавать наши суда новому потребителю — России. Скажите, что в этом дурного?

— Но ведь у нас в стране и без того ввозится нефти на тринадцать процентов больше, чем требуется, — возразила маленькая женщина. — Так, во всяком случае, утверждают нефтяные компании.

— Едва ли это так, если судить по цене, которую мы платим за бензин, — ответил Руперт, и я снова восхитился его самообладанием и умением использовать находящиеся в его распоряжении сведения. — Так или иначе, избытка бояться нечего. У нас безусловно есть рынок для русской нефти, и фирмы Ройсов и Верокио хотят его использовать.

Репортеры нетерпеливо зашелестели блокнотами, требуя подробностей, а когда Руперт отказался их дать, спросили Фредди, согласен ли он с тем, что сказал его кузен относительно нефтяных концернов.

— Ведь половина из вас, ребята, знает Сити как свои пять пальцев, будто для вас новость, как жестко ведут себя нефтяники с конкурентами и как они влиятельны в высших сферах! — И Фредди выразительно поднял брови.

Все засмеялись.

— А как обходитесь с конкурентами вы, Ройсы? — осведомился один из газетчиков. — Вам они больше нравятся, чем нефтяникам?

— Да, они нам нравятся. — Вопрос, видимо, задел Фредди за живое. — Мы любим борьбу. Вы отлично знаете, что британским судовладельцам и судостроителям приходится выдерживать тяжелую конкуренцию на мировом рынке. Наши конкуренты не дают нам зевать.

— Значит, вы объявили нефтяным концернам открытую войну? — настаивал шотландец, и Фредди подтолкнул локтем Руперта.

— Если вы желаете изображать дело так, я вам помешать не могу, — ответил Руперт. — Но я этого не говорил.

Я услышал, как Фредди шепнул: «Молодчина!»

— Как вам известно, — продолжал Руперт, — Англия может существовать, только активно торгуя с другими странами, нравится это или не нравится нефтяным концернам. Вот что побудило нас заключить договор с Верокио на русскую нефть. Если мы возьмем нефть, мы продадим суда. Все очень просто.

Он говорил убедительно, и большинство этих профессиональных скептиков, как видно, ему поверило. Газетные отчеты были скорее благожелательны, хотя, как всегда, рассчитаны на сенсацию. В общем, мы могли быть довольны, хотя дядя Рандольф позвонил Руперту и обвинил его в грязной спекуляции на имени и будущем фирмы Ройсов. Руперт пытался возражать, но старик заорал:

— Я вам не верю! Я больше никому из вас не верю!

Государственных деятелей убедить было еще труднее. Я не без удовольствия наблюдал, как Руперт силится их обработать, как он уламывает своих консервативных родственников, заседающих в парламенте. Ему не удалось уговорить ни одного из них. Даже когда он принялся за социалистов, это принесло ему только разочарование: они так же холодно отнеслись к его затее, как и твердолобые. Единственный, кто захотел выступить по этому вопросу в палате, был адвокат-лейборист Седрик Солт, хотя предварительная беседа с ним, по словам Руперта, и не была утешительной. Руперт встретился с Солтом у него дома, на Финчли-роуд, и, приехав туда в конце зимнего дня, обнаружил, что член парламента, голый до пояса, моет свою машину.

Они вошли в дом, и пока Солт надевал на тощее тело рубашку, Руперт объяснял ему, что на правительство, по его мнению, надо оказать нажим, тогда оно признает право Верокио сбывать — на основе Европейского нефтяного соглашения — русскую нефть в Англии.

Они выпили чаю, поданного миссис Солт, и похожий на гнома хозяин хитро поглядел на Руперта:

— А знаете, Ройс, ведь между вами, судостроителями и нефтяными компаниями, большой разницы нет. Все вы — одного поля ягоды: вампиры и кровопийцы, всем вам хорошо бы отрубить головы.

— Если вы так к нам относитесь, почему вы согласились нас поддерживать?

— Я и не думаю вас поддерживать, — негодующе воскликнул Солт. — Вы хотите использовать меня в своих интересах, а я вас — в своих. Отстаивать в палате общин выгоды фирмы Ройсов? Нет уж, дудки!

Вертлявый, как ящерица, Солт крутил головой, размахивал руками. Однако вся эта суетливость была наигранной: Солт получил хорошее воспитание, но любил, чтобы его считали самоучкой.

У них завязался жестокий спор обо всей этой затее. Солт сказал, что наивно думать, будто выступление в парламенте повлияет на правительство.

— Я могу, конечно, поднять шум в парламенте, но это не убедит ни членов кабинета, ни проклятых толстосумов из Торговой палаты. Для них важно, что скажут комиссии, а кто сидит в комиссиях? Те же нефтяные магнаты. Если вы хотите чего-то добиться, вам надо разорвать этот заколдованный круг.

— Может, я чего-нибудь и добьюсь, но для этого надо придать делу политический оборот. Нужен серьезный запрос в палате общин, — упорствовал Руперт. — Вы себе не представляете, как нефтяные компании боятся общественного мнения. Они не захотят, чтобы оно выступало против них.

— Чепуха! — бросил Солт. — Знаете, как правительство вас облапошит?

— Как?

— Старым, испытанным английским методом: бездеятельностью, полной бездеятельностью. Мы будем надрывать глотки, потеть от остервенения в дебатах, а правительство пообещает взять это дело на заметку, разобраться и принять меры. Потом положит под сукно и засушит, как увядший лист.

Все же после долгих пререканий Солт согласился сделать запрос в палате общин, и через два дня мы с Рупертом и Джо сидели на галерее для гостей, готовясь слушать, как Седрик Солт ставит в неловкое положение правительство.

Нелепая внешность не мешала этому маленькому человечку быть смелым политическим деятелем. К сожалению, англичанам свойственно судить людей по наружности, и внешность для них определяет внутренние достоинства и недостатки. Речь Солта была полна яростных выпадов, но при этом не лишена чувства юмора. Он спросил соответствующего министра, способен ли тот когда-нибудь посмотреть на мир не сквозь очки нефтяных концернов.

Мы засмеялись вместе со всем залом.

— Возможно, министр нам объяснит, чем вызван противоречащий Европейскому нефтяному соглашению запрет на ввоз в нашу страну русской нефти? — продолжал Солт. — И может ли министр заверить нас, что между консервативным правительством и тремя основными нефтяными компаниями нет секретного соглашения, оберегающего их проклятую монополию?

При слове «проклятая» в палате поднялся шум, но министр сохранял невозмутимое спокойствие.

— В нашей нефтяной политике мы исходим из стратегических соображений, — ответил министр. — Было бы непростительной глупостью покупать нефть у России, когда мы можем покупать ее у более дружественных держав, и почтенный член парламентской оппозиции понимает это не хуже меня.

Запрос есть запрос, и он должен быть сформулирован искусно, чтобы дошел его подтекст, поэтому, когда Солт спросил министра, долго ли, по его расчетам, будут оставаться «дружественными» нынешние источники нефти а колониальных странах, в палате снова поднялся шум. Началась одна из пресловутых парламентских перепалок. Я услышал крики со средних скамей, а с задних то там, то сям вскакивали какие-то встрепанные субъекты, выкрикивали нечто нечленораздельное и тут же исчезали; наконец, спикеру[15] удалось восстановить в зале тишину, посоветовав члену палаты от Престина мистеру Флайту, который в ярости размахивал руками, не махать во время запросов крыльями, не то он может улететь.

— Вот этим они тут и занимаются? — недоумевала Джо, когда мы спускались по каменным ступеням зала св. Стефана. — Более дурацкого сборища в жизни не видела. Неужели их можно принимать всерьез?

— Ты же принимала их всерьез! — хмуро упрекнул ее Руперт.

— Да, но я никогда их не видела, я только их выбирала.