— Много выпили?

— Нет, в меру. Кроме хозяина, не было ни одного пьяного.

— А в чем выражалось его состояние?

— Он вдруг озверел и начал скандалить.

— С кем?

— Со своей женой. — Виктор демонстративно опустил глаза на желтую папку, лежащую перед Фрайтагом на столе. Он ни секунды не сомневался, что эта сцена там описана во всех деталях: «Ты превратила наш дом в гнездо порока»…

Тут в кабинет вошел Дундалек и положил перед шефом голубой конверт. Фрайтаг открыл его, бросил взгляд на перечень штрафных санкций против Осси Шмерля и понял, что не ошибся. Этот человек был многократно осужден за разные правонарушения, среди прочего — подделка чеков, шантаж и растрата, а последний раз восемнадцать месяцев сидел в тюрьме за подделку картин.

Фрайтаг спрятал конверт и кивком головы сделал Дундалеку знак отправляться на свое рабочее место.

Дундалек молча уселся за свой стол, на котором его уже ждали подготовленные заранее блокнот и ручка.

Виктор понял, что теперь будет записано все, что он скажет, и слегка занервничал.

— Вы только что сказали, господин доктор, что Ахенваль ни с того ни с сего начал скандалить с женой, — продолжил допрос Фрайтаг. — Что вы имели в виду? То, что у него не было для этого никаких оснований?

— Об этом я не могу судить, — сдержанно ответил Виктор. — Я не знаю их отношений. Но у него точно не было повода для подобной агрессии.

— Речь не шла о другом мужчине?

— Я знаю только, что мужское имя было названо.

— Вы его помните?

— Фройдберг, Харальд фон Фройдберг. Госпожа Ахенваль назначила с ним встречу, записав это на листке бумаги, который Ахенваль и нашел у нее в сумочке. Он сразу же начал дико орать.

— Разве это так уж необычно? Ревнующий мужчина чаще всего орет.

— Но Ахенваль вовсе не ревновал.

— Что же это было, если не ревность?

— У меня создалось впечатление, что он просто разыгрывает какую-то сцену. Все выглядело так, будто он специально хотел оскорбить жену и выставить ее в дурном свете. Он прекрасно отдавал отчет своим словам.

— Как вы думаете, почему Ахенваль разыграл эту сцену? Чего он добивался?

— Не имею ни малейшего представления, о чем там в действительности шла речь. Может быть, ему просто нужна была ссора, — пожал плечами Виктор. — Я посторонний человек, откуда мне знать, чего добивался Ахенваль?

— Когда вы ушли из квартиры Ахенвалей?

— Около половины второго. Я ушел первым.

— А потом кого-нибудь из этой компании видели?

— Нет, никого.

— И госпожу Ахенваль тоже?

— И ее не видел.

— А ведь у нее номер в той же гостинице, где живете и вы.

— Я об этом слышал, но ее не встречал.

— Когда вы вернулись в отель?

— В половине четвертого.

Рыжеватые брови Фрайтага поползли вверх.

— Можно узнать, где вы были с половины второго до половины четвертого?

Виктор насторожился. К этому вопросу он не был готов.

— Я пошел в бар выпить чашечку эспрессо, а потом мне стало дурно от шума и дыма, и я отправился в Английский сад, прогуляться вокруг озера, чтобы немного отдышаться.

— В котором примерно часу?

— Около четверти третьего.

— Вы там случайно никого не встретили?

— Никого. А когда был убит Ахенваль?

— Около половины третьего. — Фрайтаг замолчал и повернул голову к окну.

— Да, — протянул Виктор, — признаю, это довольно жалкое алиби.

— Жалкое? — рассмеялся Фрайтаг. — Это вообще не алиби… Вам еще не приходилось обеспечивать себе алиби, иначе бы вы знали, как невероятно трудно это сделать.

— Все зависит от умственных способностей, — усмехнулся Виктор.

— Конечно, господин Брюль, — сухо ответил Фрайтаг. — Но мы здесь тоже не дураки… Между прочим… какое на вас вчера было пальто?

— Вот это. У меня нет с собой другого. — Виктор бросил на полицейского непонимающий взгляд и отвернулся.

Когда он вышел из кабинета, Дундалек закрыл за ним дверь и заметил:

— Он не похож на человека, который может убить кого-нибудь из-за шести тысяч марок.

Фрайтаг пожал плечами.

— Так ведь и не доказано, что Ахенваль был убит из-за шести тысяч марок. Вперед, Дундалек, теперь мы возьмемся за Осси Шмерля.

— Вызвать?

— Нет, вызывать не будем. Эту птичку я хочу посмотреть в ее клетке. — И, прежде чем выйти из комнаты, Фрайтаг взял со стола пуговицу и положил ее себе в карман.

На табличке, прикрепленной к двери квартиры, было написано: Осси Шмерль, а ниже — художник.

Дундалеку пришлось три раза нажимать на кнопку звонка, прежде чем в квартире послышался какой-то шорох. Потом зашлепали шаги, сопровождаемые хриплым кряхтящим бормотанием, которое вдруг перешло в ужасный кашель человека, выкуривающего по шестьдесят сигарет в день.

Дверь открылась, и в полутемном коридоре полицейские увидели Осси Шмерля, длинного, тощего как жердь, со сморщенным лицом под запущенной гривой каштановых волос. От него так разило виски, будто он в нем выкупался.

— Уголовная полиция, — представился Фрайтаг. — Вы — Осси Шмерль?

— Да, именно я. А что, собственно, случилось? — Он снова закашлялся и отступил в сторону.

Фрайтаг широким шагом прошел мимо него к каморке, дверь которой была слегка приоткрыта. У одной стены стояла кровать, у другой — шкаф и стол с двумя стульями. На стульях в беспорядке валялась одежда: пиджак, брюки, белье, но пальто отсутствовало.

— Что вы у меня ищете? — пробурчал Осси.

— Пальто, в котором вы гуляли сегодня ночью. — Фрайтаг еще раз бросил быстрый взгляд на каморку и тут увидел серо-зеленый длинный плащ с кожаными застежками. — Вот это.

Он снял пальто с крючка и подошел к окну. Одной из кожаных пуговиц не хватало, а пришита она была шелковыми нитками ядовито-зеленого цвета. Парочка оборванных ниток еще свисала с прочного материала плаща.

Фрайтаг вытащил пуговицу, которую нашли рано утром на стройке, и сравнил ее с остальными, а Дундалек с любопытством наклонился к ней и тихо проговорил:

— Точно. И нитки те же самые.

— Что такое с моим пальто? — прокряхтел Осси. — Мне нечего скрывать, со мной все в порядке Я вообще ничего не знаю.

— Даже то, что Гвидо Ахенваль сегодня был убит в своей квартире?

— Что-о-о? Гвидо?

— На вас падает весьма веское подозрение в совершении убийства. Вы признаете, что сегодня ночью были в этом пальто?

Лицо Осси приобрело мертвенную бледность, а копна грязных волос стала похожа на приклеенный театральный парик.

— Он был моим лучшим другом, — невнятно пробормотал он. — Единственным другом. Вы говорите, Гвидо убили в его квартире? А как? Застрелили?

— Нет, в него не стреляли.

— Когда же это случилось?

— Вопросы здесь задаю я. И я хочу знать, надевали ли вы сегодня ночью это пальто? — начал терять терпение Фрайтаг.

— Пальто, да, я был в пальто. — Осси продолжал пребывать в состоянии шока.

— Ну, наконец! Да и не было никакого смысла отрицать это. Мы нашли пуговицу, которой нет на вашем пальто. С теми же самыми нитками, видите?

На Осси слова комиссара не произвели никакого впечатления.

— Я вчера был там, в квартире, — бормотал он. — И другие там были.

— Но пуговицу мы нашли вовсе не в квартире, а рядом на стройке. На третьем этаже. Что вам там было нужно?

— Я там вообще не был, — запинаясь, произнес Осси.

— Не лгите! Пуговица была там, значит, и вы были. Вы проникли через строительные леса на балкон, а потом проломили Ахенвалю череп железным крюком.

— Нет, нет! Я… Мы же вместе были в «Бонбоньерке»… В два часа. Тогда Гвидо был еще жив…

— А где вы были в половине третьего?

— В половине третьего я все еще был в «Бонбоньерке» и оставался там до закрытия. Все время сидел у стойки. После того как ушел Гвидо, я разговаривал с барменом, владельцем ресторана. Можете спросить у него.

— Когда ушел Ахенваль?

— Должно быть, где-то в четверть третьего. Он был там недолго и в плохом настроении. Опять какие-то неприятности с его женой. А где была она, когда убили Ахенваля?