В живот ему уперся острый клинок.

-- Не приближайся, -- равнодушно сказала Лейла. Пришлось сделать шаг назад. Кинжал тут же убрался, исчез в ее рукаве. -- И если вздумаешь опять предлагать всякие гадости, имей в виду: у меня плохое настроение. А значит, бить буду больно!

Элизбар поднял руки, еще шагнул назад. Шутить с ней не стоит: хотя в драке, скорее всего, ему удастся скрутить ее, не за счет умения, так за счет силы, при этом она наверняка разок да пырнет его своим кинжалом.

-- Опять из-за мальчишки расстраиваешься? -- тем не менее оскалился он. -- Давно уж пора признать, что никаких у тебя шансов на него нет.

-- Заткнись! -- крикнула Лейла, схватила пиалу и швырнула в него. Элизбар едва успел перехватить чашку на уровне своего лица.

-- Эй, полегче. Свет клином на нем сошелся, что ли? Всем прекрасно известно, что твой Острон сохнет по Сафир.

-- Как присох, так и отсохнет!

-- Я бы усомнился.

Она сердито вскинулась, и он непроизвольно поднял руки, готовый ловить иные, более острые предметы; но кидаться Лейла не стала, нахмурила брови.

-- Чего ты ко мне лезешь, жулик? -- спросила она. -- Других баб на свете нет разве? Хоть бы к Сафир клеился, что ли, зачем ко мне?

Элизбар, хотя она ожидала, что он отпустит очередную идиотскую шутку, даже не улыбнулся.

-- Откуда я знаю, -- как-то просто сказал он.

-- Вот и отстань уже. Взбесишь ты меня -- и засажу под ребро кинжал, и не думай, что я этого не умею.

Он развел руками и сделал шаг в ее сторону; ее кинжал снова уперся в его живот. Элизбар не отступил. Темные глаза в тусклом свете лампы блеснули золотом.

-- Давай, -- предложил он. -- Я не возражаю. Только скажи, неужели я действительно настолько хуже Острона?

Рука с кинжалом чуть заметно дрогнула: и не заметил бы, если б этот кинжал не был прижат к телу. В глазах Лейлы была ярость, но голос подрагивал точно так же, как и рука.

-- Да! -- почти выкрикнула она. -- Даже не думай сравнивать себя с ним, жулик!

-- В чем же он лучше меня? -- спокойно спросил Элизбар, и только темный взгляд выдавал, что он на самом деле чувствует.

-- Он... -- ее рука наконец опустилась, и губы девушки задрожали. -- Он добрый. Никогда не думает о себе, только о других. А ты наоборот!..

-- Откуда ты знаешь.

-- И он куда симпатичнее тебя! -- сердито добавила Лейла. -- Ты видел, как он улыбается? Видел? Тепло становится уже просто смотреть на него, и рот у него похож на фигурную скобочку... а еще эта твоя дурацкая борода, -- неожиданно завершила она, -- она меня бесит!

Соскочив со стола, она почти побежала к лестнице на второй этаж; Элизбар остался стоять, глядя ей вслед. Невольно коснулся пальцами поросшего щетиной подбородка.

-- Борода, -- пробормотал он. -- Это борода, что ли? И чего это ей именно борода не нравится?..

***

Величественная крепость, выстроенная предками: Бурдж-эль-Шарафи. Крыши блестят на солнце чистым золотом, и эти стены никогда не взять приступом потомкам Суайды, даже если бы они и забрались так далеко. Могучая река Шараф несет свои воды, чтобы слиться с самой Харрод к северу отсюда. Три изящных моста перекинуто через Шараф на остров, на котором располагается крепость.

Копыта его коня уверенно пронесли его по одному из мостов, а следом ехали остальные конники, молчаливые, завернутые в белые бурнусы, с копьями в руках, с ятаганами на поясах и с флагами.

Он въехал на площадь, вымощенную булыжником, и спешился. Их встречали: высокие воины в светло-синем, в тяжелых латах, сверкающих на груди. Последователи Гайят. Из оседлых они самые выносливые и могучие бойцы, он хорошо знал это. Именно они пойдут во главе войска: черноглазые сыны Гайят и смуглые кочевники, последователи Мубаррада.

Огромный человек в доспехах спустился по широкой лестнице, вышел из тени арок, ухмыльнулся. Старый знакомец!

-- Ты все тот же, Мансур, -- сказал он. Эль Масуди отозвался:

-- И ты не меняешься, Абу. Как твои люди, готовы к походу?

-- Еще как!

Они рассмеялись. Ослепительно светило солнце; ветер ерошил русые волосы Абу Катифы, трепал бурнус Мансура Эль Масуди. Мир внимательно наблюдал за ними.

Еще один человек сбежал по лестнице, скользнул между стоявшими с невозмутимостью истуканов стражами и оказался рядом с ними.

-- Ага, -- выкрикнул он, -- Мансур приехал! Первый, как и всегда! Осталось дождаться остальных.

-- Да, осталось дождаться остальных, -- согласился Эль Масуди. -- Набул, ты никак не научишься степенности.

-- К чему это? -- фыркнул юноша. Он весь буквально сиял; ясно-голубые глаза будто отражали в себе дневное небо. Словно молодой бог, подумалось Эль Масуди. Конечно, ведь удел какого-нибудь важного старичка-лекаря -- поддерживать жизнь, тогда как Набул дарит ее, не скупясь. К чему ему степенность?..

-- Птицы Салима прилетели вчера, -- сообщил Абу Катифа. -- Это значит, что наш охотник уже на пути. Скорее всего, и пройдоха Таймия не задержится, его племя кочевало неподалеку от Бурдж-эль-Шарафи, когда мои посланники нашли его.

-- Остается Эль Кинди.

-- Эль Кинди, -- эхом повторил Набул. Они переглянулись.

-- Сын Хубала не опаздывает, -- мрачно сказал Эль Масуди, скрестив руки в перчатках на груди. -- Он приходит тогда, когда ему велит время.

-- Мансур, -- немного встревоженно сказал голубоглазый юноша, -- а он придет?

-- Придет, -- уверенно ответил он.

Мир всколыхнулся.

Он пришел, прошелестел неслышимый голос.

Солнце медленно таяло.

Он пришел, повторил голос. Острон попытался оглянуться, но у него в этом месте не было тела; только единая точка наблюдателя, и далеко-далеко внизу -- трое бойцов, мрачный одноглазый Эль Масуди, белобрысый Абу Катифа и молодой бог Набул.

-- Он пришел, и они победили, -- сказал Острон, чувствуя, как страх накатывает на него. Он был совершенно беспомощен, и бесплотный голос опять говорил с ним. Какая-то часть его знала, что он может в любой момент проснуться, сбежать; но он будто забыл, как это делается, и мог только слушать шелест этого серого голоса.

Твоя кровь знает правду, сказал тот. Ты можешь не верить мне, нари, но своей крови ты верить обязан.

-- И я ей верю, -- упрямо произнес Острон. -- Я знаю, что Эль Масуди и его спутники разгромили тебя и твоих слуг. И потом тебе пришлось долго зализывать раны. И теперь твой хваленый слуга, которым ты угрожал мне, перешел на мою сторону.

Досадная неприятность, согласился темный бог. Но одна пешка ничего не изменит.

-- Он утверждает, что таких, как он, у тебя больше нет.

И ты веришь ему, нари? Шелест, похожий на смех. Ты всем веришь?

-- Нет.

И тебе даже в голову не приходит, что среди твоих спутников могут быть те, которые перешли на МОЮ сторону.

-- Ты лжешь.

Посмотрим, что ты скажешь, когда один из них вонзит скимитар тебе в спину.

Истаяло.

Он резко вскинулся, хрипло дыша; темно, но эта темнота была более... человеческой, что ли, в ней были звуки дыхания, отдаленные крики ночных птиц, ржанье лошадей в конюшне.

Ушло.

Какое-то время Острон сидел, нервно выпрямившись, потом обессиленно рухнул обратно в постель. Мубаррад милостивый, подумал он. Огради меня от безумия.

На соседней кровати завозился Сунгай; кучерявая голова поднялась с подушки. Острон молчал.

-- Тебе опять снился сон? -- шепотом спросил джейфар.

-- Да, -- признался он. -- Я... в последний раз мне снилось, будто я -- Эль Масуди. Все было так реально... а потом со мной заговорил темный бог. И сейчас было то же самое. Знаешь... мне кажется, то, что я вижу... про наших предков -- правда. Как оно и было на самом деле.

-- Ты уверен, что это не темный бог обманывает тебя?

-- Нет, -- Острон улыбнулся в темноту. -- Вряд ли он стал бы показывать своих заклятых врагов... такими. Они были... немножко похожи на богов... Я видел Абу Катифу, Одаренного Гайят. Он выглядел как огромный человек в доспехах, которые ослепительно сияли на солнце, и у него был... очень заразительный смех. А Набул, Одаренный Ансари, и вовсе был словно окружен ореолом неземного света.