Конечно, это была хорошая жизнь, но Гарри исполнилось всего двадцать девять лет. Он еще не был готов к рутинному существованию.
Гарри де Лейер представлял себе, как он забирается на свою рабочую лошадь и они парят, вдохновленные желанием летать.
Глава 13
Синьон
Сент-Джеймс, Лонг-Айленд, 1957 год
Люди, делающие ставки на чистокровных верховых лошадей, любят цитировать афоризм «Кровь скажется». Великие чемпионы – Мэновар, Сибискит и Секретариат – происходили из родов, поколения которых выводились ради одного качества – скорости. Но, если говорить о конкуре, этот афоризм не столь верен. Таинственное качество, которое отличает обычную конкурную лошадь от великолепной, не так легко найти. Природное чувство равновесия, безусловно, важно, но это не самая главная характеристика. Есть что-то, какая-то неуловимая черта, которая отличает хорошего прыгуна от великого. Известная писательница М. А. Стоунридж, сестра победителя Олимпийских игр в конном спорте Уильяма Штайнкрауса, писала, что даже у обыкновенной лошади есть «щедрая душа, добрая, честная, дружелюбная, обладающая особой отвагой и простым чувством справедливости». Но самих по себе этих выдающихся качеств недостаточно, чтобы стать чемпионом. В «Полной книге конкура» Джуди Краго пишет: «Если двадцать лучших конкурных лошадей вывести в поле вместе с двадцатью верховыми и охотничьими, нельзя будет указать на самую прыгучую». Большинство лошадей умеют прыгать, некоторые могут прыгать высоко, но лишь у совсем немногих достаточно отваги, доверия и выносливости, чтобы пронести всадника по трассе, созданной для проверки этих качеств.
К концу сентября 1957 года сезон выставок под открытым небом близился к завершению. Лето выдалось удачным для Гарри – он выиграл несколько лент, хотя порой и ловил на себе взгляды, говорящие, что он без приглашения пришел на вечеринку. Попытки найти подходящую лошадь для выступления в столь драматичном виде спорта, как конкур, походили на попытки найти иголку в стоге сена – вот почему у всадников в олимпийской команде Соединенных Штатов по верховой езде было по нескольку лошадей. На каждый десяток лошадей только у одной был дух. Это и было то неуловимое качество, которое все искали – и найти которое имели больше шансов люди с большими деньгами.
Среди лошадей в конюшне Гарри больше всего шансов стать чемпионом конкура было у Синьона. С тех пор, как Гарри решил проблемы с его нервами, лошадь не выглядела такой издерганной. Изучив лошадь, Гарри придумал способ помочь ей расслабиться в стойле, развесив в нем грузики так, что лошадь натыкалась на один из них, едва начинала раскачиваться, и в конце концов приучилась стоять ровно. Пребывая в хорошем настроении, она была непобедима. Упрямый Ветер, прекрасный гнедой жеребец, тоже был хорошим прыгуном, но Гарри не думал, что он может стать чемпионом, – ему не хватало искры. Он видел потенциал и в Ночном Аресте, скакуне, принадлежащем одной из учениц. Как и Синьон, он был талантливым, но норовистым. И конечно, был Снежок, удивительный прыгун через заборы. Он был целеустремлен, но неуклюж. Из всех лошадей на конюшне он был наименее вероятным кандидатом в чемпионы. Гарри планировал продолжать тренировать его – возможно, к весне у него начнет получаться лучше. А пока Снежок вернулся к своей жизни тренировочной лошади, отвозя девочек купаться и катая их. Как всегда, такая жизнь ему нравилась.
Летом Гарри на Синьоне выиграл несколько наград, победив по очкам в соревновании хантеров. Но в Сэндс-Поинте, через неделю после выставки северного побережья, судья отвел Гарри в сторону и сказал ему, что лошадь держит голову слишком высоко и не обладает нужной грацией, чтобы стать чемпионом в хантер-классе, где оценивалось изящество скакуна. Гарри начал понимать, насколько сложно добиться успеха на американских выставках. Он понимал правила соревнований по прыжкам, где все было просто: лошадь получает штрафные очки за то, что задевает или сбивает планку, и иногда учитывается общее время. Но хантер-классы были аналогом шоу талантов или конкурсов красоты – судьи оценивали внешний вид наряду с прочими качествами.
Гарри знал, что у этой раздражительной, переменчивой, вспыльчивой лошади есть талант, и хотел дать мерину шанс проявить его. Возможно, Синьон может соревноваться в конкуре: он был отличным прыгуном, а в этом виде соревнований никто не будет смотреть на то, как он держит голову. Важно только умение преодолевать препятствия.
Однако короткий осенний выставочный сезон был сейчас почти окончен. Остались лишь выставки, проходящие на закрытых аренах: Пенсильвания, Торонто и Национальная выставка лошадей в Мэдисон-сквер-гарден.
Гарри подал идею мистеру Дайнину, владельцу Синьона, отцу одной из учениц школы Нокс. Пенсильвания и Торонто были слишком далеко, чтобы Гарри мог попасть на эти выставки. Что, если записать Синьона на Национальную выставку? Это была безумная идея. Национальная выставка лошадей была самой главной выставкой в стране. Называемая «Ежегодной мировой выставкой лошадей», она входила в число лучших выставок мира. Лошадь никогда не соревновалась в конкуре, так что Гарри нужно было пройти квалификацию, доступную всем желающим. Квалификационные соревнования проводились по утрам, и по их итогам лошади допускались к участию в одном из классов. Каждый день только двенадцать лучших лошадей попадали в вечерний чемпионат, где соревновались в свете прожекторов перед глазами десятитысячной толпы.
Возможно, мистеру Дайнину понравилась самоуверенность молодого наездника – Гарри не получил недельного отгула, но получил разрешение отвезти Синьона на Национальную выставку на несколько дней.
Однако без труда успех не придет. Участие ничего не гарантирует. Мистер Дайнин и его дочь Эйлин тоже решили приехать на выставку. Гарри пообещал сделать все возможное, чтобы владелец Синьона не пожалел об этой поездке.
Семьдесят четвертая Национальная выставка лошадей в Мэдисон-сквер-гарден открылась под фанфары 5 ноября 1957 года. На нее съезжались участники со всех концов страны и со всего мира. В эпоху, когда перевозка лошадей была сопряжена с трудностями и большая часть соревнований оставалась событием местного значения, Национальная выставка привлекла участников со всего Среднего Запада и западного побережья, а также шесть или семь зарубежных команд. Заграничные команды, состоящие из непрофессионалов, должны были соревноваться друг с другом во славу своей страны. И только в одном из видов состязаний, конкуре, соревновались исключительно американцы. В день перед началом выставки майор Роберт Вагнер развлекал членов зарубежных команд в мэрии. Некоторые члены британской команды были женщинами, что вызывало пересуды, особенно когда британский чемпион Пэт Смайт в интервью, которое транслировалось по телевидению и широко цитировалось в прессе, сказал, что трассы в Соединенных Штатах не такие сложные, как в Европе.
Тем временем в Мэдисон-сквер-гарден вовсю трудились рабочие, приводя в порядок конюшни, покрывая металлический пол десятью-двенадцатью слоями земли, развешивая флажки и флаги всех представленных стран по балюстраде. Традиции Национальной выставки лошадей, прерванные Второй мировой войной и, казалось, сгинувшие навсегда, возвращались во всем своем блеске. Боксы «золотого круга» вокруг арены были известны по номерам – некоторые номера были годами закреплены за определенными фамилиями, начиная с первой выставки в 1883 году. Имена в социальном регистре Нью-Йорка изначально были взяты из списка владельцев боксов на Национальной выставке лошадей.
Как говорила Трейси Лорд в «Филадельфийской истории»: «Самое милое в этом милом мире – это привилегированный класс, наслаждающийся своими привилегиями». Когда люди приходили посмотреть на выставки лошадей, они с не меньшим любопытством наблюдали за роскошью богачей. Нью-йоркский журналист в 1900 году писал, что «рабочий класс нынче неделями копит деньги, чтобы посмотреть на наряды высшего общества» на Национальной выставке лошадей. С тех пор немногое изменилось к середине пятидесятых годов, когда одна репортерша, «девушка в черных чулках, яростно строчащая что-то в блокноте», поинтересовалась, что стоит дороже – лошади или наряды. Дорогой, обросший своими традициями, закрытый мир верховой езды был одним из последних бастионов элитарности высшего общества.