Острон улыбнулся ему.

-- Ты храбрый, Басир, ты знаешь об этом?

-- А?..

-- Если бы у меня осталась только одна рука, и та левая, -- пояснил он, -- я бы уже давно испугался и сбежал. А ты хочешь стоять до последнего.

Басир смутился и опустил голову. Его уцелевшая левая кисть лежала на странице книги, отбрасывая тень.

-- А что за книги у тебя с собой? -- спросил Острон. -- В них случайно нет ничего про время, когда племена только начинали строить стену Эль Хайрана? Мы сегодня с Халиком разговаривали...

-- Нет, -- твердо сказал китаб, -- я ведь схватил первые попавшиеся под руку, а на моем столе лежали те, которые я переписывал... все они были очень древними, настолько древними, что в некоторых я даже не мог прочесть, что написано. Парочку я скопировал, не читая, -- он коротко рассмеялся. -- Текст в них был написан незнакомыми мне буквами, и я просто перерисовал их в точности.

-- Ну, а эта? Ты же читаешь ее?

-- Ага. В ней почти заумные философские рассуждения о человеческой душе, -- кивнул Басир. -- Читать-то я читаю, но не понимаю и половины. В ней много слов, которых я никогда в жизни не слышал: то ли люди перестали их использовать много лет назад, то ли автор их и вовсе выдумал.

-- И ты думаешь, такие книги могут еще пригодиться?

-- Конечно, могут. Ведь они же хранились в библиотеке Тейшарка с незапамятных времен! Я-то дурак, знаю, но вдруг какой-нибудь мудрец сможет их прочитать? Даже те, что написаны странными буквами?

Острон пожал плечами: он все никак не мог придумать, зачем читать настолько древние книги, даже если кто-нибудь и сумеет их прочесть.

Потом ему вспомнилось кое-что другое: всякими древностями интересовался Абу Кабил, быть может, он слышал и об основании стены Эль Хайрана? Отчего-то эта старая легенда вдруг заинтересовала его, и он сам не мог толком объяснить себе, зачем.

Подумав об Абу, Острон поднялся на ноги и пошел искать кузнеца. Его тюбетейка обнаружилась быстро и легко: Абу Кабил сидел на плоском камне у самого края лагеря и смотрел на пустыню, а рядом с ним уныло жевал жвачку Стремительный Ветер. Несмотря на холод, пронизывающий до костей, Абу только снизошел до того, чтобы набросить на плечи бурнус.

-- Ты никогда не мерзнешь? -- спросил Острон, усаживаясь рядом.

-- Настоящий кочевник не мерзнет и не потеет, -- важно отозвался кузнец.

-- Ты-то не кочевник.

-- Ну, неважно. На самом деле, я нечувствителен к холоду, -- Абу лукаво покосился на него.

Острон поправил собственный бурнус, -- о себе он никак не мог сказать того же, что и Абу, -- и уставился на луну.

-- Я тебя хотел спросить, -- начал он, -- ты ведь интересуешься историей, да?

-- В каком-то смысле, -- согласился кузнец. -- Никак нашего героя озадачивает то пророчество, о котором рассказывал старик Фавваз?

-- А? А ты откуда...

-- Догадаться проще простого, парень. К сожалению, я не могу тебе сказать больше, чем он. Если верить этому пророчеству, шестеро Одаренных из шести племен должны будут сразиться с темным богом в час, когда надежда почти угаснет, -- Абу Кабил смешно наморщил нос, -- и один из них, очевидно, ты, а второй -- тот кучерявый. Наверное, остальные четверо еще нам встретятся по пути.

-- ...Да, это тоже... интересная тема, -- вздохнул Острон, -- но я тебя хотел спросить кое о чем попроще.

-- М-м? Спрашивай, великий мудрец Абу Кабил ответит на твои вопросы. Хотя бы загадками, -- рассмеялся тот.

-- Ты много знаешь о том, что было, когда племена только строили стену Эль Хайрана? И до того? По легенде, шесть племен одержали большую победу над одержимыми, но...

-- Нет, -- перебил его Абу, нахмурившись. -- Не больше, чем все, Острон.

-- Ну вот, -- Острон надулся. -- Это даже не загадка. А Фавваз говорил, ты интересуешься очень древними событиями.

Кузнец какое-то время сидел молча и смотрел в сторону. Потом негромко сказал:

-- В одной книге я читал об Эльгазене, прародителе шести племен. О его распре с Суайдой, от которого произошли одержимые... по крайней мере, те, что приходят из недр Талла и говорят на своем языке. Соображаешь, насколько древние события имел в виду Фавваз? Нет, я ничего такого не знаю о той войне, герой. А Эльгазен и Суайда тебя вряд ли заинтересуют.

-- Это же старый миф, -- ответил Острон, которого неожиданная перемена в настроении Абу привела в замешательство. -- Его все знают. Эльгазена создали шесть богов и подарили ему шестерых сыновей, от которых потом произошли племена... а Суайду в пику им сотворил темный бог, слепил из грязи, и все его дети были безумцами.

-- Вот видишь, герой, -- рассмеялся Абу, серьезность с которого как ветром сдуло. -- Ты и сам все знаешь. Небось бабки тебе в детстве всю историю Саида рассказали.

-- Сказки мне рассказывали, -- фыркнул Острон. -- Как и всем детям. Тебе что, нет?

-- Отец предпочитал рассказывать про травы, -- возразил кузнец, разведя руками. -- А бабка моя померла еще до моего рождения. Ладно, герой, не пора ли нам идти спать?..

***

Дугур не унимался, ясно давая понять, что зима не за горами. Скоро станет совсем холодно, и по ночам будет невозможно спать, не завернувшись в теплую бурку. Острон искренне надеялся, что к тому времени их отряд доберется до Ангура.

Пока же они добрались только до обещанного Халиком оазиса Бадхиб. Оазис был большой, и Хамсин сообщила, что видела целых два источника в разных его концах. Одно озерцо с чистой, прозрачной водой отряд нашел сразу же; Халик не увидел ничего в том, чтобы встать в этом месте лагерем.

-- Останемся на два дня, -- зычным басом предупредил он, когда люди остановились. -- Нужно пополнить запасы пищи и немного отдохнуть.

Острон помог дяде Мансуру установить юрту и принялся собираться на охоту; так или иначе собирались все, кроме, может быть, Басира и самого слуги Мубаррада, даже Сафир.

-- И ты пойдешь? -- спросил ее Острон, увидев, что девушка натягивает тетиву на лук.

-- Хочу поразмяться, -- с легким вызовом ответила она и сверкнула на него глазами. -- Сумайя всегда говорила, что нельзя упускать возможность пострелять.

-- Ох уж эта Сумайя, -- еле слышно пробормотал Острон и поправил собственный лук, висевший у него на плече.

Чувствуя себя немного неуверенно из-за присутствия троих джейфаров, каждый из которых был наверняка лучшим охотником, чем он, Острон поначалу долго бесцельно шел через оазис. Красота этого островка зелени в безбрежном золоте пустыни по-зимнему увядала, было совсем не так много цветов, но это все-таки было приятное разнообразие после нескольких дней пути по сериру. Острон забылся, погрузившись в свои мысли; ноги сами отыскали полузаросшую тропку, которая вела, должно быть, ко второму источнику оазиса. Он думал о своем Даре, о том, что Мубаррад благоразумно позволил Дару проявиться только теперь; если бы Острон узнал, что он Одаренный, еще прошлой весной, когда все было хорошо и его племя кочевало себе по Саиду, он бы просто лопнул от гордости.

Теперь Острон понимал, что Дар -- это еще и большая ответственность. Он вспомнил Халика, шедшего во главе отряда; Халика, который раньше всегда беспечно улыбался, еще в Тейшарке имел привычку лениво валяться в подушках и курить свою трубку, а теперь на его заросшем бородой лице было строгое выражение, а на его плечах -- тяжелая ноша ответственности за тысячи жизней.

Острон смутно догадывался, что на его плечах лежит еще более тяжкий груз.

Тропинка действительно привела ко второму источнику оазиса, там она расширялась и разветвлялась, и Острон вспомнил наконец, для чего он тут ходит, прислушался.

Где-то совсем неподалеку он услышал легкий шорох, будто осторожный зверь пробирался через кусты к водоему. Острон бесшумно снял лук с плеча, тронулся с места. Мягкие кожаные сапоги ступали в траве. Один шаг, второй. Кажется, если выглянуть из-за этого куста, можно будет увидеть...

Острый наконечник стрелы уставился ему в переносицу.