Я мало что знал о шотландском футболе. Полосатая форма «Селтика» была мне знакома еще по игре Subbuteo[1]. Мне нравились их футболки, которые напоминали регбийную форму и не имели номеров на спине. Я был в восторге от самой мысли, что буду носить нечто неординарное, необычное.

А еще я знал об игроке Алли Маккойсте. Если ты живешь в Италии, любишь футбол, и не слышал о Маккойсте, ты просто — глухонемой. Мало кто видел его в игре, но все слышали об этом феноменальном игроке, который забивает по 30 мячей в каждом сезоне и стал обладателем «Золотой бутсы».

Для меня он был необычайным и великолепным игроком. Про себя я думал: «Этот парень забил 300 мячей в Шотландии. Он — фантастический игрок!» Позже, когда я переехал в Шотландию и стал играть в Шотландской Премьер Лиге, я понял, почему Маккойст забивал такое количество мячей.

Тот факт, что шотландский футбол не совсем должного уровня чемпионат, ничуть не преуменьшил заслуг Маккойста в моих глазах. Не его вина, что противник слишком слаб. Существует мнение, особенно в Италии, что если ты не попробовал свои силы на высшем уровне — то есть в Серии А — значит ты не состоялся как игрок. Не только в этом проявляется высокомерное отношение, основанное на неком мнении, что Серия А — самый сильный чемпионат. Я считаю, это не справедливо. Маккойст был рад играть в своем клубе. Он был и остается национальным героем. Какой смысл ему куда–то переезжать?

Сильвио Берлускони предоставил нам один из своих личных самолетов для встречи с руководством «Селтика». Мой агент Морено Роджи, генеральный директор «Милана» Арьедо Брайда и я прилетели в Глазго всего на один день. Город не произвел на меня большого впечатления: было холодно и шел дождь, а пустые улицы создавали эффект города после ядерной атаки.

Но когда мы прибыли на «Селтик Парк», мир перевернулся!

Все выглядело, как в детской мечте! Все вокруг было пропитано многолетней историей и устоявшимися традициями. Руководство клуба подарили мне клубный шарф и видео команды, чтобы я мог показать Бетте и Людовике. Мы вылетели обратно домой в тот же вечер. И уже дома я допоздна смотрел видео «Селтика». Я был в восторге, я не мог поверить своим глазам, с какой страстью, с каким воодушевлением играла команда.

Спустя неделю я вернулся в Глазго и встретился с менеджером клуба, Томми Бернсом. Мы провели целый день вместе, Томми показал мне самые потаенные уголки «Селтик Парк» и я впитывал каждую секунду нашего общения. Я видел фотографию отца Вилфрида, священника, основавшего клуб в 1888 году, фотографии капитанов клуба, раздевалки и трибуны.

Томми говорил достаточно быстро на своем сильном глазвегианском акценте, и в те моменты, когда я не мог уловить ни слова из его монолога, я понял, что речь его мне ясна. Интересная ситуация получается: придя к полному взаимопониманию с собеседником, начинаешь понимать его, даже разговаривая на разных языках. Именно так и сложились мои отношения с Томми. Мне казалось, я знаю его всю жизнь, как будто мы вместе выросли в Куартиччьоло, хотя на самом деле я знал его всего 20 минут.

Но больше всего меня поразило то, с каким восторгом Томми общался со мной. Он показывал мне самые обычные вещи — табло, офис президента клуба, он так эмоционально жестикулировал и мог тараторить без умолку. Я полностью разделял его ощущения. Я выражаю свои эмоции точно так же, когда увлечен предметом разговора. Я начинаю очень быстро говорить и моя речь становиться отточенной, и приобретает римский диалект.

Я очень редко чувствую такую связь с другим человеком. Показывая мне трибуны, он бил себя ладонью по груди и повторял «Сердце! Сердце!». Наверно, он так пытался объяснить мне, что фанаты «Селтика» очень преданные и любвеобильные. Таким же жестом я попытался объяснить ему, что у меня тоже есть сердце.

Тем временем, Морено обговаривал условия моего контракта с руководством клуба. «Селтик» купил меня всего за £800,000, тем не менее, мне сказали, что не могут предложить мне большую зарплату. Они хотели посмотреть на меня на поле, и в случае успешной работы, меня премируют.

«Не переживай, Паоло, — Фергюс Маккан сказал мне. — В конце сезона мы пересмотрим твой контракт. Если ты себя проявишь, мы в долгу не останемся. Обещаю тебе».

«Обещаю тебе…». Эти слова разрушили мою карьеру в «Селтике». Я был настолько глуп, что поверил Маккану, поверил, что он человек слова. Для меня обещание значит намного больше, чем любой контракт.

Я и понятия не имел, что через 10 месяцев я пойму, что для Фергюса Маккана обещание всего лишь пустой звук.

Клуб организовал мое официальное представление болельщикам. Это было что–то невероятное, чего я раньше никогда в жизни не испытывал. Ярко светило солнце, и казалось, что я в Неаполе. Презентация проходила на входе в «Селтик Парк», и со всех сторон меня окружали фаны с зелено–белыми шарфами на шее. На представлении присутствовало, наверное, с дюжину фотографов и телекореспондентов, а усиленный полицейский кордон сдерживал толпу.

Был момент, когда я засомневался: «Не может быть, чтобы все эти люди пришли сюда ради меня. Наверное, «Селтик» подписал контракт с какой–то звездой мирового уровня».

Затем я начал различать в гуле толпы свое имя: «Паоло, Паоло, Паоло, Паоло!» Они распевали мое имя под мотив «Pompey chimes».

Такой прием меня просто поразил. Примерно так же встречали Марадону в Неаполе. Я наслаждался каждым мгновением. Пресс–секретарь «Селтика» попросил меня сказать собравшимся «Я горд, что буду выступать за такую великую команду, как «Селтик». Я не совсем понимал, что говорил, но когда слова слетели с моих уст, толпа просто сошла с ума. Они были в экстазе. В то мгновение я тоже влюбился, как влюбился в Томми Бернса.

Я еще почти не знал английского, но предсезонный сбор в Голландии был прекрасной возможностью подучить язык. Меня поселили в одной комнате с Питером Грантом — нашим капитаном. Это один из самых добрых и приятных людей, которых я когда–либо встречал. Иногда он был даже слишком добрым. Чтобы немного поднять себе настроение, я решил над ним подшутить. Совершенно случайно я узнал, что он терпеть не может рыбу. Не знаю, почему. Думаю, это была просто странность, которую никто не мог объяснить, но каждый раз, когда на обед подавали рыбу, он вставал из–за стола, или в лучшем случае смотрел на блюдо с отвращением.

Так или иначе, я решил воспользоваться этой слабостью Питера шутки ради. Однажды ночью я тайком пробрался в кухню гостиницы и нашел там большую голову лосося. Она была еще свежей и выглядела довольно жутко. У лосося был глаз, который, казалось, следит за вами везде, куда бы вы ни направились. Даже мне было немного не по себе, а ведь мне рыба нравится. Я положил голову рыбы в прозрачный пластиковый пакет и отправился обратно в нашу комнату. Питер лежал на кровати. «Это тебе», — сказал я весело, вываливая голову из пакета на его кровать.

Питер, наверное, подпрыгнул от страха фута на три. Я никогда не видел, чтобы он двигался так быстро. Он убежал в другой конец комнаты и стал кричать. Я не мог разобрать его слов, но он точно говорил что–то о рыбе.

В полном ужасе он, не отрываясь, смотрел на голову, как–будто это был какой–то монстр, собиравшийся проглотить его целиком.

Я, конечно, решил прикинуться дурачком.

«Ну так что, хочешь рыбы?» — спросил я, взяв в руки голову лосося и сделав несколько шагов к Питеру. «Нет! Нет!» — закричал он.

Он по–настоящему перепугался. Сначала, я думал он мне подыгрывает, только изображая страх. Поэтому я стал гоняться за ним по комнате с рыбой. Он совсем потерял контроль над собой. Убегая от меня, он натыкался на мебель, сбивал лампы. А я продолжал гнаться за ним, хохоча, как ненормальный.

В конце концов, он заперся в ванной комнате. Я слышал, как он орет что есть мочи.

«Ты сумасшедший, Ди Канио! Ты просто сумасшедший, на фиг! Убери эту рыбу! Убери ее к черту отсюда!»

Я смеялся до слез, так, как не смеялся уже многие годы. Я дергал ручку на двери ванной, чтобы еще больше его напугать и шептал: «Питер! Питер! Время обедать! Время есть рыбу!» Так я издевался над ним целых десять минут. Я слышал, как он мечется по ванной и время от времени повторяет, что я выжил из ума.