Лето ненормально затянулось. Заканчивалась вторая неделя сентября, а лес за железнодорожной линией еще и не думал желтеть и опадать. И хоть ночи стали длиннее и прохладнее, днем солнце продолжало светить по-летнему ярко. Давно созрели мелкие яблочки-крымки и грушки-дички на участках окрестных дачников, полыхала рябина, цвели астры и гладиолусы, а буйная трава на пустырях возле новостроек высохла и пропылилась, как на юге. То, что на дворе все-таки осень, угадывалось по холодным росам и туманам, особенно гулкому эху электричек ранним утром и хрустально-прозрачному воздуху днём, горьковатому запаху бархатцев и исчезновению комаров, сильно досаждавших еще месяц назад.

Асфальт и бетон еще совсем нового, не благоустроенного, не озелененного поселка без названия к полудню раскалялись, над дорогами колыхалось марево, а по геометрически правильным теням домов, поворачивающимся вслед за солнцем, можно было с легкостью определять время.

Славик лежал животом на подоконнике и примеривался запустить бумажный самолетик. Интересно, удастся ли его посадить на балкон дома напротив. На пятом этаже в квартире модницы и воображалы Маринки из шестого «А» окна были распахнуты, волны ветра гуляли по тяжелым шторам и трепали невесомые тюлевые занавески, а над двором разносилась музыка — кажется, группы «Абба» — в таких тонкостях Славик не разбирался. Он любил выводить Марину — за то, что она была ябедой и задавакой. Семечки шиповника за шиворот кидать или тараканов в спичечном коробке в почтовый ящик подкладывать, или пластмассовых рыболовных мух, купленных в «Спорттоварах» — в компот в школьной столовке. Вот и сама Марина появилась на балконе, небрежным отработанным движением откинула со лба светлую челку, бросила на Славика презрительный взгляд, развесила на веревке кухонное полотенце. Славик спрятал самолетик за спину и показал ей язык. Марина, снова мельком взглянув на него, в ответ покрутила пальцем у виска. Вот и пообщались.

В пустом, залитом асфальтом дворе без газонов и клумб, только что с дорожкой из бетонных плит по центру, обсаженной чахлыми тоненькими березками, крутился на велике Колька из тридцать девятой квартиры. Ему было ужасно скучно кататься вокруг своего дома, но уезжать со двора родители не разрешали.

Истошно сигналя, рассыпая вокруг себя радужные брызги и разгоняя голубей, через двор проехала оранжевая поливальная машина. Колька резво соскочил с велика и спрятался в ближайшем подъезде, оставив дверь приоткрытой и выглядывая в щелку. Как только поливалка прошла, он вылетел из подъезда, вскочил на велик и с восторгом пронесся по свежим лужам, бросив педали и расставив ноги, как будто бы для того, чтобы не замочить новые адидасовские кроссовки. Из-под колес велосипеда лихо разлетались фонтаны брызг, почти как от поливальной машины.

Славик свистнул, чтобы привлечь его внимание.

— А! Выходи, дам прокатиться! — крикнул Колька, заметив в окне Славика. И для убедительности звонко тренькнул блестящим звонком.

— Я и свой починил, — сообщил Славик с плохо скрываемой гордостью. — Колесо перебрал, подумаешь.

У Славика тоже был «Орленок», вот он, стоит на балконе комнаты родителей — можно протянуть руку и позвонить в звонок. Не такой, конечно, новенький и сияющий, как у Кольки, а довольно-таки потрепанный, перешедший от двоюродного брата. Зато он постоянно ломался, и можно было расспрашивать папу и старших ребят, а потом самому стараться исправить поломки, приобретая полезный опыт.

Из соседнего двора послышались шум мотора грузовика и автомобильные сигналы, многократно отраженные эхом в бетонном лабиринте. Это приехала из соседнего совхоза цистерна с молоком.

— Славик, молоко! — крикнула из кухни мама. — И хлеба купи, не забудь!

— Знаю, — пробормотал себе под нос Славик, слезая с подоконника.

Он зашел на кухню, взял с буфета приготовленные мамой деньги и трехлитровую банку в сетке и, сунув ноги в спортивные тапочки, выскочил из квартиры.

Гулко хлопнула дверь, закрывшись от ветра, когда он уже успел слететь по лестнице на два этажа, и мама крикнула вдогонку:

— Надень куртку! Осень на улице!

Но Славик был уже внизу. Он выскочил из подъезда на мокрую бетонную площадку и на секунду остановился, зажмурившись от бившего в глаза солнца. Сидевшие на лавочке пенсионерки, без умолку болтавшие обо всем на свете, сразу притихли при его появлении. Славик дождался, пока глаза немного привыкнут к яркому свету, перескочил через лужу, оставленную на тротуаре поливалкой, и побежал в соседний двор.

— Вот сорванец-то, — прокомментировали вслед бабульки.

У желтой цистерны с крупными синими буквами «Молоко» уже собралась очередь — в основном, из детей и пенсионеров. Тренькая звонком, подкатил Колька на своем велике с двухлитровым бидончиком на руле. Ехидно улыбаясь, он прислонил велосипед к столбу и бегом кинулся к бочке, чтобы успеть занять очередь перед Славиком. Славик, против обыкновения, не стал с ним соревноваться, — какая, в сущности, разница.

— В «Союзпечати» значки продают, «Союз-Аполлон», — со вздохом сообщил Колька. — Двадцать две копейки. Прямо как «Ленинградское» мороженое. Я бы купил, но у меня только пятьдесят копеек на молоко.

Колька коллекционировал космические значки.

Славик достал из кармана мятый бумажный рубль и прикинул — три литра молока по двадцать четыре копейки, да еще буханка хлеба за двадцать, остается восемь копеек. Тоже не хватит.

— О, идея! — сказал он. — Знаю, где достать.

— Ну?! — загорелся Колька.

Они купили молока и отошли от машины.

— Сейчас, — сказал Славик. — Занесу молоко, выкачу велик, и съездим. Через пять минут во дворе, давай.

Он на одном дыхании взлетел на свой четвертый этаж, сунул банку с молоком в холодильник, прихлопнул дверцу, метнулся на балкон и вытащил велосипед.

— Славик, а хлеб?! Куда ты опять? — мама не успевала уследить за перемещениями сына.

— За хлебом! — сообщил Славик уже с лестничной площадки.

— К обеду не опаздывай! — без особой надежды крикнула мама вслед.

Колька уже ждал у подъезда.

— А далеко ехать? — поинтересовался он как бы между прочим. — Мне родители со двора уходить не разрешают.

— Близко, — успокоил его Славик. — Они и не заметят. Скажешь, что со мной за хлебом ездил.

Они выехали со двора и помчались по недавно заасфальтированной, прокаленной солнцем улице вдоль железной дороги. Над асфальтом дрожало горячее марево, шелестели пыльной листвой молодые липки, возле более старых домов ближе к железнодорожной станции цвели пестрые космеи с кружевными листочками, из лепестков которых девчонки делали накладнее ногти. Проскочили мимо продуктового магазина на первом этаже одного из домов, почты и ларька «Союзпечати» рядом, мимо школьной хоккейной коробки, где взрослые ребята играли в «картошку», выехали к платформе «Сорок первый километр». Славик положил свой велосипед на щебенку и, согнувшись, нырнул под платформу. Колька последовал за ним.

— Смотри внимательно, тут много мелочи роняют, — Славик показал вверх, где в щелях старого дощатого настила ярко синело небо.

С полчаса они бродили под платформой, и, раскидывая щебенку, искали среди окурков, бутылочных пробок, конфетных фантиков и прочего мусора оброненные вечно спешащими пассажирами монетки. Набрали сорок три копейки — Славик нашел пятнадцать копеек и три монетки по копейке, а Колька — разную мелочь, зато много.

С грохотом, не останавливаясь, прошла электричка от Москвы.