Обитая только на одном континенте земного шара, соболь всегда был дорогостоящей валютой в торговле. С незапамятных времен шоколадные шкурки служили козырем при обмене товара. Цари, короли, шахи, вельможи, богатые люди разных стран никогда не скупились расчетом с русскими купцами за естественное великолепие природы. Любой был готов отдать баснословные барыши за мягкий, неповторимый по красоте ворох полосатых шкурок. Никто не жалел золото, шелк, зерно, оружие и прочие редкие товары за искушение иметь богатую шубу. На том держалась торговля с заморскими делопроизводителями «от рода начального». Это подтверждает имя хищному зверьку, что в переводе с древнеиндийского переводится как соболь – полосатый.

Старые люди помнят от своих предков, какими щедрыми и богатыми были края сибирские по наличию соболя. Иной старожил, степенно бодрствуя остатки лет своей жизни на завалинке, масляно щелкал языком, вспоминая прошлое: «Соболя было, как бурундуков на орехе!» С этим нельзя не согласиться, так как всего полтора столетия назад шкурки соболей считали сороками (связка в сорок штук), а примитивные орудия ловли кулемы добывали в сезон по два, три и более зверьков каждая.

Легко объяснимо, что исконные места обитания соболя – Сибирь – не осталась без внимания предприимчивого глаза. Многотысячная армия охотников за мягким золотом опутала просторы тайги паутиной беспощадного промысла. Чтобы прокормить себя и свои семьи, «простые смертные», переселенцы голодного запада, люди из-за Каменного пояса (Урала) заполонили некогда девственные места Сибири, добывая соболя в таком количестве, насколько позволяла охотничья котомка. Промысел без границ хаосом вездесущего шелкопряда нанес поголовью хищного зверька ощутимый урон. За сто лет массового истребления (XIX – начало XX века) соболь стал настолько редким для родных мест, что встретить знакомую чету следов – большая редкость, а добыть – настоящая удача. Дефицит шкурок соболя породил настоящий бум пушной лихорадки. Цена на соболя возросла в десятки раз. Добывая две-три шкурки в сезон, соболятник мог безбедно прожить с семьей год. Вот только какой ценой, силой и упорством доставались промысловику шкурки соболя, знает суровая зима, бессонные ночи, избитые ноги да здоровье охотника.

Чтобы хоть как-то облегчить промысел, любой соболятник заранее «готовит себе почву»: строит новое зимовье, ладит ловушки, затаскивает в тайгу продукты. Иначе потом будет некогда. Наступит зима, выпадет снег, ударят морозы, у костра долго не проживешь. А в стенах избушки можно отдохнуть, восстановить силы, подготовиться к очередной охоте.

«Готовить почву» надо летом, едва сойдет слежавшийся снег. Летние дни длинны, как линия горизонта. Пока светит солнце да празднует июнь, можно пройти и сделать столько, что не хватит сил и духу. Опытные охотники в такие дни всегда в тайге. Кто-то валит лес на новое зимовье. Другие закрепляют на деревьях верховые ловушки-кулемы. Третьи караулят в скрадках зверя. Отдельно от всех, под высокими, скалистыми гольцами, рубят новое зимовье Гришка Соболев и Егор Подольский.

Два месяца прошло с памятного дня, когда мужики сговор решили: этой зимой идти в тайгу с обметом вместе. Было дело, за праздничным столом Егор свой сон рассказал. Гришка тогда эпизод выслушал внимательно, спросил у товарища, как сезон отошел, а потом долго усмехался над тем, как Семен Пономарев во время раздела добычи себе двух соболей взял, а Егору одного сунул: «Ты молодой в нашем промысле, тебе и меньше причитается. Я тайгу больше знаю. Зимовье мое, обмет мой, значит, мне больше отходит!..» Ничего Егор Семену не сказал, пусть будет так, как есть, один соболь, тоже неплохая добыча! А вот Гришке такой фарт явно не понравился.

– Обманул тебя Сенька, как простофилю! – гремел тогда на всю избу громким голосом Гришка, для важности ситуации помогая кулаком по столу. – Как есть надул!.. А ты согласился… а еще казак!

– Отчего же не согласиться?! – пожал плечами Егор. – Один соболь – и так достаток.

– Ну да. Сенька себе коня купил, а тебе на сапоги не хватило! А знаешь ли ты, что Сенька – пройдоха первой гильдии? С ним всегда так, никто в тайгу идти не соглашается, а ты пошел!

– Отчего же не пойти? Он мне всю тайгу показал, где, что и как!

– Хе, тайгу… – покачал головой Гришка. – Подумаешь, за поскотину один раз сходили, и только…

– Почему за поскотину, – растерялся Егор, – вон где были!.. Аж под Крутыми гольцами соболя гоняли…

– Хе, – не унимался хмельной Гришка, – под Крутыми гольцами… четыре дня спокойного хода на лыжах. А хочешь, с тобой пойдем?! Вместе?! Покажу тебе настоящую тайгу, куда мало кто ходит?!

– Отчего же не сходить! – не раздумывая, согласился тогда Егор, сомневаясь, что хмельной Гришка вспомнит об этом разговоре.

– Тогда по рукам! – протянул Соболев руку через стол и пожал жилистую руку казака. – Готовь чуни, чтобы ноги до пахов не мозолить!

– Да уж готовы… – улыбнулся Егор, чувствуя, какая сильная рука у Гришки.

В тот день Григория опять ребятишки увезли из дома Запольского на нартах, спать уложили, печь истопили. На следующий день Гришка бросил пить, отлежался два дня, куда-то сходил по крепкому насту в тайгу на неделю, а потом, вернувшись, вдруг зашел к соседу.

– Разговор помнишь? – спросил он у Егора, глубоко заглядывая ему в глаза.

– Помню, – ответил Запольский, пыхая сердцем, – не забыл…

– Тогда понемногу собирайся. После Троицы пойдем, под Курбатым гольцом избу срубить надо, там зимой с обметом промышлять будем!

Курбатый голец для Егора – все одно что созвездие Гончих Псов на небе: слышать слышал, говорили мужики, а где находится, не имел малейшего представления. Однако побывать там пришлось. Привел Гришка напарника в глухое урочище, за четвертый водораздел. После шестого дня пути на лошадях, когда в густых облаках перед ними вдруг выросли низкие горы, остановил Григорий своего уставшего, спотыкающегося коня, осмотрелся, довольно заключил:

– Вот здесь, Егорка, будем с тобой промышлять. Мало кто сюда хаживал, места глухие, соболем богатые! Приходил я сюда как-то, был немного, да не выдержал, ушел. Высоко здесь, горы, у костра много не проживешь… избу рубить надо!

Зимовье мужики ладили недолго: на третий день к вечеру венцы из круглого леса под крышу загнали, дверь и оконце вырубили, нары на двоих да стол слепили, черную печь из камня выложили. Под конец работы, убедившись, что все задуманное сделано, Гришка наконец-то воткнул топор в чурку и облегченно вздохнул:

– Вот, однако, теперь будет куда зимой прийти! – и к Егору: – А ты ничего, молодец в тайге! Проворный, как горностай, да не ленивый. С таким в паре ходить можно…

– Что там, – обрывая похвалы, равнодушно ответил Егор. – Всегда так надо, по-хозяйски, чтобы прочно да крепко было. На моем месте любой таежник так сделает!

– Да нет, не ставь в один ряд коня с коровой! Конь работает, а корова, знай себе, только сено жует! – усмехнулся Гришка. – Человек человеку рознь! С одним пойдешь – одно не нравится. Второй на себя права старшего берет. Третий учит, как промышлять зверя. Четвертый, как начнешь соболей делить, хочет себе поболе урвать. А я так думаю: в тайге все равны! Будь ты хоть сам Иван Царевич, а с другими считаться надо. И добычу делить по справедливости! Однако не каждый это понимает… поэтому я хожу в тайгу всегда один. Тяжело одному-то, да что поделать? Вот с тобой ныне сходим, посмотрим, как все будет. Если ты мужик, значит, честь тебе и хвала. А коли что не так, опять один бродить буду…

Остановили работу Григорий и Егор, стали ужин готовить. Последний вечер под Курбатым гольцом проводят, завтра утром надо в сторону дома продвигаться. Дома тоже работа ждет. Подрядились мужики по реке Казыру лес плавить через Гуляевский порог. Заработки хорошие, да летом в тайге большой работы нет. Главное, на зиму зимовье поставили! Однако одним обметом сыт не будешь: Егору семью надо кормить.

Горит костер. Редкий дым поднимается столбом и рассеивается высоко в воздухе: к хорошей погоде! Вокруг, куда ни посмотрит глаз, красота высокогорий! Грязные плешины не растаявшего снега перемешиваются с молодой зеленью. Густая трава пестрит яркими эдельвейсами и жарками. Ароматный воздух несет свежесть подступающего вечера. Запах молодой смолы растворяется в терпкой прохладе оттаявшей земли. Холод ледников несет сырость промозглых каньонов. Вершины господствующих пиков разбивают визуальное представление о близости предметов. Кажется, стоит протянуть руку, и можно дотянуться до отдельной гряды камней. На самом деле, курумники находятся на расстоянии полета пули. В горах все по-другому, чем в глухой тайге. В глубоких долинах празднует бал жаркое лето. Здесь, под Курбатым гольцом, еще весна.