-- Ты не знал еще тогда, что у тебя есть Дар, -- полувопросительно произнес Леарза. Острон покачал головой.

-- Иногда я думаю, что Дар открывается только в час нужды. И часто слишком поздно.

Леарза покосился на своего дедушку, дремавшего по другую сторону костра, и глухо сказал:

-- Дедушка в последнее время только и говорил о Даре, о темном боге и одержимых. А я еще над ним смеялся, дурак. Хотя, правда, многие над ним потешались, не верили ему.

-- В сабаине Кфар-Акил нам сказали, что один старик в Кфар-Руд видит вещие сны, -- осторожно заметил Острон. -- Это не о твоем ли дедушке?

-- О нем, -- криво усмехнулся китаб. -- Дай угадаю, они сказали что-то вроде "этот Михнаф, окончательно свихнулся на старости лет".

-- Слава Мубарраду, -- пробормотал нари. -- Мы... надеялись, что он может что-то сказать нам. Хотя бы намекнуть... где искать Одаренного Хубала.

-- Не слишком-то надейся, -- возразил Леарза, -- его сны и так достаточно мутные, он сам большую часть времени не может понять, что они означают. Да к тому же почти никогда не рассказывает их содержимое, боится сойти с ума. Ты ведь знаешь, что если Одаренный Хубала расскажет о будущем, а в итоге оно изменится, его душу поглотит темный бог?

-- ...Все-таки, может быть, что-то он скажет, -- сказал Острон. -- Все лучше, чем ничего. Ладно, ступай спать. У тебя сегодня был тяжелый день, Леарза.

-- Спать, -- пробормотал тот. -- Думаешь, я смогу уснуть?..

Тем не менее не прошло и получаса, как китаб, свернувшийся калачиком на плаще неподалеку, уже спал; Острон, заметив это, чуть заметно улыбнулся. У Леарзы было худое лицо с острыми чертами, и во сне он еще больше напоминал мальчишку. Острон смотрел на него и думал, был ли он сам таким? Тогда, сразу после бессонной ночи, погони одержимых, потрясенный и перепуганный, еще не в состоянии до конца поверить в произошедшее...

Эта ночь прошла спокойно; вернувшаяся под утро Хамсин доложила Сунгаю, что одержимых в окрестностях нет. В сабаине Кафза, о котором говорил Бел-Хаддат, все вроде тихо. Это обрадовало их. Утро было туманное, люди понемногу собирались, и скалы эхом разносили их голоса; Искандер вызвал из-под земли небольшой фонтанчик, отчасти чтоб порадовать детей, которые смотрели на него круглыми глазами и не сразу принялись умываться. Проснулся Исан, но в его белых глазах по-прежнему было безумие, Острон попытался говорить с ним, только покачал головой и сделал знак Анвару.

-- Зачем вы тащите с собой безумца? -- хрипло спросил Бел-Хаддат, подошедший к ним. Острон оглянулся на него. Словно китаб, Бел-Хаддат предпочитал черную одежду, и теперь его плащ делал его похожим на ворону.

-- Когда он в себе, он очень полезен, -- отозвался Острон, который уже уяснил, что на нари-проводника могут произвести впечатление только логические доводы. -- Чует одержимых на большом расстоянии. Вообще-то он на нашей стороне, если ты еще не понял.

Бледно-зеленые глаза Бел-Хаддата посмотрели на Исана. Потом он пожал плечами.

-- Нам придется идти пешком, -- сказал он. -- Впереди перевал Ирк Эль Амар, пешком мы как раз достигнем сторожевой башни к ночи. Потом дорога пойдет под гору, будет немного быстрее. Скорее всего, придется еще раз переночевать на пути, прежде чем достигнем Кафзы.

Острон пожал плечами.

-- Хорошо.

На этот раз Бел-Хаддат даже не призывал их торопиться, молча оседлал своего коня и тронулся в путь первым; Острон уступил свою лошадь старику Михнафу, сам пошел впереди, рядом с Сунгаем, который тоже предпочел спешиться. Верхом посадили и детей, а Леарза на лошади ехать наотрез отказался, шел рядом с братом и сестренкой. Он только приладил свой вещевой мешок на спину одной из вьючных лошадей и предупредил ехавшего позади Абу Кабила, что мешок трясти нельзя, от сильного удара там что-нибудь может взорваться.

Широкая спина Бел-Хаддата была впереди. Острон шел и смотрел на него; тот будто догадывался, обернулся пару раз.

-- Так и не могу понять, -- еле слышно сказал Сунгай, -- отчего он пошел с нами. Чего ему надо?

-- Я думаю, -- серьезно ответил Острон, который и сам немало размышлял об этом за прошедшее время, -- что он на самом деле хочет помочь. Просто... как бы тебе это сказать, жизнь, скорее всего, была к этому человеку сурова.

-- Ты и ему доверяешь? -- скривился джейфар. Уголки губ Острона чуть приподнялись.

-- Нет, -- возразил он. -- Я доверяю тебе. Хансе. Сафир и Лейле. Абу Кабилу. Элизбару и Искандеру я тоже доверяю, но чуть меньше. Дагману и Анвару я доверяю еще меньше того. И я совсем не доверяю Исану и Бел-Хаддату.

-- Но ты все-таки думаешь, что Бел-Хаддат хочет помочь нам.

-- Как и Исан. Как и все остальные. Я предпочитаю думать о людях хорошо, пока они не докажут обратного, Сунгай. Может, это моя слабость. Но я не буду ни в чем никого подозревать, пока у меня не будет причины.

Сунгай посмотрел на него.

-- ...Подозревать, ты сказал.

Острон отвернулся. Сунгай больше ничего не добавил; ему и так стало многое понятно.

***

Идти в гору было достаточно утомительно; к счастью, под вечер они действительно настигли высшей точки пути, перевала Ирк Эль Амар, и там возвышалась в сумерках древняя каменная башня.

-- Когда-то давно на башне несли караул часовые, -- рассказал Леарза, -- но в последнее время этот обычай был забыт. Сейчас в башне ночуют редкие путешественники, и больше там никого нет.

Строение действительно выглядело заброшенным. По углам висела паутина, старая деревянная лестница опасно шаталась. Двух ступенек и вовсе не было. Поначалу они не хотели подниматься на второй этаж, но башня была маленькой, и всем места не хватило бы; тогда было решено на втором этаже (туда первой забралась Лейла, проверила все и бодро сообщила, что тут достаточно уютно) разместить старика Михнафа и его внуков, не в последнюю очередь на тот случай, если вдруг кто-то нападет.

Впервые за довольно долгое время Острон разводил огонь в старом очаге; Сафир возилась с детьми на втором этаже, и оттуда еле слышно доносились их голоса, и он на мгновение даже почувствовал себя отцом семейства, даже уши краснеть начали. На его счастье, никто этого не заметил, другие были заняты своими делами. Бел-Хаддат отсутствовал: кажется, проверял окрестности башни, хотя Хамсин, презрительно ухнув ему вслед, доложила Сунгаю, что никого в округе нет. Связанного Исана накормили и снова напоили снотворным, и Абу Кабил, беспечно насвистывая, устроился у стены рядом с ним. Старик Михнаф, устало прикрыв глаза, грелся у разведенного огня, когда Острон сел рядом и решился заговорить с ним насчет того, что волновало его.

-- Господин Михнаф, в Кфар-Акиле нам сказали, что ты видишь сны, -- начал он. Тот посмотрел на него из-под тяжелых век; должно быть, в молодости он был статным и широкоплечим, да и теперь оставался жилистым, словно старый дуб. Видимо, Леарза пошел не в него: Острону молодой китаб доставал лишь до подбородка (ну правда, Острону многие доставали лишь до подбородка).

-- Несколько раз бывало, -- согласился Михнаф. -- Конечно, это не настоящий Дар, так, лишь его отголоски.

-- Быть может... тебе снилось хоть что-то, связанное с Одаренными?

-- Ты хочешь знать, где искать Одаренного моего племени, -- вздохнул старик. -- Боюсь, я не могу помочь тебе. То, что я видел в снах, вам ни к чему.

-- ...Быть может, Леарзе откроется Дар, -- неуверенно предположил Острон. -- Один из наших спутников считает, что Дар передается по наследству.

-- О, передается, -- согласился господин Михнаф, и его глаза коротко блеснули. -- Но мой непутевый внук невообразимо далек от Дара, так что не надейся на это.

Вернулся Бел-Хаддат; снаружи окончательно стемнело. Острон был немного разочарован, но не выпытывать же у старика, что ему снилось, так что Михнаф поднялся на второй этаж, где девушки уже приготовили для него и младших внуков постель.

-- Леарза, -- окликнула его Сафир, спускаясь по лестнице, -- спать-то пойдешь?