-- Пусть докажут, что у них есть Дар.

Острон почувствовал легкую панику: как ему вызвать хотя бы крошечный огонек, он не знал. Но тут вдруг что-то острое ткнуло его в поясницу сзади, он испугался и инстинктивно передернул плечами. Судя по расширившимся глазам стражей, над его головой резко взмыло пламя и тут же исчезло; в следующую секунду налетели птицы.

Десятки птиц, они садились на плечи Сунгая, на головы Острону и Халику, хлопали крыльями прямо перед лицами маарри-часовых, усеяли собой всю площадь.

-- Мне отозвать птиц? -- лениво поинтересовался джейфар. Маарри переглянулись.

-- Да, пожалуйста.

-- Можете войти, -- почти хором произнесли они. Халик с удовлетворенным видом спрятал короткий кинжал в ножнах обратно за пояс. Острон, покосившись на него, потер спину.

Дверь распахнулась; они вошли внутрь. Один из стражей последовал за ними, легко скользнул вперед, намереваясь отвести гостей в сердце Эль Кафа, и четыре пары кожаных сапог негромко зашагали по разноцветной плитке. Острон с любопытством вертел головой: таких богатых домов он еще никогда не видел. Цитадель в Тейшарке, конечно, поражала воображение, но немного не так и не тем; цитадель была огромная, темная, и украшало ее в основном оружие. Потолки Эль Кафа были сводчатыми и яркими: чья-то искусная рука покрыла их орнаментом из листьев и птиц. Обилие цветов вызывало головокружение.

Они прошли по длинному холлу, из которого во все стороны вели круглые арки, и оказались стоящими перед дверью с мозаичной вставкой. Страж сделал им знак и вошел внутрь; Халик остался стоять. Какое-то время маарри отсутствовал, потом вернулся и кивнул, чтобы они проходили.

За этой богато украшенной дверью открылся огромный холл, убранство которого заставляло раскрыть рот в изумлении. Посреди него был выложен круглый водоем, и свет падал на спокойную воду из нескольких окон, раскрашенный в цвета мозаик. Ковровая дорожка вела от дверей вперед, разделяясь надвое и огибая бассейн, а с противоположной стороны холла было возвышение, на котором в подушках сидели четыре старца.

Халик вышел вперед, и Сунгай с Остроном спрятались в его тени. Старейшины смотрели прямо на него; он коротко поклонился.

-- Итак, -- произнес один из стариков, опуская руку, в которой держал трубку. -- Часовой доложил, что вы называете себя стражей Эль Хайрана и несете нам дурные вести.

-- Он также сказал, что Тейшарк захвачен одержимыми, -- добавил второй.

-- И что двое из вас -- Одаренные Сирхана и Мубаррада.

-- Подойдите, нежданные гости, -- предложил последний старец, самый древний на вид, с густой молочно-белой бородой. -- Поведайте, с чем пришли.

Они обогнули водоем и сели на колени на мягкой дорожке перед возвышением старейшин; те смотрели на них сверху вниз. Острону подумалось: интересно, Халик имел ли раньше с ними дело?

-- Господин Ар-Расул, -- сказал слуга Мубаррада, поднимая взгляд. -- Возможно, ты вспомнишь меня. Конечно, во время нашей последней встречи я был совсем мальчишкой, и ты был куда моложе.

Один из стариков прищурился, склонил голову набок; наконец на его морщинистом лице скользнула тень воспоминания.

-- Это Халик, -- сказал он, оглядев других старейшин. -- Тот мальчишка, который устроил пожар в нижнем районе города двадцать лет тому назад. Надо же; времена меняются, и теперь уже не мальчик, но взрослый муж возвращается в Ангур. Никак ты опять принес с собой пламя Мубаррада, Халик?

Старики обменивались взглядами, кто-то из них издал короткий смешок.

-- Да, пожар, который не могли потом потушить еще три дня.

-- Вырос, вырос, не узнаешь.

Халик склонил голову, скрывая собственную усмешку.

-- Мое пламя давно перестало быть таким непослушным, -- пробасил он. -- Хотя я по-прежнему ношу его в груди. Я принес дурные вести, как и доложил вам страж.

-- Поведай же их, -- предложил старейшина Ар-Расул. Острон рассматривал холл, пока Халик повествовал о падении Тейшарка; он уже пообещал себе, что как только они выйдут отсюда, он непременно засыплет великана вопросами о событиях двадцатилетней давности: Халик? Устроил пожар? Это что-то новенькое, он о таком не рассказывал!

Когда слуга Мубаррада закончил свой рассказ, старейшины были мрачнее туч. Обменявшись взглядами, они кивнули; Ар-Расул посмотрел на троих гостей, сидевших перед ними.

-- Да примут боги с благоволением души погибших, -- произнес он. -- Воистину это дурные новости, Халик. Значит, до конца зимы необходимо как следует подготовиться. У нас еще три месяца, значит... Хорошо. Маарри возьмут эту ответственность на себя, -- он свел брови на переносице. -- Как джейфары несколько месяцев назад взяли на себя ответственность и предупредили племена. Старейшины Эль Кафа назначают тебя генералом Тейшарка, Халик. Мы готовы предоставить тебе все, что понадобится. Сейчас же нужно разослать гонцов по ахадам и на север: все желающие должны присоединиться к стражам. Что касается мирного населения на южном берегу Харрод, пусть это не будет твоей заботой.

Халик кивнул. Его лицо было похоже на высеченное из камня.

-- То, что среди нас есть двое Одаренных, -- добавил Ар-Расул и глянул прямо на Острона, -- очень радует нас. К сожалению, мы не знаем, есть ли Одаренные среди маарри. Если же такой человек найдется, я немедленно отправлю его к вам.

-- Господин Ар-Расул, -- сказал слуга Мубаррада, -- у меня есть еще одно важное дело, которое я должен обсудить с вами. Оно касается защиты Ангура.

-- А, наш новоиспеченный генерал не желает собирать войско в городе, в котором даже стен как таковых нет, -- коротко рассмеялся один из старейшин.

-- Их необходимо построить, -- без улыбки ответил Халик.

-- Хорошо, -- согласился Ар-Расул, -- в Ангуре живет известный китаб-архитектор, который доселе в основном занимался возведением домов, но я думаю, за постройку городских стен он тоже возьмется. Не думай, будто мы тут совсем выжили из ума от старости, Халик.

Лишь тогда слуга Мубаррада улыбнулся.

-- Рад это слышать, господин Ар-Расул.

***

По приказу старейшин маарри маленькому отряду Халика были отведены несколько пустующих домов недалеко от пристани; дома были спешно переделаны в казармы, и на следующий же день Фазлур, которого Халик назначил ответственным за набор воинов, принялся записывать желающих в стражи Эль Хайрана. Поначалу дела шли не очень: люди не верили, что такое вообще возможно, и многие приходили просто поглазеть, и Сунгаю как-то пришлось сидеть целый день во дворе дома, избранного ими в качестве главного помещения, рядом с Фазлуром; вокруг джейфара постоянно летали птицы, в пыли на нагретых плитках двора спали кошки и собаки, которые в случае чего демонстрировали, что слушаются Одаренного.

-- Мне временами кажется, -- сказала в первый вечер Сафир, готовившая ужин, -- что мы с вами уже одна семья и всю жизнь будем жить вместе.

Острон и дядя Мансур переглянулись. Старик только пожал плечами, а Острон спросил ее:

-- Тебя это не устраивает?

-- Даже не знаю, -- фыркнула девушка. -- Ладно вы, я к вам привыкла, а что в одном доме с нами делает эта... Лейла?

-- Кажется, Халик решил, будто вам будет веселее вместе, -- робко предположил Острон. Дядя Мансур подавился и закашлялся, потом пробормотал:

-- Кажется, он решил, что это нам будет веселее вместе с ними.

Действительно, на втором этаже этого дома было четыре комнаты, одну из которых заняли Лейла и Сафир; что творилось за той дверью, Острон даже боялся предположить: в последние два дня девушки вообще не разговаривали друг с другом и ходили, задрав нос. Помимо самого Острона и дяди Мансура, в доме поселились Сунгай, Абу Кабил и Басир. Старику отвели отдельную спальню, как самому старшему, и Острон не удивился, обнаружив себя в одной комнате с джейфаром. Теперь на спинке одной из кроватей днем всегда спала полосатая сова, которую однажды, в отсутствие ее хозяина, Острон попробовал погладить: только он поднес руку, как Хамсин открыла глаза и больно цапнула его за палец.