Пушкин сдвинул плечом и позвал своего коня. Когда тот подбежал, молча начал ладить его для езды.

— Я выехал из Москвы первого мая, — сказал он. — Устал от гор. Пора мне домой, брат…

Было в этих словах и какое–то признание, и укор этому дотошному лекарю за его дотошность, и усталость от одиночества. Уж ее–то, эту душевную муку, Дарий Глебович умел распознавать.

— Простите, если я чего–то не понял, — сказал он. — И желаю вам… счастья. Вот и Гордей тоже, — он взял сына за плечи и пододвинул к поэту.

— Экий вы, право, Дарий Глебович, — наконец сказал Пушкин примиряюще. — Какой–то очень обыкновенный. Не верите мне… А ситуация ведь простая… Смерть Грибоедова была мгновенна и прекрасна. Да разве бы я плакал, кабы не встретил никого? Но время прощаться нам. Вас ждут, да и мне задерживаться не с руки.

С этим он прижал сердечно своих знакомых к груди, сначала старшего, потом младшего, пожелал им счастья. Вскочив на коня, умело послал его вперед и скоро растворился в жаркой дымке.

Отец и сын возвращались к обозу в недоумении, не в силах скрывать подавленность. Подумать, что Пушкин им пригрезился, они не могла — ведь их было двое, а галлюцинации не носят массового характера. И о Пушкине сказать, что он был не в себе, они не могли, найдя его абсолютно адекватным. Оставалось только что–то выдумывать на ходу.

— В чем дело? — не рассерженно за задержку, а сочувственно спросил у них Корней Карлович, нашедший в них интересных собеседников после тифлисского разговора о Грибоедове. — Кто были эти люди?

Два знак Гордею молчать, Дарий Глебович ответил искренне, как мог:

— Это был Александр Сергеевич Пушкин, путешествующий по Кавказу. Представьте, он выехал в безлюдье, чтобы оплакать Грибоедова. Прямо, как дитя…

— Грандиозно! Пушкин? Он тоже только что узнал?

— Вестимо, голубчик.

Убеждение в том, что Пушкин их с Гордеем мистифицировал, говоря, что встретил гроб с Грибоедовым, не оставляло Дария Глебовича до конца пути. Не могли прах государственного человека, погибшего на посту, везти домой без специального сопровождения. Никак не могли! Доверить такую ответственную миссию трем грузинам… Что за чушь?! И почему именно грузинам?

Закрадывалось подозрение, что Пушкин, известный насмешник, их просто разыграл. Но разве на такие темы шутят? Пушкин не мог опуститься до цинизма и безбожия. Нет, это грязные предположения! Диляков–отец себя ругал: как он может такое думать о великом человеке? Не успевали они найти ответы на одни вопросы, как тут же возникали новые.

Они уже и в Багдад приехали, уже и нужный адрес нашли, а все продолжали обсуждать эту тайну.

Не знали тогда отец и сын Диляковы, что без малого два столетия спустя их потомки будут вспоминать этот вояж, разбирать его по деталям, обсуждать их встречи и впечатления и будут задаваться теми же самыми вопросами, так и оставшимися без ответов.

Правда… если во всем этом была мистика, то ее надо исткать в подсказках провидения, которые нашими героями не были услышаны вовремя. А значит, не были ими вовремя подкорректированы собственные судьбы.

В виде послесловия к этой главе осталось сказать немного и коротко.

Раман Бар — Азиз со своей женой и с дочерью–подростком встретили гостей из России весьма радушно, расположили у себя и заверили, что обязательно снабдят такого ученого лекаря восточными целительными снадобьями. И пусть он еще приезжает. И пусть знает, что всегда будет желанным гостем в этом доме. Потому что они любят Россию и хотят торговать с нею.

А на следующий день, когда русские гости пошли в город, чтобы осмотреть его, и задержались до темноты, на них напали багдадские налетчики. Понаблюдав за попавшими им на глаза иностранцами со стороны и поняв, что они из Европы, преступники предположили, что при них окажутся большие деньги или ценности. Но этот их расчет не оправдался, свои сокровища господа Диляковы оставили там, где остановились, — просто среди своих вещей, в своих поклажах. Тогда от злости грабители безжалостно избили несчастных и нанесли им много ножевых ранений. Обиднее всего было то, что грабители подстерегли их буквально за углом дома Бар — Азиза, где до полной безопасности было рукой подать.

Истекающий кровью Дарий Глебович только теперь понял, что означали все случившиеся с ними странности последнего времени.

— Были… знаки судьбы, — прошептал он, поднимая голову и ища глазами сына.

— Какие? — придвинулся к нему тот, прикрывая ладонями раны.

— Умираю, — вместо ответа сказал Дарий Глебович. — Побудь. Потом… к Раману.

— Я не брошу тебя, отец.

— Подсказка — новость о Грибоедове… Надо было ехать назад…

— Как можно было понять, что это подсказка?

— Аромат судьбы… Мы не услышали… Нам повторно…

— Пушкин? — наконец догадался Гордей.

— Плачущий… Пушкин… Наверное, привиделся…

— Нет, — прошептал мальчишка. — Пушкин был настоящий, — но отец его уже не услышал.

Гордей исходил кровью, когда постучался в дверь к знакомым. Долго они выхаживали его, приняв в свою семью, но и после выздоровления мальчишка остался инвалидом.

Он вел дневник, он все в него записал.

Потом Гордей вырос, начал помогать Раману в его делах и женился на его дочери. В новой семье его русскую фамилию исправили и начали называть на ассирийский манер — Бар — Диляков. Он все время болел, страдал от полученных ранений, но все же успел увидеть своего сына Глеба, родившегося в год гибели Пушкина. Был ли это еще один знак? Кто знает… Гордей не научился чувствовать аромат подсказок… И он не дожил до времени, когда его сын Глеб возмужает, — ушел, когда тот был еще подростком. Правда, оставил сыну завет — вернуться на Родину, добраться до их великой России.

— Россия — это Бог, — это были последние слова Гордея, сказанные на родном языке, но понятые и сыном и женой.

Но до России Глеб не доехал. До России не смог доехать даже его сын, названный Емельяном. И только внук — Павел Емельянович Бар — Диляков — осуществил завет Гордея.

Это и был тот Павел Емельянович Диляков, которого в лихую годину изгнали из родимой земли махновцы, вынудили возвратиться в Багдад, где оставили свои жизни несколько поколений его предков, сохранявших в сердцах память о России и передававших своим детям родной язык.

Что мы знаем об этих поколениях Бар — Диляковых? Не очень много. Знаем их имена и даты рождения, продолжительность жизни некоторых из них. Вот эти сведения:

Дарий Глебович Диляков — (1794, Москва — 1829, Багдад), московский врач, погибший от рук уличных грабителей во время коммерческой поездки в Багдад.

Гордей Дарьевич Диляков, затем Бар — Диляков — (1816, Москва –1851, Багдад), вынужденно остался на чужбине и умер, завещав сыну вернуться в Россию.

Глеб Гордеевич Бар — Диляков — (1837, Багдад — ? Багдад), сын Гордея.

Емельян Глебович — (1862, Багдад — ~1907, Багдад), внук Гордея.

Павел Емельянович Бар — Диляков — (1889, Багдад — 1975, Макеевка, СССР), правнук Гордея, возвратившийся из Багдада в Россию и оставшийся в ее земле.

Все потомки русского мальчишки Гордея унаследовали от Рамана Бар — Азиза умение вести торговлю, благодаря чему, будучи его прямыми наследниками, сохранили и приумножили нажитое им добро. Только Емельян и Павел не стали ограничиваться торговлей целебными травами и снадобьями — подчиняясь требованиям века, они расширили ассортимент своего товара специями и пряностями, чаем, цукатами.

О Павле Емельяновиче, моем дедушке по отцу, рассказ еще впереди.