Как в былые дни, набеги делала
На поля чужие и сады...
И осталась обезьянка белою,
Только белою - от седины.
Ну, как? Давненько я это написал. Но очень оно, на мой взгляд, к месту и времени... Теперь ты понимаешь, как я себя сейчас чувствую? Этой самой обезьяной. Вроде бы и перемен хочется, да как все сейчас непросто... Рушится все. Все нормы, ценности... Молодым проще... Кооперативы, банки коммерческие, компьютерами торгуют... Вот и тебе проще, чем нам, стари?кам. Силы уже не те. И что остается? В Советах сидеть? Так советами народ уже так наелся! Всякими...
- Не говорите, Лев Наумович! И не прибедняйтесь! Какой же Вы старый? Вы еще многим молодым фору дадите! Я на Совете видел, как Вы на все реагировали! Такое не каждому моло-дому дается...
А вот напечатать его статью в журнале так и не удалось. Потом, после кончины Когана, он очень об этом жалел.
Глава 32
Serg Dove
Где-то в начале 90-х в Москве побывала делегация писателей и профессоров-славистов из США, заин?тересованных в более близком ознакомлении с процессами, происходящими в общественном со?знании русских людей. Козьмичев был одним из главных редакторов толстых литературных журналов, принимавших делегацию и участвовавших в дискуссиях. В том числе и в редакции "Литературного мира". Так близко с американцами он сталкивался впервые. Его удивляло в них безудержное любопытство и непосредственность, хотя они старались вести себя сдержанно и по-джентельменски. Но все эти качества незамедлительно пропадали на неизбежных фуршетах. На одном из них он сидел рядом с профессором-славистом из Колумбийского университета Со?лом. Тот уже был под явным влиянием русских крепких напитков. По-русски он говорил почти правильно, хотя и с акцентом. Козьмичев поинтересовался, откуда у него такой хороший язык. О. это все благодаря моему отцу! Он урожденный Соломин. Это уже в Штатах, куда его занесло после гражданской войны, он стал Солом. Он всю семью и научил. Сначала маму, по?том меня с братом и сестрой. А потом я уже сам. Я ведь даже стажировался, как это у вас гово?рят, кантовался, в вашем МГУ. Весь шестидесятый год. Веселое было время! Хотите, спою "Полюшко-поле"? Нет? Тогда спойте Вы свой шлягер!
- Какой шлягер? Я ведь не композитор, а писатель!
- Не прикидывайте себя коллега! Я знаю, Вы пишете песни!
- Я!? Никогда! Честное слово!
- Тогда я спою! И вдруг очень правильно пропел "Россия - вечная Мессия и альма-матер мудаков".
Козьмичев оторопел.
- Откуда Вы это знаете?
- О. земля круглая! У меня на кафедре аспирант. Эмигрант из Союза. У него есть магнито-фонная кассета, где Ваша песня. Он-то и сказал, что автор ее слов известный писатель Козьми-чев. А Вы не имели из-за нее неприятностей от власти?
- Чудеса! Американец поет мне песню, о которой я даже забыл! Никогда не знаешь, где споткнешься.
- За это дело надо выпить! Плиз!
Когда он рассказал об этом Жене, смеху было надолго.
Америка удивила его еще раз. И вскоре. Через год ему удалось впервые побывать в США в составе небольшой группы руководителей центральных журналов. Впечатлений была масса. Побывали в Вашингтоне, Нью-Йорке, Чикаго. Встречались со студентами и преподавателями университетов, в том числе и в Колумбийском, где их принимал профессор Бен Сол. Все шло прекрасно. Но когда до отъезда осталось всего три дня, у Козьмичева невыносимо заболел и раньше не дававший покоя зуб. Взятый с собой при?вычный анальгин не помогал. Промучился ночь, а утром обнаружил, что у него сильно опухла щека. Но надо было идти на очередной форум. Другого выхода, чем наесться анальгина, не было. На форуме он сидел, не отпуская ладонь от щеки. Сил выступить не было. Сидевший рядом Сол это заметил.
- Влад, у тебя зуб болеет? - Пришлось признаться, что - "болеет и невыносимо".
- Но ничего, до Москвы дотерплю...
- Зачем терпеть? Опасно! У тебя щека опухла! Надо к врачу.
- На вашу платную медицину у меня денег не хватит.
- Какие деньги, Влад? Я оплачу! У меня есть хороший стоматолог. Я тебя к нему отвезу. Согласен? Не дожидаясь ответа, вынул из дипломата свой сотовый телефон и заговорил на рус-ско-английской смеси.
- Серж. Hello! Это Бен. У меня сидит русский гость. У него страшно болеет зуб. Я хочу его к тебе. О, кей?
Уже в машине Влад спросил.
- А что, этот Серж русский?
- Русский. Еще какой, русский! Но парень, что надо! Увидишь.
На табличке, сиявшей рядом с входной дверью, Козьмичев прочитал - доктор Serg Dove и, несмотря на боль, усмехнулся - не доктор, а голубь...
Они позвонили. Открыла дверь симпатичная женщина и приветливо сказала.
- Doctor Serg is not available now. Please wait a little.
Через десять мучительных для Козьмичева минут из двери кабинета выскочил бледный па?циент.
- Ужас! - подумал Козьмичев. - Зачем это я согласился? Да и зуб уже успокаивается...
И опешил. Вслед за бледным пациентом из кабинета вышел... Серега Голубев!!! Мысль у Козьмичева летела с космической скоростью.
- Не может быть! Серега! Точно! Серега! Не может быть! Бред какой-то!
Потом услышал давно забытый, но абсолютно узнаваемый голос.
- Бен, где твой друг?
Перед ним, с абсолютно дурацким выражением лица, стоял и что-то беззвучно произносил Серега.
- Охуеть! - мгновенно прочитал Козьмичев. - А потом услышал то же самое, но вслух.
- Охуеть! Влад! Ты?
- Серега! С ума сойти! Серега? Мать твою! Не верю!
Недоумевавший профессор смотрел на эту фантасмагорическую сцену и не мог понять, что происходит. А мистер Серж и товарищ Влад прыгали друг возле друга и радостно матери-лись, как нью-йоркские мусорщики. Пришлось вспомнить то, чему во время стажировки его учили русские друзья.
- Вы, дятлы хреновы, остановитесь! "What's the matter?" (Что случилось?)
Первым пришел в себя Серж.
- Бен! Это мой old Russian friend! (Это мой давнишний русский друг! Мы не виделись больше десяти лет!)
Настала очередь выразить восторг профессору Солу.
- Stunned! On this occasion to drink! (Обалдеть! По этому поводу надо выпить!)
- It"s impossible! But I have a toothache! (У меня болит зуб!) - Напряг свой английский сло?варный запас Влад.
- Это ж надо! Не зуб бы, так и не встретились! Ладно! Пойдем в кабинет. Посмотрю, чем твой зуб болеет.
Усадил Влада в кресло. Надел стерильные перчатки.
- Нет, я сейчас чокнусь от всего от этого! У меня в кресле Влад!? Давай, показывай. О, брат! Тебе его лечили... Российские ручки сразу видны! Оторвать бы их! Ладно, поможем!
- А больно не будет?
- Нет! Ты что, в России? Молчи! Сейчас я тебе рентген сделаю.
Через час Козьмичев встал с кресла стоматологического кабинета в городе Нью-Йорке. Его лечил вынырнувший из небытия бывший плотник из далекого сибирского городка Касинска Сергей Голубев. Так как времени не было, они договорились, что завтра рано утром Серж заедет за Владом. Они смогут посидеть в каком-нибудь ресторанчике и поговорить.
Все время, проведенное вместе, Серега рассказывал о своей одиссее. Оказывается, идея сбежать из Союза появилась у него спонтанно. Тогда, когда после шторма его сухогруз "Амур" стоял в японском порту .... А еще точнее - перед тем, как он с группой коллег готовился к прогулке по городку. Может быть, так ничего бы и не случилось, если бы... Если бы в чемодане, где лежала еще ни разу не надетая рубашка, он не наткнулся на выписку из зачетки, полученную тогда, когда решил бросить медицинский институт. Как и зачем она попала в чемодан, в который он собирал вещи, необходимые в плаванье, он так и не понял. Видимо, случайно. Развернул. Это была выписка за все четыре курса мединститута. Неожиданно взгрустнул. Ведь еще немного - и был бы ты, Серега, дипломированным стоматологом. И вдруг его пронзила мысль. а почему бы не продолжить? Нет! Не в Союзе! В свободном мире... Ведь такого шанса больше не будет! Никогда! Он не вспомнил ни об оставшейся в Касинске матери, ни о могиле отца, ни о других родственниках и друзьях. Действовал, как автомат. А потому абсолютно спокойно. Погладил рубашку. Брюки. Положил выписку в карман куртки. Выслушал инструктаж помощника капитана, о котором говорили, что он стукач КГБ. С пятью парнями сошел на пирс, к которому вплотную подходили жилые кварталы.
