На набережной мы заходим в кафе перекусить. Пока я жду, когда Лоренс принесет нашу еду, мне становится ясно, что сосредоточиться на чем-то, кроме него, крайне сложно. Он выглядит белой вороной в своем тысячедолларовом костюме среди толпы одетых по-простому отдыхающих и туристов. Я хихикаю, когда замечаю ошеломленное лицо взирающего на него кассира. Таков «эффект Лоренса» – полная утрата способности двигаться, мыслить и говорить.

Еще улыбаясь, я отворачиваюсь, и тут в поле моего зрения попадает торчащее за зданием знаменитое чертово колесо. Одно давно забытое воспоминание становится настолько четким, что я буквально ощущаю вкус пирожного, которое ела в тот день. Это воспоминание – одно из самых счастливых. Может даже последнее счастливое воспоминание моего детства. Не помню, сколько мне было лет. В наш городок заехал бродячий цирк, и так совпало, что мой отец тогда в очередной раз бросал пить. Не притрагивался к спиртному и не пропускал ни одного собрания группы анонимных алкоголиков. Мама тоже бывала дома чаще обычного. В кои-то веки в нашем доме вместо криков и ругани звучал смех и песни The Beatles.

В своей невинности я думала, что мы наконец-то станем семьей. Что они наконец-то полюбят меня, как любила их я. Оглядываясь назад, я понимаю: мы все осознавали, что этот момент скоротечен. Будто приятный сон, который рано или поздно закончится. Думаю, тогда я впервые поняла, что хорошее не задерживается навечно. И вот, не сговариваясь, мы смеялись сильнее нужного, крепче нужного обнимали друг друга и притворялись идеальной семьей. О будущем мы, однако, речи не заводили. Мы наслаждались настоящим. Как есть.

Но самый лучший момент того вечера наступил, когда отец повел меня прокатиться на чертовом колесе.

…Мы были на самом верху, наш маленький городок казался коллекцией мерцающих огоньков, когда отец обнял меня и привлек к себе. Поцеловал в макушку и произнес:

– Как красиво, правда? – В его голосе слышалась дрожь.

– Угу, пап. Я запомню этот день навсегда.

– Я тоже.

Но по выражению муки на его лице я поняла, что мой сон подходит к концу, и это разбило мое юное сердце. Горло стянуло страхом, и мне стало трудно дышать.

– Моя красавица. Прости, что я не смог стать отцом, которого ты заслуживаешь.

– Неправда, пап. Ты самый лучший отец на свете, – сказала я и обняла его. И поняла, что плачу только в момент, когда увидела на его рубашке мокрые пятна.

– Ты – свет, который не дает мне окончательно уйти в темноту. – Он помолчал немного. – Что бы ни случилось, моя маленькая Блэр, помни, что я люблю тебя. Если мне и есть чем гордиться в жизни, так это правом называть тебя своей дочерью. Никогда этого не забывай.

Но в итоге все стало по-старому, и его маленькая Блэр обо всем забыла…

– Вот, держи, – возвращает меня в настоящее голос Лоренса. Опуская на стол целый поднос дымящейся, божественно пахнущей еды, он, видимо, замечает, что меня что-то тревожит, поскольку спрашивает: – Что случилось?

Натянув на лицо фальшивую улыбку, я подхватываю с подноса хот-дог.

– О… да все то же самое. Не хочу это обсуждать. Давай есть. Ты, наверное, страшно проголодался, да и я тоже. – Слова сыплются одно за другим, чтобы у Лоренса не было возможности возразить, и он это понимает, но не настаивает на ответе, давая необходимое мне пространство.

После еды я отношу к ближайшему мусорному баку салфетки с тарелками, а после замираю с закрытыми глазами и лицом, обращенным к небу, впитывая последние солнечные лучи. Стало заметно прохладнее, но мне не хочется уходить. По мере того, как порывы холодного ветра становятся все сильней, мои чувства пробуждаются к жизни. Глубоко дыша, я наслаждаюсь солоноватым запахом океана и криками чаек. Я ощущаю, как за спиной появляется Лоренс, а затем меня окружает тепло его пиджака. Его ладони трут мои руки, согревая меня и одновременно притягивая к нему. Откинувшись на его грудь, я медленно открываю глаза. Сквозь ресницы вижу затянутое облаками небо, штормовой океан и поистине бесконечную линию горизонта.

Мир и покой.

Настоящее волшебство.

И я не знаю, как – то ли из-за надежности его рук, обнимающих меня, а может, из-за ощущения его спокойной силы, что просачивается ко мне в кровоток, – но вдруг обнаруживаю, что открываюсь и доверяю ему свои самые глубоко запрятанные секреты. Я рассказываю Лоренсу о своем детстве, о том, как каталась с отцом на чертовом колесе, о своей матери и о том, как она собирала вещи и бросала меня. Я рассказываю ему о Пейдж Каллахан и о Мэтью, ее отце. О том, как трахалась с Мэтью в грязном мотеле в обмен на подарки и деньги, после чего он возвращался в свой большой дом в модном районе города и притворялся образцовым отцом и столпом общества.

Закончив, я ощущаю небывалую легкость и, как ни странно, полное отсутствие чувства стыда. В том-то и состоит разница между Ронаном и Лоренсом. Ронан возвел меня на пьедестал. Он видел перед собой не меня, а девушку, в которую я должна была превратиться, чтобы стать достойной его любви. Я же слишком боялась развенчать эту иллюзию. Мне и самой хотелось верить, что, если мы пробудем вместе достаточно долго, то я стану его достойна. Если б я рассказала ему о своем прошлом – о том, кто я на самом деле, – его бы и след простыл, но эгоизм не позволил мне этого сделать. Я слишком сильно его хотела. Но жить ложью можно лишь до момента, пока она не начнет душить тебя, отравляя каждое слово, каждую ласку и поцелуй. Лоренс, с другой стороны, никогда не питал на мой счет иллюзий. Он точно знает, кто я такая. И это дарит ощущение невыразимой свободы.

– Прежде чем ты что-нибудь скажешь, я хочу, чтобы ты знал: все уже в прошлом. Оно больше не беспокоит меня.

Лоренс упирается подбородком в мою макушку. Обнимает меня потуже.

– Совсем?

Я молчу, пытаясь нащупать внутри ответ.

– Блэр, я не стану притворяться, будто знаю, что у тебя на сердце. Это известно только тебе одной. Но скажу тебе вот что. Я надеюсь, что однажды ты проснешься и поймешь: тебя определяют не люди и не воспоминания, а ты сама. И больше никто.

– В твоих устах это звучит так просто… Признавайся, что ты сделал с моим циничным другом? Ты так похож на него, но говоришь совершенно другие вещи.

Я смотрю вверх, он смотрит вниз. И наши взгляды встречаются.

– Он временно недоступен. Так что, пока его нет, ты застряла со мной. – Он усмехается.

– Ах вот как? И кто же ты?

– Самый обычный парень, который наслаждается обществом прекрасной женщины.

Краснея, я чувствую, как бабочки у меня в животе совершают свой обычный хаотический танец. Поворачиваюсь к нему и задом наперед начинаю шагать назад с самым кокетливым своим выражением на лице.

– Идем, Казанова. Ты обещал увести меня в неизвестность, и я все еще этого жду.

Забавная штука счастье. Неважно, долго ли длится этот прекрасный хаос или не очень, но счастье заставляет тебя парить, вызывает желание смеяться и танцевать. Когда ты счастлив, кажется, что все на свете тебе по плечу, и нет чувства приятнее, чем возможность разделить свое счастье с особенным человеком.

Я убегаю к лестнице, спускающейся к пляжу. Едва ступив на песок, сбрасываю кожаные ботинки с носками, опускаю пиджак Лоренса на ступеньку и со всех ног мчусь к океану. Вода ледяная, но холод бодрит. Я раскидываю руки в стороны, запрокидываю голову назад и начинаю кружиться – все быстрее, быстрее, быстрее, пока, потеряв равновесие, не падаю в воду. Смеясь, я пытаюсь встать, но ноги меня не держат, и я вновь приземляюсь на задницу.

Я вижу, как по лестнице спускается Лоренс. Он убирает телефон и прячет руки в карманы брюк. Его волосы треплет ветер. На лице лихая усмешка. Я тону в его мужской красоте.

– Как вода?

– Теплая, – клацая зубами, говорю я.

– Обманщица.

Я отбрасываю с лица мокрую прядь волос.

– Может, проверишь сам?

– Пожалуй, я пас. Не хочу портить тебе веселье. Кроме того, любоваться тобой лучше издалека.