Мы живем в материальном мире. Нас оценивают по тому, что у нас есть, чем мы владеем. Возможно, это неправильно, но это правда. Почему медсестра, работая по двенадцать часов шесть ночей подряд, зарабатывает в год меньше, чем поп–звезда или модель за день?
Материальные ценности важны. Это мерило, по которому общество определяет, чего ты стоишь как человек. Если ты мужчина, твой главный инстинкт — завести семью. Насколько хорошо ты можешь ее обеспечить, становится критерием для оценки того, как хорошо ты справляешься со своими отцовскими обязанностями. Может, это не единственный критерий, но он важен. Несчастен тот отец, дети которого голодают, или не имеют того, что имеют их соседи. Достоинство и уважение — ценности, которые обычно важнее в сто раз, в таком случае просто утрачивают свое значение. А для футболиста, чья карьера внезапно обрывается в двадцать лет, это просто смертельный удар. С другой стороны деньги, которые ты зарабатываешь, делают жизнь комфортной. Они открывают перед тобой двери, дают тебе возможности, позволяют тебе окружить себя прекрасными вещами.
Было бы лицемерием с моей стороны утверждать, что футболисты зарабатывают слишком много. Мы получаем столько, сколько люди готовы нам платить. Мне бы очень хотелось жить в совершенном мире, где люди находятся в гармонии друг с другом, где они счастливы, делятся всем друг с другом, и не покладая рук трудятся для всеобщего блага. Но это был бы коммунистический мир, а история доказала всю несостоятельность коммунизма. Мы живем в капиталистическом обществе, и я думаю, правильно, что тот, кто обладает способностями, много работает и дает результат, получает за свои старания материальное вознаграждение. Если говорить о недостатках нашего общества, наверное, стоит признать, что многие не имеют возможности показать, чего они стоят, и не получают шанс добиться успеха. Но это уже другой вопрос, который не имеет отношения к заработку футболистов.
Конечно, многие привыкли к определенному стилю жизни, и иногда теряют связь с реальностью. Я знаю иностранного футболиста в Премьер–лиге, машину которого задержали на таможне, когда он приехал в Англию. Не хочу раскрывать его имя, чтобы не ставить его в неловкое положение. Ему нужен был автомобиль, так как на свою машину он мог рассчитывать только через три месяца. Наш общий знакомый предложил напрокат свой «Фольксваген Гольф» на это время, но его предложение было категорически отвергнуто.
«Черт возьми, что я буду делать? — сказал мне этот футболист. — Разъезжать в крошечном «Гольфе»? Да надо мной смеяться будут. Я же профессиональный футболист. Я не могу допустить, чтобы меня видели в «Гольфе».
И парень предпочел потратить тысячи фунтов на аренду «Мерседеса». Мне такой подход кажется просто глупым. Это пощечина для обычного человека.
У меня «Ягуар», что, возможно, кому–то покажется излишеством. Но я купил его, потому что он мне нравится, а не потому, что я хочу, чтобы люди видели меня в нем. Если бы я захотел покрасоваться, я бы выбрал «Феррари» или «Ламборджини». Я могу их себе позволить, но эти машины не вызывают у меня таких чувств, как «Ягуар». Я купил его, потому что автомобиль для меня — нечто, чем следует восхищаться, как женщиной, это произведение искусства или памятник. Машины это тоже памятники, памятники, построенные людьми.
Конечно, все это было далеко от моих размышлений в первый мой сезон за Ювентус. Я лишь беспокоился о том, как мы будем выступать в Серии А. Команда была высококлассная, заостренная на атаку, мы знали, что будет весело. Даже наши защитники любили атаковать. Чтобы укрепить оборону, Майфреди приобрел игрока бразильской сборной Жулио Сезара и двух игроков из своего старого клуба Болоньи Марко Де Марки и Джанлуку Луппи. Все идеально укладывались в его систему, поскольку им нравилось бежать вперед и пасовать, и это было полностью в стиле Майфреди.
Он был большим, забавным мужиком, для которого веселье было на первом месте. Футбол — это игра; воспринимать его как игру, значит, по его мнению, идти к успеху. Он не стеснялся ставить на игру в одно время Казираги, Баджо, Скилаччи, Хасслера и меня — это было шоу. Представьте себе «Ньюкасл» Кевина Кигана в энной степени.
Были времена, когда мы разрывали соперника, который просто не мог добраться до мяча. Проблемы случались, когда мы плохо оборонялись. Это просто не являлось частью менталитета тренера. Я играл на правом фланге. В теории, все атакующие игроки должны были принимать на себя часть оборонительных функций; на практике же, так как я был самым молодым, угадайте, кому приходилось постоянно бегать назад и забирать мячи?
Тем не менее, я не возражал, потому что Майфреди удавалось все делать с удовольствием. Мы обогнали конкурентов в первой половине сезона и шли на первом месте в Декабре. Ни один топ–клуб Италии не играл таким образом, а попросту говоря, никто не знал, что с нами поделать.
В середине сезона я также стал невольным героем одного из самых леденящих и широко обсуждаемых инцидентов в итальянском футболе. Мы играли с Болоньей, бывшим клубом Майфреди, и Тото Скилаччи имел несколько стычек с полузащитником Болоньи Фабио Поли. Это не было чем–то из ряда вон выходящим, обычная борьба за мяч, но Скилаччи необычайно был напряжен в тот день. Незадолго перед перерывом был еще один случай, когда оба пошли на свободный мяч.
Скилаччи поднялся и оскорбил Поли, который также закричал в ответ. Пока они оба уходили с поля на перерыв, угрожали и оскорбляли друг друга.
Вдруг Скилаччи повернулся и выкрикнул: «Я убью тебя! Ты понял? Я застрелю тебя! Застрелю прямо здесь на поле!»
Поли замер как вкопанный. Он был потрясен. Я был рядом со Скилаччи, схватил его и потащил прочь.
«Что ты нах…й сказал!» — закричал я. «Заткнись к чертям! Ты понимаешь, что ты только что сказал?»
Поли не стал молчать после матча. Он был искренне расстроен.
«Если бы он просто сказал, что собирается меня убить, я бы смирился», — рассказывал он СМИ. «Но он сказал, что собирается пристрелить меня. Это совсем другое! Я не мог поверить своим ушам!»
Действительно из уст Скилаччи эта фраза приобретала угрозу. Это может быть не справедливо по отношению к нему, но все знали, что он родом из Палермо, столицы Сицилии и, к сожалению, мафии. Его слова прозвучали тогда, когда двое видных судей по борьбе с мафией были убиты. Напряжение было высоким. Фаны–соперники регулярно называли его мафиозо, что не было правдой, но инциденты как этот не оказали ему услуги.
СМИ обезумели. Я также был шокирован и огорчен. Бог его знает, я наверно угрожал убить немало людей в свое время, но Поли был прав: есть разница между тем, чтобы говорить, что собираешься убить кого–то, и тем, чтобы говорить, что ты застрелишь его. Меня расстроило то, что даже в 1990х парень вроде Скилаччи мог сказать нечто подобное. Меня опечалило то, что он не смог уйти от своих корней, перерасти ментальность мафиозо.
В Италии существует напряженность между Севером и Югом. Север видит Юг ленивым и коррумпированным, Юг считает Север надменным и подлым. Будучи римлянином, я оставался посередине. Я мог понять обе точки зрения, хотя наверно имел немногим больше лояльности по отношению к Югу просто потому, что он был слабее. Может быть, именно поэтому угрозы Скилаччи так сильно ранили. То, что он реально говорил, означало: «Я родом с юга Италии, я мафиозо, остерегайся».
Так или иначе, вместе с Майфреди мы были частью величайшего тактического эксперимента, когда–либо видимого в Серии А, и мы ощущали себя подобно новаторам, пионерам. Увы, все развалилось. Возможно, это было неизбежно, что рано или поздно соперники найдут решение, как остановить нас. Нельзя играть всегда по мнимой схеме 4–1–5 (или 2–3–5 на самом деле, поскольку наши защитники, по сути, играли крайних беков), и мы понесли расплату.
Мы вошли в штопор и не смогли вывернуться. Майфреди пытался что–то придумать в конце сезона, но было слишком поздно. Все стало понятно. Ювентус закончил чемпионат 7‑м. Это был четвертый худший результат команды в истории, и, что более важно, впервые за 29 лет команда не квалифицировалась в Европу.
