«Давай — продолжал он. — Я не буду брить твою голову, а просто уберу лишнее по бокам. Ты же знаешь, твои волосы немного растрепаны».

Я должен был предвидеть. Я должен был заметить тот дьявольский блеск в его глазах и озорство, которое выражала его улыбка. Глупо, но я доверился ему.

Он взял машинку для стрижки волос, установил максимальный параметр и выстриг глубокий канал прямо на моей макушке. Волосы посыпались вокруг меня. Вид моих волос на полу взбесил меня.

Я обернулся и закричал: «Какого черта ты делаешь?»

«Ой! — сказал он. — Я проглядел».

Он убедил меня, что теперь было лучше состричь все мои волосы, иначе они выглядели еще хуже. У меня не было выбора, и я разрешил ему. Я пришел в ужас, когда посмотрел в зеркало. Я не узнал себя. Некоторым парням идет такая стрижка. Но только не мне. Моя голова вытянутая и костлявая — без волос она выглядит отвратительно. То есть я выглядел, как один из тех бедных людей из лагерей беженцев.

Виалли также был ответственным за мою первую татуировку. Мы решились одновременно. Естественно, он мучительно думал над своей татуировкой, перебирая все возможные варианты, чтобы она была идеальной. Он набил орла, а я — воина. Это старый, закаленный боями воин, который повидал все на свете.

Думаю, что я увлекся татуировками, поскольку та была первой, но далеко не последней. В «Наполи» я набил орла, но в отличие от Луки, это был орел «Лацио». У меня также появился еще один воин, но уже верхом на коне. Мне нравится думать, что старый воин, оглядываясь на свою жизнь, видит себя молодым и размышляет о былых сражениях.

В «Милане», после завоевания чемпионства, я добавил татуировку скудетто. Позже, в «Шеффилде», появились буквы «L» и «Е» — в честь Людовики и Элизабетты. Когда родилась Лукреция, я добавил еще одну букву «L». Не переживайте, там полно места на моей руке, если у нас появятся еще дети. Мастер обрамил буквы языками пламени. Для меня огонь делает их неизгладимыми и неотъемлемыми.

Я знаю, что это всего лишь символы, но они важны для меня. В конце концов, символ важен настолько, насколько ты предаешь ему значение. И в моем случае, они — это все.

Дополнительная работа, которую я проделал летом, дала свои плоды. Даже с учетом большой конкуренции за места в составе я начинал в основе 19 матчей, и еще 12 раз выходил на замену в тот год. Мы закончили сезон на четвертой строчке, в то время как «Милан» снова взял титул, но мы выиграли Кубок УЕФА, победив дортмундскую «Боруссию» в финале. В сумме я сыграл 45 матчей во всех турнирах того сезона и чувствовал себя ключевым игроком команды.

Однако после лета, когда я вернулся для предсезонной подготовки, я почувствовал, как будто что–то изменилось в моих отношениях с Трапаттони. Он приобрел еще одного правого полузащитника Анджело Ди Ливио. Я был не против здоровой конкуренции, ей–богу, ее было предостаточно в «Ювентусе», но вдруг я ощутил завышенные требования к себе.

Он ничего не сказал мне — просто начал игнорировать меня. Все еще было лето, предсезонные товарищеские матчи, но с каждой игрой становилось хуже и хуже. Однажды мы играли товарищескую игру в Палермо. Один из тех бессмысленных матчей, в которых тренер просто хочет, чтобы каждый побегал вдоволь.

Я начал на лавке запасных, понимая, что мое время придет не ранее второго тайма. Вторая половина игры наступила, и Трапаттони начал выпускать замены. Один за другим игроки первой команды выходили, за исключением меня. Оставалось, наверное, минут 20 до конца, когда он объявил об еще одной замене. Я был готов выйти, но он выпустил одного из ребят из молодежной команды. Затем второго, и третьего.

Я мог понять, что мы были в летнем туре, а это была бессмысленная игра. Я также мог понять, что стаж не играл значения, мы все были равны. Но я был профессионалом, а эти ребята безбородыми юнцами! Я честно исполнял свои обязанности, однако они вышли раньше меня.

Я был взбешен, кипятясь изнутри. Наконец он выпустил меня на последние пять минут, и я едва успел вспотеть. Я был зол на то, как он унизил меня. Я не мог ясно думать, просто бродил вокруг поля, будучи не в состоянии сосредоточиться.

Когда я уходил, он сказал мне что–то о моей плохой работе в тот день. Меня переклинило.

«Что? — спросил я. — Что ты сказал? У тебя есть наглость что–то мне говорить после того, как ты поступил со мной? У тебя есть дерзость рассказывать мне о моей плохой игре в течение пяти минут после того, как ты вывел меня из себя?»

Я был жестким, но я чувствовал себя полностью униженным его действиями.

Он не мог поверить, что кто–то может сделать ему вызов. В конце концов, он Джованни Трапаттони, наиболее успешный тренер в истории Италии.

«Молодой человек, вам нужно научиться хорошим манерам! — прошипел он. — Очевидно, ваши родители не привили вам манеры цивилизованного человека. Что за люди вас воспитывали?»

Это переполнило чашу. Никто, я имею в виду НИКТО, не оскорблял так моих родителей. Никто. Для меня они были всем, они научили меня жизни, дали мне пример для подражания. Без них, наверное, я бы никогда не покинул Куартиччьоло, был бы уже мертв или в тюрьме. Я не мог позволить кому–то говорить о них в таком тоне.

«Почему бы тебе не пойти к себе в жопу? — я закричал на него. — Мне не нужно это дерьмо от тебя. Кто ты, к чертям, такой, чтобы говорить со мной так? Как ты смеешь говорить о моих родителях, которых ты даже не знаешь! Все что ты умеешь, это трепать нервы другим».

Он посмотрел на меня с выражением смеси растерянности и гнева. Он не знал, как реагировать. Он подходил все ближе и ближе ко мне, как бы пытаясь сделать вызов мне. Я просто сделал шаг навстречу ему и толкнул его так сильно, как я мог. Он полетел назад, приземлившись на сумки рядом с лавкой.

Он был в шоке.

«Тебе конец, Ди Канио! — он выпалил. — Тебя нет! Нет! Ты кончен!»

Я стоял над ним и пристально смотрел.

«Нет, — сказал я с необычным спокойствием. — Я не кончен. Ты не можешь уволить меня. У меня есть контракт. Я сам решу, уходить мне или остаться. И я уйду. Мне надоело твое дерьмо!»

Мои товарищи бросились держать меня. Виалли повис на одой моей руке, а Жулио Сезар, гигантский бразилец, — на другой. Даже так, имея преимущество, им потребовалось приложить немалые усилия, чтобы сдержать меня.

Я успокоился и не видел Трапаттони несколько дней. Когда мы натолкнулись друг на друга, то сделали вид, будто ничего не произошло. В конце концов, ничего непоправимого не было сделано, Трапаттони был достаточно умен, чтобы понять, что у каждого из нас есть характер, и иногда стычек не избежать. Он был неправ, сказав то, что сказал, но я старался не жить прошлым.

«Ювентус» сохранил инцидент в тайне, но было ясно, что для меня и клуба будет лучше, если я уйду. Была куча клубов, желающих купить меня, но «Юве» желал сохранить свои права. Так что они отправили меня в аренду в «Наполи».

Фанаты были в ярости. Они всегда любили меня, всегда ценили. Они не знали всей истории до сих пор. Для них казалось, что Трапаттони просто предпочел Ди Ливио вместо Ди Канио, и это было непонятно им.

Однако старое правило гласит: игроки приходят и уходят, а клубы остаются. Я принял свою судьбу. В «Наполи» у меня появится больше игрового времени, больше шансов показать, на что я способен.

Я поклялся никогда не возвращаться в «Ювентус».

После ухода Марадоны из «Наполи» клуб резко начал сдавать позиции. «Золотой мальчик», или, как его еще называли в Италии и во всем мире, «Золотая нога» (намного чаще, чем «Рука Бога»), принес клубу 2 скудетто, Кубок Италии и Кубок УЕФА, но самое главное, он показал всему миру, что южная Италия может быть лучшей в футболе.

Он был гордостью целого региона. На стадионе «Сан Паоло», наибольшем стадионе Италии, вместительностью в 86,000 человек, частенько не было свободных мест. В каждом доме было особое место поклонения Марадоне.