Боборыкин покраснел, как рак, но выдавил:

— Галин-юрьна, еще Кулик просила передать, что они появляются в геометрической прогрессии.

— Дети?

— Ага.

— Погоди, не торопись. Сегодня их восемь?..

Стажер кивнул, преданно глядя в глаза Галины Юрьевны.

— И биться сердце перестало! — проговорила Геращенко.

Марина сходила в институт и попросила перенести занятия на субботу.

А когда вернулась, у подъезда ее поджидала Галина Юрьевна Геращенко собственной персоной. Правда, в штатском, но это вряд ли меняло положение дел.

— Вы ко мне?

— К вам.

— Ну, пойдемте…

Дома обеих ждало очередное потрясение: дверь открылась изнутри, и страшно довольный собой Семка похвастался:

— Я же говорил, что фиг догонят!

— Это я говорил! — отвесил ему леща Федор.

— Та-ак… — протянула Галка. — Заговор, значит?

Мальчишки с криком «атас» убежали в глубь квартиры.

Марина Васильевна поймала себя на том, что улыбается. Улыбалась и бывшая студентка, и на какой-то момент Марине показалось, что все обойдется.

— Чаю? — предложила Кира, сдерживая толпу братьев и сестер, рвущуюся из большой комнаты.

Спустя полчаса женщины сидели на кухне и разглядывали семейный альбом Куликов.

— Вот, видите? Это нам с Наташей четырнадцать.

— Потрясающее сходство.

— А я смотрю на Киру и думаю: где же я это лицо раньше видела? Саму себя не узнала.

Галка, однако, расслабиться не дала:

— Марина Васильевна, что делать будем? Их уже шестнадцать, да еще в приюте теперь пятнадцать человек. У вас есть предположения, почему это происходит?

— Ни малейшего. И что делать, я тоже ума не приложу.

— Хотите, я пробью насчет семейного детского дома? Вам деньги будут давать, ребята самостоятельные, любят вас, помогать будут.

— Я не могу. У меня слишком много дел, когда воспитывать-то? Других вариантов нет?

— Есть. Детей завтра будет тридцать два, послезавтра — шестьдесят четыре. А потом и до гигабайта доберемся.

Галина чувствовала, что ее понесло, однако сдерживаться не стала:

— Это неспроста! Вы понимаете, что просто так в жизни ничего не случается? Может, вас бог наказал?

— За что это, извините? — зло прищурилась Кулик.

— Мне почем знать… А вы безгрешны, аки дева Мария?

— Галина Юрьевна, может, хватит меня жизни учить?! — рявкнула Марина Васильевна.

В это время зазвонил мобильный. Геращенко полезла в сумочку.

— Да!.. — Она некоторое время слушала молча, потом закричала: — Что?! Ты не мог ее по башке ударить?.. Тьфу!

Она нажала кнопку отбоя и тут же набрала новый номер.

— Пятачок! У нас проблемы. А мне насрать, какие у тебя там мульки, сейчас на твоей земле избиение младенцев начнется!.. Да… Уже шестнадцать… Гордись до пенсии, дурак! Нам твоя помощь нужна!.. Пулей!

— Что-то плохое? — спросила Марина Васильевна.

— Хуже. Распопова ждала, пока всех ваших зарегистрируют, а потом заглянула проверить, все ли на этот раз путем. А там уже другие детки, и ее псих разобрал. Сейчас она выбивает «пазик» с опергруппой, чтобы брать притон.

— Притон?

— Этот ее практикант ушибленный раскололся про геометрическую прогрессию, и «буханки» ей явно не хватит. А под этим соусом она вас, Марина Васильевна, может представить как торговца детьми. Прикиньте, какое дело состряпать можно, век не отмажетесь!

— Но ведь это же бред!

— Не бредовей, чем эти ваши детишки, которые неизвестно откуда берутся.

Тут позвонил Лопаницын. У него созрел план.

Петр подоспел как раз вовремя: во двор въезжал «пазик» с опергруппой.

— Здорово, — он пожал коллегам руки. — Криминал?

— Криминал, криминал, — огрызнулась Распопова. — Сам не знаешь, что на твоем участке происходит.

— Не слишком ли серьезное обвинение? Между прочим, у меня все в порядке. Мужики, в чем дело, вообще?

Распопова популярно объяснила, что некая Марина Васильевна Кулик нелегально держит у себя детей для дальнейшей продажи…

— Чего?! Мужики, она серьезно, что ли?

И просветил введенную в заблуждение оперативную группу, что никакого притона у Кулик не было и нет и что тетка решила на старости лет завести детей, открыть семейный детский дом и пригласила к себе в гости ребят из приюта. Тем понравилось, и они на следующий день прибежали снова, но неофициально и с друзьями. Пропажу вернули с милицией — вон Распопова их утром и возвращала, но угланам до того понравилось приключение, что они снова сбежали в двойном составе.

Теперь за беглецами приехала сотрудник реабилитационного центра, а заодно и его позвали, чтобы все по закону.

— А мы тогда зачем? — не понял старший оперуполномоченный.

— Вот я и спрашиваю — зачем?

У Распоповой от такой наглости дыханье сперло. Не давая ей опомниться, Лопаницын предложил:

— Может, просто ребят увезем, если уж приехали? Тут всего-то минут двадцать ехать… С меня пиво.

Оперативники согласились. Петр поднял голову и свистнул. На балкончике появилась Марина Васильевна.

— Спускайтесь, сейчас поедем!

Через пять минут шестнадцать мальчишек и девчонок вышли парами из подъезда и чинно-блинно сели в автобус, с презрением глядя на Распопову. Вслед за ними в «пазик» зашли Геращенко и сама Кулик.

— Бдишь? — Галина нависла над коллегой.

Распопова только глазами хлопала. Ее только что нагло провели.

— Шеф, поехали! — крикнул участковый, тридцать два и тридцать один, а потом еще два раза по столько же.

Опергруппа уехала сразу же, едва пассажиры выгрузились у ворот Центра реабилитации. Распопова сказала, что проследит, и тоже вышла.

— Ну? — Она осмотрела своих оппонентов. — И что вы придумали? Вы здесь все заодно, да? Одна банда? Я вас не боюсь!

— Дура! — крикнул Евгений из-за спины Марины Васильевны.

— Идемте, нам нужно все обсудить, — велела Геращенко. — Ребята, во дворе пока погуляйте.

— Что? — Распопова ощерилась. — Кажется, и ваша контора тут замешана, да?

— Дура!

— Хорошо, — скрипнула зубами Галка. — Марина Васильевна, чтобы ребята не волновались, проводите их в приемный изолятор. Эта женщина вам покажет, куда идти.

С видом победителя Распопова повела детей с «мамой» за собой, а Геращенко и Кулик вошли через главный вход, к директору.

Лопаницын остался курить на улице.

Не прошло и получаса, как участковый понял, что укурился насмерть.

Потому что увидел, как из земли проклюнулся сначала один, потом другой, потом еще несколько и, наконец, целая грядка Куликов.

Зрелище было жутковатое: ладони рвут дерн, разгребают грунт, и на свет появляется сначала голова с грязным, бессмысленным лицом, потом, выворачивая комья сырого глинозема, появляются плечи, руки упираются и вытягивают на свет все остальное. А потом земля осыпается, и вот он, стоит новенький, как с иголочки, Женя Кулик.

Не успел Петр Ильич проморгаться, как двор Центра оказался полон детей.

— Мама, мама вернулась! — закричали Кулики, едва Марина Васильевна вошла в изолятор. — Мама, ты за нами?

Кулик онемела. Вот Саша. Вот близняшки Виктория и Вероника. Мишка, Кирилл, Аннушка…

— Ма, мы домой сейчас, да? Ма, ты нас насовсем забираешь?

Медик и нянечка с воспитателем во все глаза смотрели на эту сцену: дети со всех сторон облепили непутевую мамашу, а та лишь губами шевелила, будто пересчитывая.

— Мои, — вдруг сказала Кулик, и взгляд ее стал быстрым и ясным. — Они все мои, и я их забираю. Ребята, собирайтесь.

— Как же, мамаша? — встрепенулась дежурная воспитатель. — Нет, так не положено, стойте, нужно документы оформлять.

— Я вам не позволю, — вскочила Распопова. — Это похищение!

Марина не ответила. Она толкнула запертую дверь — и та выпала вместе с косяком.

— Дети, домой! — позвала она.

С веселым гвалтом ребята потекли в дверной проем, и, как ни пытались нянечка, воспитатель и Распопова остановить этот поток, ничего у них не вышло.