Потом это прошло, лишь временами тоска накатывает. Но я все равно не хочу ему служить, поэтому каждый раз стараюсь поскорее переключиться на другие мысли".

Прервав чтение, Залман встал и подошел к зеркалу. Ага, вот он, участок здоровой кожи на изрытой шрамами левой щеке — так с тех пор и остался.

— А, вон ты докуда дошел? — спросила Сандра — она сидела за другим концом овального дубового стола и бегло просматривала газеты. — Для меня было загадкой, откуда это взялось, а ты не говорил. Не теряй времени, читай дальше.

"Попал в историю на Лаконоде. Вернее, мы попали вчетвером: я, Кириак — дублер водителя таран-машины, Михас — шофер грузовика и Джон — механик.

Мы пошли гулять по Ривероне, лаконодийской столице. Группой, потому что по одиночке нельзя, нас всех ознакомили под расписку с приказом руководства. В Ривероне люди пропадают. Говорят, одиноких запоздалых прохожих съедают здешние кесу или крадут вербовщики из Народной Повстанческой армии.

Столица Лаконоды меньше Танхалы, но там такое хитросплетение каналов и мостиков — настоящий водяной лабиринт. И ландшафт холмится — обычное дело, если половину какой-нибудь улицы занимают марши истертых каменных ступенек. И полно домов-перевертышей: с этой стороны он одноэтажный, а с другой — целых три-четыре этажа.

В таком доме и находилась харчевня, откуда нас в двенадцатом часу ночи вытолкали вышибалы, после того как Джон захотел спеть и на середине уснул, уронив голову в тарелку с омлетом, а Кириак полез в драку с парнями за соседним столиком, которым не понравилось пение Джона. Я был почти трезвый, Михас — относительно трезвый, и мы стали ловить машину. Поймали микроавтобус — так оно выглядело в первый момент, а на самом деле те, кто сидел в микроавтобусе, поймали нас.

Вербовщики НПА. Работали они четко и слаженно: дали каждому по темени, и очнулись мы уже связанные, в каком-то гараже. Охранник, паренек лет семнадцати, восторженным ломающимся голосом сообщил, что наш долг — вступить в Народную Повстанческую армию и отдать свои жизни в борьбе с Мерсмоном, а другого долга сейчас ни у кого нет и быть не может.

Джон спал счастливым пьяным сном, Кириак злобно матерился. Михас лежал, свернувшись, и молчал, его лица я не видел. Меня разбирала досада, и я начал спорить с охранником, но это было все равно, что препираться с патефонной записью. Исчерпав свой запас пламенных лозунгов по третьему разу, парнишка ушел. В течение некоторого времени я пытался разорвать сыромятные ремни, потом понял, что это безнадега. Михас начал тихонько насвистывать сквозь зубы сложную переменчивую мелодию, и я, помню, удивился его самообладанию.

Интересно все-таки, почему противники Мерсмона, которые столько говорят о своих светлых целях, не гнушаются грязными и подлыми средствами? Темный Властитель, по крайней мере, пытался меня по-честному купить — думаю, если б я согласился на сделку, он бы привел мою несчастную физиономию в соответствие с исходным проектом, как обещал. Другое дело, что я не хочу ему продаваться. А эти — сцапали случайных прохожих на улице и поставили перед фактом: будете воевать на нашей стороне, и знайте, что ваши жизни — ничто, главное — наша победа.

Пройти подготовку в их лагерях, а потом при первом удобном случае сдаться в плен? Это не так просто, как кажется. Для кесу пленные люди — прежде всего пища. В основной своей массе они народ достаточно дикий, и разбираться, кто ты такой, не станут. Те кесу, которые окружают Мерсмона — это интеллектуальные сливки: Лайя, Яранса и им подобные научились вести себя, как придворные дамы, но намного важнее то, что они читают книги и усваивают знания, накопленные другой расой. А те, кто воюет в окрестностях Лаконоды, в большинстве настоящие дикарки, они убьют меня до того, как я успею что-либо объяснить. Но вряд ли мне позволят с ними объясняться. Я слышал о том, что отряды, сформированные из не-добровольцев (то есть, из похищенных людей), НПА использует, как пушечное мясо, и за ними всегда идут бойцы-надсмотрщики, которые стреляют в тех, кто пытается дезертировать или сдаться.

В затхлой темноте гаража вспыхнул слабенький ночник, это положило конец моим размышлениям. На животе у Михаса сидел громадный паук с черными шипастыми лапами, от него-то и исходило это зыбкое голубоватое мерцание.

Кириак сдавленно вскрикнул, но я успел отреагировать до того, как он заорал по-настоящему — перекатился, извернулся и ударил его связанными ногами.

— Тихо! — прошипел я. — У Михаса — Защитник, это наш единственный шанс!

Он понял и кричать благим матом не стал.

Эфра мне тоже предлагала Защитника, но я, если честно, побоялся. У меня нет стандартного набора социальных страхов, однако вместо них есть другие, привитые Лесом. Никогда не соглашусь носить под кожей куколку или спору чужого существа, пусть даже магического, пусть даже его единственное предназначение — защитить меня в случае опасности. А то видел я в Лесу трупы животных, выеденные изнутри незваными квартирантами…

Михас перевернулся на бок, и Защитник своими зазубренными лапками проворно разрезал ремни у него на запястьях, потом побежал освобождать ноги. Двигалось это создание совсем как настоящий паук.

— А нас? — нетерпеливо спросил Кириак, когда Защитник, закончив работу, замер на полу, словно испускающий голубоватое свечение экзотический ночник.

— Эта штука работает, как заводная игрушка, и выручает только своего хозяина, — объяснил я шепотом. — Освобождать нас придется самому Михасу.

Что он и сделал, вытащив из хитро замаскированного потайного кармана миниатюрный складной ножик. А Джон так и не проснулся.

Михас посадил Защитника на дверь и начал тихо высвистывать новую мелодию. С замком паук справился в два счета.

— Кириак, его тащить тебе, — шофер показал на храпящего Джона. — Я должен свистеть, а Залман — наша главная убойная сила.

Кириак не сильно обрадовался, но делать нечего. Не оставлять же Джона вербовщикам. Парень он хороший. Художник. Рисует акварельные пейзажи и портреты — посредственные, правда, но он ни на что не претендует, просто ему это нравится. По характеру спокойный, дружелюбный. Вот только поет отвратительно, хотя очень громко и с душой.

Мы вдвоем помогли Кириаку взвалить его на спину.

Охранников было трое, включая моего оппонента. Я оглушил их, связал и отволок в то помещение, где держали нас. Микроавтобус, видимо, укатил за новой добычей, и никакого транспорта, на предмет позаимствовать, ни в гараже, ни во дворе не нашлось. Зато появилось еще двое охранников — с автоматами. Одного застрелил я, второго убил Защитник: Михас издал короткий резкий свист, и тот превратился в мерцающий снаряд, влепившийся в бледное лицо парня, рванувшего с плеча автомат. На этом силы Защитника иссякли, и его призрачная жизнь закончилась. Автоматчик, так и не успевший дать очередь, повалился, конвульсивно дергаясь, на заиндевелую землю, в его залитое кровью лицо намертво вцепился паук из черной проволоки.

— Где ты взял такую штуку? — хрипло спросил Кириак, когда мы на несколько кварталов удалились от злополучного гаража, с виду неказистого и неопасного.

— Одна колдунья сделала. Он у меня с зимы, да раньше нужды не было. Отдал за него бешеные деньжища, зато пригодился.

Джона мы несли по очереди, и вначале он был тихий, как мешок, а потом начал приходить в себя и все порывался спеть, пришлось заткнуть и завязать ему рот его же собственным шарфом, а то двигались мы с тяжелой ношей медленно, и если бы вернулся тот чертов микроавтобус — нам бы несдобровать.

В четвертом часу утра на неприветливой горбатой улочке нас арестовал полицейский патруль: тащим куда-то бесчувственного человека с кляпом во рту — ясное дело, злоумышленники!

Внятно объяснить, где находится криминальный гараж, мы не смогли, и нас до обеда продержали в холодной каталажке, а потом приехал капитан Чедеш, опознал нас и забрал под расписку.