Потом дома стараюсь перед ним…

Она мне замечания делает, чтобы я не щеголяла, а я делаю вид, что не понимаю, о чем это она, и продолжаю с утра и вечером перед ним в трусиках…

Потом со скандалом. Не стала носить колготы. Только чулки и только с поясом! Мать в шоке! Ничего не понимает.…А я снова, выряжусь и продолжаю перед ним.…Причем мне надо, чтобы чулки были не просто капроновые, а еще и с рисунком!

Хожу перед ним, а у самой адреналин в крови так и закипает, кровь в голову ударяет от его взгляда на мою, в общем–то, девичью еще, но аппетитную фигурку бесстыжую…

Кончилось все тем, что со мной мать пришла на беседу к подростковому врачу. Что он только мне не говорил, как только они вдвоем меня не раскачивали…

А я кремень! Я словно разведчик Зорге на допросе у японских генералов. Кручусь, выкручиваюсь,… Они понимают, что я играю какую–то роль, а я ведь задание свое выполняю… Я ведь Зорге, Мата Хари! У меня великая цель, и мне предстоит ее достигнуть! А они, две бабы, не только об этом не знают, но даже не догадываются!

А у меня с ней началось соревнование за его к себе внимание! Вот уже до чего зашло у нас с ней!

Мать смотрит на меня и все время молчит.

Ну и что ты так на меня смотришь? Думаю, молча, смотря как бы и не на нее.

Она молчит. Молчу и я. Встала, специально прошлась по комнате перед ней. Пусть, думаю, посмотрит, какой я стала? А что? Вот, давай сравнивай!

Вспомнила, как она стала смущаться с некоторых пор, даже при мне перестала переодеваться. Это от того, что я раньше купалась в ванной, и она мне спинку приходила мылить. А потом уже я к ней. Однажды зашла, а она стоит передо мной. Я на нее взгляд бросила, да такой, что смутила невольно. А что я в ней увидела? Я увидела, что мое тело во много раз лучше ее! Взять хотя бы груди? Взять и сравнить. У нее они уже отвисли и сосок в сторону, повис на краю, а мои? Я другой раз специально пред ней, перед ним как пройду! Иду и чувствую, как у меня все подпрыгивает, словно это не мои груди, а каучуковые шары. Тяжелые, упругие и красивые… Я их всегда с удовольствием трогаю и разглядываю, какие они. Вот и соски. Да разве же у нее соски, вот мои…. Потом наше соревнование уже выходит из дома.

Как–то раз собирались в кино всей семьей… Она сделала прическу. Я поняла, что она уже начала осознавать, что, так как она раньше, ей уже стало нельзя. Его внимание ускользало и переключалось на меня! Вот она и стала прическу менять, платье…Мы с ней за шкафом и переодеваемся, а он по комнате ходит…

— У тебя новое платье? — Говорю ей.

— Что, нравится?

— Нравится, только вот…

— Что? Что не так?

— Да вот тут морщит…

— Где?

Показываю ей. Она крутится, пытается оправить, растянуть складки.

— Меньше надо… — Говорю ей ехидно.

— И вовсе не от того, просто оно мне мало! — Оправдывается ведь!

— Ну, раз мало, то надень другое… — Говорю ей вроде небрежно.

— Какое?

— Ну, это, что он любит? — Сказала ведь то, что думала.

— А ты откуда знаешь?

— Да ты сама говорила…

— Ничего я тебе по поводу платьев, которые он любит, не говорила. Он вообще ничего не понимает…

— Пилюлькин! — Зову его. — Тебе это платье нравиться?

И ведь заставила ее надеть! И она поняла, что я ее насильно в такое некрасивое платье вырядила! А сама…

— Пилюлькин, ты не станешь обижаться, если я в ее платье, ну, которое ей мало?

— Нет! Пожалуйста! Только давайте уже скорее девки, а то опоздаем ведь…

Мы вышли из–за шкафа. И он на меня! На меня ведь! А она дернулась, зачем–то толкнула меня и пошла к двери. А он около меня.

— Вот это да! А я и не знал, что ты уже мамкины платья начинаешь носить!

Она со скандалом ему. Мол, себе так почистил обувь, а почему не ей? Злится!

Потом в кинотеатре. До начала еще есть немного время, и мы ходим с ним в фойе перед фотографиями артистов под ручку. Он ее, то с правой руки, а то я к нему, и он ее тогда, с левой… Она снова ему скандал! На нас смотрят. Особенно на новое платье, что на мне! Представляете, каково ей? Видеть, как на меня рядом с ним смотрят, а на нее никакого внимания!

В зале сели. Погас свет. Он между нами. Начинается кино… Но то — для нее, не для меня ведь, мне надо совсем другое кино. Мое кино вот оно, рядом со мной. Колеблюсь какое–то время, а потом руку свою тяну к нему… в темноте. Когда коснулась его ноги, то он даже не повернул головы! Сердце колотит! Секунду жду, а потом уже всю руку кладу к нему…

Поворот головы ко мне. А я смотрю кино! Он руку мою взял… Я на нее облокачиваюсь, не даю снять с его ноги. Она почувствовала! Поворот в нашу сторону ее головы…Руку убрала и смотрю кино…Как будто бы?

Потом я в его сторону облокачиваюсь и руку свою под его руку просунула и сижу, приваливаясь к нему. Она снова… И так все кино!

Вышли. Чувствую, она не своя! Вцепилась в него, повисла, второй рукой ухватила. Не дает мне его даже взять под руку…

Пришли домой. Только дверь открыли… Она даже не ожидала! Я быстро нагнулась и ему тапочки… На, говорю, надевай, Пилюлькин! Он туфли снял, а я перед ним, как раба, стою на коленях с тапочками в руках…

— Что? — Спрашиваю у нее. — Уже и поухаживать за единственным мужчиной в семье нельзя?

Она пожала плечами недовольно и в комнату. И еще хмыкнула. Ах, хмыкнула, это уже хорошо!

Снова за шкафом. Она спиной, я тоже. Он переодевается в комнате.

— Пилюлькин! Тебе понравилось кино?

— Почему ты отца так называешь? — Недовольно она мне.

— Потому что он мне… — Хотела сказать, что он так сам назвался и разрешил, а он…

— Девки, вы что это? Хватит уже вам! Пусть, как хочет, так и называет. Она имеет на это полное право.

— Нет! — Срывается мать. — Она в последнее время совсем разболталась и позволяет себе…

— Ну, начинается… — Теперь уже он недовольно. — Да, что это с тобой, Алла?

— Со мной? А может быть не со мной? Может быть это…?

— А что, с кем? С нами? С нами как раз все хорошо…

— Вот, вот с вами, с тобой, а как же… — Спросила и заплакала.

Я к ней обернулась и руку на плечо. Она сбросила ее рывком и на кухню. Раздетая, босиком…

— Может, ты скажешь, что это с ней? — Спрашивает меня.

Я специально выхожу к нему без платья, в шикарной черной комбинации с кружевами, чулках с поясом и вроде бы не обращая никакого внимания на все это, нагибаюсь, рукой скольжу по ляжке, приглаживая, подтягиваю чулок по ноге… И начинаю при нем расстегивать пажики на чулках от пояса… Краем глаза вижу, что он остановился на полпути. Видимо, хотел за ней, а я его остановила своим видом…Нет, своим полуобнаженным телом…

— Да ты знаешь, Пилюлькин, у нее, видимо, начнется с возрастом….

— Уйди! — Внезапно она мне, входя в комнату. — Ступай в комнату к бабушке! Мама? Мама!

Ох уж эта мама! Мама, мама?

Мы воюем за его внимание, и я выигрываю! Я выигрываю, но ведь, все средства, как говорят, хороши для достижения своей цели…Тем более на войне! Да, да, на самой настоящей, бабской войне! Войне за обладание им…

После того она в кино только с ним! А потом… Захожу в дом, вместе с ним. Встретились просто перед подъездом и как зашли… Она бросается к нему в ноги и тапочки его в руках, а ко мне, поднимая голову и спрашивая, улыбаясь.

— Что? Уже и поухаживать за единственным в доме мужчиной нельзя?

А потом, наслаждаясь победой, добавляет.

— Тем более, для любимой жены! Правда, милый?

Вот так и воюем…Каждый день вижу, как делает это она. И уже раньше встает и с макияжем встречает на кухне. А там уже его ждет завтрак пахучий и вкусный!

Вот что, — скажете вы, делает с женщиной любовь! Так?

Как скажете, тоже мне? Тем более, что теперь вы уже все поняли, отчего это у нее так с некоторых пор.

Мать повоевала со мной, повоевала и сдалась наконец–то! Я верх одержала в нашем соревновании за обладание единственным в нашей жизни настоящим мужчиной!

Все! Теперь я его взяла в оборот! Она так не умела!