Морвейн сжал губы, но глаза его смотрели твердо.

— Я все-таки не согласен с вашей точкой зрения, профессор. Научный подход требует воспроизводимости экспериментов, но вы поставили эксперимент лишь единожды и отказались повторять его. Что, если повторное проведение даст совершенно иной результат?

— Эти эксперименты бессмысленны, Беленос, и это признал не только совет, но и Лекс. Более того, они потенциально опасны. Не я ли рассказывал тебе на лекциях о том, что случилось с выжившими ятингцами?

— Я прекрасно знаю, что с ними случилось, профессор. Но он один. Он по отношению к собственной расе атавистичен, у него близкий к нашему склад ума. У него есть шансы, или вы станете отрицать это?

Профессор Квинн по-прежнему вроде бы хранил строгое выражение лица, но взгляд его несколько смягчился; он слишком хорошо знал Беленоса Морвейна.

— Не стану, — согласился он. — Да будет тебе известно, что с Кэрнана пришел ответ. Научный совет не возражает; Лекс особенно указал, что с этого дня руосец становится твоей ответственностью, Беленос. Однако, разумеется, тебе в одиночку не справиться, потому на совете было постановлено, что руосец будет находиться в ксенологическом институте, под моей непосредственной опекой. Так и быть, — нахмурился он, — я лично буду обучать этого молодого человека, однако не забывай, что помогать ему с адаптацией — твоя задача.

Морвейн церемонно склонил голову.

— Спасибо, профессор.

— Не стоит благодарности. А теперь иди. Не следует оставлять его одного надолго.

* * *

Он больше всего был похож на потерявшуюся пичужку, попавшую в место, откуда она не знает, как ей выбраться; нахохлившись, подобрав ноги, сидел на койке, уперся сгорбленной спиной в стену, смотрел перед собой сосредоточенным взглядом, который Морвейн уже знал у него: Леарза о чем-то думал. Часто и раньше Морвейн замечал за ним, когда остальные руосские спутники их выглядели встревоженными или мрачными, возможно, опять слышали голос Асвада или просто переживали о том, что предстоит им, — молодой китаб совершенно мог позабыться и размышлял о вещах, которые его друзья считали бессмысленными и глупыми.

Когда разведчик вошел в комнату, Леарза быстро поднял на него взгляд, но тут же вновь опустил глаза. Морвейн прошелся по помещению, облюбовал себе прежний стул и вновь оседлал его.

— Мы… летим? — спросил его китаб.

— Да. Через шестнадцать часов мы прибудем на Кэрнан.

Леарза помолчал.

— Что это за место? Там… все по-другому, да?

— Ну, там тоже живут люди, которые дышат воздухом, если ты об этом, — отозвался Морвейн. — Кэрнан — одна из планет в звездной системе Кеттерле. Звезда Кеттерле — такое же солнце, как ваше… чуточку похолоднее, может быть. Люди на Кэрнане обитают вот уже много тысяч лет. Это, можно сказать, наша столица, сердце нашей цивилизации. Именно оттуда в свое время по галактике расселились люди, оттуда прибыли первые поселенцы и на вашу планету, привезли с собой животных и растения с Кэрнана; так что там будут и знакомые тебе вещи. С другой стороны, наша цивилизация все эти тысячелетия шла по другому пути, мы развивали свою технику, а не душу, поэтому… я думаю, тебе будет интересно.

Леарза и не улыбнулся, продолжал смотреть куда-то в пол.

— А что будет с Саидом? — вместо того спросил он.

Морвейн нахмурился; понятное дело, всем существом Леарза еще принадлежал Руосу, все его помыслы были по-прежнему направлены туда.

— Ничего, — сказал Морвейн. — Ваше бессознательное… темный бог повлиял на притяжение планеты, как уже говорил Дагман, ось ее наклона изменилась, вращение сильно замедлилось и дальше будет только останавливаться. Сначала рухнет луна, а потом орбита планеты будет становиться все меньше, пока она не упадет на поверхность солнца.

Леарза молчал.

— Мы пытались предотвратить это, — признался разведчик. — Долгие годы мы находились здесь, но мы не многое могли сделать.

— Разве не было способа уничтожить темного бога?

— Теоретически, он был, — прозвучал ответ. — Мы пытались проверить на практике, возможно ли это, но эксперимент не удался.

— Как же можно было бы сделать это?

— Ведь Асвад — это массовое бессознательное руосцев, — пояснил Морвейн, глядя в сторону. — Ваш мозг… душа устроена по-иному, не так, как у нас. Долгими тысячелетиями твои предки развивали в себе эту силу, пока действительно не пробудили в себе то, чего искали. Человеческое сознание — своего рода инструмент; ваше сознание перестало быть чем-то сугубо нематериальным и начало воздействовать на окружающий мир. Изъян этого инструмента заключается в том, что в душе каждого человека есть тьма. Мысли о смерти, об убийстве, о насилии. Дурные чувства, наконец: ненависть, зависть. Когда человеческое сознание заключено в черепной коробке и остается там, эти вещи сравнительно безобидны, они могут влиять на реальность только опосредованно, через человеческие руки. Если я захочу убить кого-то, я могу пойти и зарубить его ятаганом, а если такой человек, как Острон, захочет кого-то убить…

— Острон никогда не хотел никого убивать, — тускло возразил Леарза.

— Да, но я говорил тебе, что эти мысли все равно невольно посещают каждого из нас. Это что-то вроде темноты, подкрадывающейся сзади, ты можешь видеть ее только уголками глаз, а когда поворачиваешься, она поворачивается вместе с тобой…И теперь представь себе, что у каждого из вас была эта тьма внутри, и вся она оказалась направлена против слуг Асвада… это она сделала их безумными, вывернула их собственное сознание наизнанку. Именно массовое бессознательное племен создало черное сердце Эль Габры, исподволь влияло на саму планету, пока не начались необратимые процессы в ее ядре…Это можно было бы остановить, если бы… изменить фокус; рассеять его, может быть. Если бы племена перестали даже думать о безумцах.

Леарза поднял на него темный взгляд.

— Значит, все, что мы делали, было лишено всякого смысла? Не было никакой нужды тащиться в горы Талла, рискуя всем, теряя время.

— …Да, — безжалостно ответил Морвейн.

— Тогда почему вы не остановили нас? Ничего не сказали? И ты, и Абу, и Дагман, вы все шли с нами, когда надо было!..

— Мы не могли. Наша значительная надежда была на Одаренного твоего племени, Леарза. Надежда не оправдалась… я искал его долгие десять лет, но так и не нашел никого, кто мог бы хотя бы предчувствовать будущее, а самым близким к этому оказался твой дед, и он ничего не сказал перед своей смертью, даже если и знал; хотя я так надеялся на него. Сам подумай, если бы мы сказали вам всю правду, поверил бы нам Острон? Он и без того никогда не доверял мне.

— Он доверял Абу Кабилу.

— И то, скорее всего, истина оказалась бы слишком странной для того, чтобы он мог ее принять. Другое дело — Одаренный Хубала, только этот человек мог бы что-то действительно изменить, пусть даже, возможно, пожертвовав собственным рассудком. В свое время Эль Кинди пытался сделать именно это. В тот раз у Эль Кинди не получилось: остальные Одаренные не поверили ему, сочли его трусом. Мы надеялись, что теперь с нашей помощью удастся склонить чашу весов в нужную сторону.

Леарза промолчал.

— Лучше не будем об этом сейчас, — резковато произнес Бел. — Тебе и без того придется непросто. Наша цивилизация… значительно отличается от всего, что ты знал раньше.

— И на что похож этот Кэрнан? — послушно спросил китаб, хотя в голосе его не было особого любопытства.

— Там… значительно зеленее, — одними губами улыбнулся разведчик, покачнулся на стуле, отклоняясь назад. — Там очень много воды. И небо там совсем не такого цвета…Уже скоро сам все увидишь.

* * *

Лишь короткое подрагивание пола под ногами дало знать о том, что деформационные двигатели были выключены, и пузырь Алькубьерре рассосался; искаженное пространство вернулось в свой естественный вид, заработали линейные двигатели, тускло засветились сопла. Траектория полета была рассчитана безупречно, и космическая станция «Руос-1» снизила скорость и удачно вышла на стационарную орбиту. Люди, находившиеся на ней, группами покидали ее, и маленькие шаттлы один за другим отправлялись вниз крошечными звездочками.