Филонизм был попыткой поднять древнюю религию иудеев до ранга стройной философской системы и таким образом увеличить ее престиж во враждебном евреям греческоримском окружении. Неудивительно, что он пользовался популярностью среди евреев диаспоры, в том числе и в Эфесе. Благодаря Аполлосу Александрийскому, соратнику св. Павла и ученику Филона («Деяния апостолов», 18:24–28; «Послание к Титу», 3:13), филонизм проник также и в христианские круги. Не подлежит сомнению, что автор четвертого евангелия в своей аллегорической трактовке биографии Иисуса находился под влиянием Филона и его толкования Библии. Кстати, Иоанн в этом смысле не был единственным. Влияние Филона мы отмечали и у св. Павла, а в более поздние годы — у таких христианских авторов, как Климент Александрийский, Ориген и св. Амвросий.
Филон рассматривал бога как трансцендентного творца, бесконечно далекого от видимого мира. Это некая непостижимая для человеческого разума духовная сила, безличная и бестелесная. Поскольку всякая материя — зло, то связь всевышнего с жизнью может осуществляться только через посредника, и этим посредником у Филона является «логос». «Логос» — слово бога, излучение его духа, орудие формирования и управления материальным миром, разум и начало всех вещей. «Логос» управляет миром, подобно тому как душа управляет человеческим телом.
Филон иногда персонифицирует «логос», называя его «сыном божьим» или «первородным сыном бога». Придав «логосу» характер своеобразной личности, Филон создал удобный трамплин, позволивший Иоанну продвинуться еще дальше по этому пути. В четвертом евангелии происходит уже полное отождествление «логоса» с Иисусом Христом как воплощением бога и одновременно сыном божьим. То, что у Филона носит характер абстрактного рассуждения или, если угодно, философской метафоры, обретает у Иоанна черты конкретного, единовременного исторического события: «логос» воплощается в сына нищего плотника из Назарета.
Было еще одно обстоятельство, облегчившее как Филону, так и Иоанну присвоение идеи «логоса», а именно: общее для обоих древнее наследие иудаизма. Концепция «логоса» хоть и восходит прежде всего к греческой философии, имеет свой эквивалент в религиозной традиции евреев. Со времени вавилонского плена на их верования наложила глубокий отпечаток персидская философия, в основе которой лежало дуалистическое миропонимание. По учению дуалистов мир делится на дух и материю, а поскольку материя грешна, то творец не может с ней соприкасаться и непосредственно вершить судьбы реального мира и человека. Он прибегает к помощи посредника, каковым, согласно Библии, является «мудрость», именуемая также «словом божьим». Мудрость в библейской трактовке персонифицируется, и не подлежит сомнению, что эта персонификация тоже помогла Иоанну воспринять популярную тогда в эллинском мире идею «логоса», трансформировать ее в иудаистском духе и приспособить к нуждам христианской теологии. Таким образом, идея «логоса», сыгравшая в христианстве огромную роль, являясь зародышем разработанной впоследствии доктрины триединства, представляет собою конечный продукт синкретического процесса, вобравшего в себя все основные идеологические течения эпохи.
Не менее сложен вопрос об авторстве евангелия. С середины второго столетия утвердилось мнение, что его автор — апостол Иоанн, галилеянин, промышлявший вместе с отцом и братьями рыбной ловлей на Тивериадском озере и ставший учеником Иисуса. Этой точки зрения придерживаются церковные писатели Папий, Климент Александрийский и Ориген. Согласно их утверждениям, четвертое евангелие написано очевидцем и поэтому представляет собою достоверный исторический документ.
Какие доводы выдвигают они в поддержку этого тезиса? Из Евангелия от Марка мы знаем, что как Иоанну, так и его старшему брату, Иакову, Иисус дал прозвище «воанергес», что значит — «сыны Громовы» (Марк, 3:17), в связи с их вспыльчивостью и склонностью увлекаться. Апостол Иоанн был рыбаком, и трудно предположить, что он получил какое-либо образование. Легенда изображает его простым, малограмотным человеком. О его судьбе после смерти Иисуса сообщают внебиблейские источники. Он будто бы странствовал из города в город, выполняя свою апостольскую миссию, и наконец, после многолетних скитаний и пережитых злоключений, поселился в Эфесе. Приступая к составлению мемуаров, он был уже очень пожилым человеком, память часто изменяла ему, он путал даты, последовательность событий, различные подробности, и — что самое главное — ввиду давности всего пережитого в юные годы образ Иисуса виделся ему как бы в тумане, бесплотным, окруженным ореолом божественности. Что касается заметного в евангелии влияния греческой философии, то его легко объяснить многолетним пребыванием Иоанна в Эфесе, где велись бесконечные философские споры и дискуссии.
Сторонники авторства апостола Иоанна приводят также ряд текстовых доказательств. Из евангелия можно догадаться, что автор был евреем. Некоторые связанные с иудаизмом формулировки он приводит в подлинном арамейском звучании, а цитаты из Ветхого завета взяты не из «Септуагинты», а из древнееврейского подлинника. Кроме того, он отлично знаком с бытом и обычаями евреев, а также с топографией Иерусалимского храма и Палестины. И наконец, судя по реалистическим описаниям апостолов, можно, пожалуй, не сомневаться, что он был с ними лично знаком. Но эти доводы убеждали не всех.
Уже во втором веке находились христиане, сомневавшиеся в авторстве апостола Иоанна. Так, например, христианская секта «алогов», отвергавшая, как ересь, доктрину «логоса», приписывала авторство евангелия одному из приверженцев гностицизма, некоему Кринтусу. В третьем веке эти сомнения также имели, очевидно, широкое распространение, ибо римский епископ Ипполит счел нужным публично выступить в защиту авторства апостола Иоанна. С начала девятнадцатого века библеисты исследуют этот вопрос с помощью научных методов и все больше склоняются к выводу, что автором евангелия не мог быть рыбак с Тивериадского озера. Аргументацию против авторства Иоанна можно вкратце свести к следующим пунктам:
1) Считается установленным с полной достоверностью, что четвертое евангелие было создано в 95 — 100 годах нашей эры, то есть спустя 65–70 лет после смерти Иисуса. В каком же возрасте был тогда апостол Иоанн? Если предположить, что в период общения с Иисусом ему было лет 20–25, то, значит, евангелие он написал 85 — 95-летним стариком. Почти исключено, чтобы столь талантливое произведение мог создать человек такого возраста. К тому же существуют предположения, что апостол Иоанн стал жертвой религиозных преследований со стороны иудеев и вообще не дожил до глубокой старости.
2) Апостол Иоанн, как мы знаем из Евангелий от Марка и от Луки, был галилеянином. Между тем, судя по всему, автор четвертого евангелия жил в Иерусалиме или в его ближайших окрестностях, он отлично знает топографию этого района, в то время как Галилея ему незнакома совершенно.
3) Идея «логоса» — глубокая космологическая концепция, пытающаяся объяснить смысл существующего, вскрыть отношения духа и материи, добра и зла. На первый взгляд может показаться, что и малограмотный человек, каким был апостол Иоанн, мог воспринять и использовать ее в той примитивной форме, какую мы встречаем в евангелиях. Но дело обстоит совсем не так просто. Автор евангелия был, оказывается, знаком с терминологией и идеями Платона и вообще обнаруживает эллинистическое образование и культуру. Под влиянием Платона он, например, прибегает иногда к диалектическому методу. Иисус задает вопросы своим собеседникам, внимательно выслушивает ответы и затем, вскрывая их противоречия, проливает новый, неожиданный свет на предмет спора. Примерно так же, как это делает Сократ в диалогах Платона. И тут возникает вопрос: мог ли простой рыбак из Галилеи владеть столь изощренной литературной техникой? Большинство исследователей отвечает на этот вопрос отрицательно. В связи с этим некоторые пытались отождествить с автором четвертого евангелия другого Иоанна. Речь идет о не названном по имени любимом ученике Иисуса, появляющемся в евангелиях несколько раз. Это он прильнул к груди Иисуса во время Последней вечери, он единственный не покинул своего учителя в его смертный час, ему Иисус, умирая, поручил заботу о своей матери.
