Расщепленный Дуб что-то гортанно крикнул, обращаясь к толпе. Лишь белый охотник понял, что произнес ирокез, и это ему не понравилось; единственное, чего он желал всем сердцем, чтобы Джудит не произнесла ни одного ошибочного слова, потому что хладнокровный и проницательный вождь далеко не так легковерен, как его соплеменники.

Девушка ждала ответа, но Расщепленный Дуб не спешил говорить, он выжидал, как бы подыскивая достойный ответ. Зверобой снова подумал, каким смертельно опасным шагом может стать появление Джудит в индейском лагере.

– Поистине важная особа явилась к моему народу. Она прекраснее дикой розы Онтарио, голос ее сладок, как песнь королька, – медленно проговорил вождь, единственный из всех мингов, которого не ввел в заблуждение необычный и роскошный наряд бледнолицей. – Без сомнения, ей принадлежит самый большой вигвам где-то за горами… А быть может, и на озерах. Ирокезы в своем невежестве не сумели заметить его…

Джудит, насторожившись, перебила дикаря, в словах которого сквозили недоверие и коварство:

– Бесполезно гадать, кто я и где живу, мудрый вождь. Пусть твой народ верит собственным глазам. Разве покрывало, которое я ношу на плече, похоже на покрывало обыкновенных женщин? В таких одеждах и украшениях появляются только жены и дочери наших вождей.

Расщепленный Дуб важно кивнул, соглашаясь, но промолчал.

– Теперь слушай, почему я прибыла в лагерь мингов и какое дело меня привело. У бледнолицых, так же, как и у индейцев, есть молодые и сильные воины. Только их гораздо больше, и тебе, вождь, это хорошо известно…

– Инглизов больше, чем листьев на дубе. Каждый ирокез об этом знает, наша важная гостья не сообщила нам ничего нового, – нахмурился индеец. – Они выросли не из здешнего желудя, а принесены западным ветром.

– Верно, вождь. Ты действительно мудр. Однако я пришла одна, потому что если бы я захватила с собой свою свиту, это могло бы вызвать ссору между нею и твоими воинами. Особенно если бы мои воины увидели, что вы приготовили пыточный столб для белого человека. Он – великий охотник и пользуется большим уважением во всех гарнизонах. Из-за него могла бы вспыхнуть схватка – и тогда обратный путь ирокезов в Канаду оказался бы кровавым.

– И без того пролито целое озеро крови, – угрюмо возразил вождь. – И мой народ видит: все это кровь ирокезов.

– Ты прав, – вздохнула Джудит и повторила: – И все же я пришла одна, так как надеюсь на твое благоразумие, Расщепленный Дуб. Пусть воины и охотники мингов с миром отправляются обратно на родину и приведут туда своих женщин и детей. Вождь, я знаю, любит зверей из кости и оружие. Взгляни – я принесла их тебе в знак дружбы. Прими эти дары, а я уведу с собой великого охотника – он нужен мне, чтобы снабжать дичью мой дом…

В толпе зашумели – возможность получить еще дюжину костяных зверей и вдобавок старинные пистолеты произвела сильное впечатление на дикарей. Однако Расщепленный Дуб выслушал это предложение с полным равнодушием и горделиво отказался от подарков.

– Пусть моя дочь оставит костяных свиней себе на обед – на тот случай, если у нее не окажется дичи, – надменно и презрительно проговорил он. – Нам не нужны и маленькие ружья с двумя стволами. Ирокезы, когда чувствуют голод, бьют оленей, а не мух, и для битв у них есть длинные карабины. А охотник, за которым ты явилась, не может покинуть нас: мои молодые воины хотят убедиться, действительно ли у него такое храброе сердце, как он хвастает…

– Ты лжешь, грязный минг! – с горячностью выкрикнул Зверобой. – Никто не слышал и не услышит от меня ни слова пустой похвальбы! Не говоря уже о просьбах о пощаде…

– Молчите, Натаниэль! – не выдержала Джудит, умоляюще взглянув на охотника. – Позвольте мне убедить его…

– А-а… – Расщепленный Дуб прищурился, – должно быть, я все-таки угадал… Странное пение я слышу от залетевшей к нам безымянной птички. У нее красивое оперение, но для мингов будет позором, если, заслушавшись ее пением, они отпустят белого охотника.

– Зачем тебе мое имя, вождь? – гневно вспыхнула девушка. – Ты мне не веришь? Так знай же, – меня зовут Джудит. И хоть я, как ты говоришь, птица с красивым оперением, имя мне дал мой благородный отец.

– Я не могу спросить у твоего отца, – возразил Расщепленный Дуб. – И у пленника не стану спрашивать. Я узнаю у того, кто всегда говорит правду. Позовите-ка сюда бледнолицую, что живет в хижине на воде!

Когда привели младшую сестру и поставили рядом со смертельно побледневшей Джудит, коварный вождь ласково проговорил:

– Подойди ближе, дочь моя, и ничего не бойся. Назови себя!

– Меня всегда звали Хэтти Хаттер, – ответила девушка. – Хотя в Библии мое имя пишется «Эсфирь».

– А как зовут ее? – Расщепленный Дуб указал на гостью.

– Джудит.

– Верно. Скажи, дочь Водяной Крысы, тебе известно – кто она?

– Моя сестра, – с дрожью в голосе отвечала бедная Хэтти, не понимая, что происходит. – Мы живем на озере в одном доме. Раньше с нами была мать, но она умерла. Мы остались с нашим отцом, мистером Томасом Хаттером, а потом вы, ирокезы, убили его…

Джудит, едва лишь простодушная Хэтти заговорила, поняла, что ее план полностью провалился. Выдавать себя за знатную даму больше не имело никакого смысла. Страха за свою жизнь она не испытывала и лишь с отчаянием взглянула на мрачного, но спокойного Зверобоя. После этого девушка опустила глаза, чтобы никто не заметил ее растерянности.

Улыбка торжества вспыхнула на полной презрения физиономии вождя. Он был доволен своей удавшейся хитростью и погасил в себе злобное чувство по отношению к бледнолицым девушкам.

Расщепленный Дуб равнодушно отвернулся от дочерей Водяной Крысы и отошел к уже заскучавшей толпе своих соплеменников.

Хэтти все еще порывалась что-то сказать, но увидев замкнутое и расстроенное лицо старшей сестры, отправилась бродить по поляне, то и дело озираясь и бормоча что-то неразборчивое.

Джудит поспешила к охотнику, поняв, что дикари потеряли к ней интерес и на нее больше никто не обращает внимания. Женщины и дети столпились, рассматривая таинственных животных и фигурки из слоновой кости, которых она привезла в обмен на пленника, а ирокезские воины с нетерпением ждали продолжения пыток.

– Ничего не получится, Джуди, – прошептал Зверобой. – Все кончено. Я уважаю вашу решительность, но этого минга не проведешь подобными хитростями. Его невозможно заставить поверить в то, что королева или иная важная дама обитает в здешних горах. Расщепленный Дуб сразу обо всем догадался, даже о том, что прекрасное платье, которое вы надели, сшито не для вас…

– Во всяком случае, Натаниэль, мое присутствие на некоторое время оградит вас от пыток. Дикари вряд ли посмеют вас мучить у меня на глазах.

– Неужели вы думаете, что их интересует мнение белой девушки? – печально усмехнулся Зверобой. – Не больше, чем мнение их скво… Не следовало вам появляться здесь, Джудит. Пытки вам не грозят, однако минги не выпустят ни вас, ни вашу сестру из своих лап. То, что вы женщины, не оградит вас обеих от плена, а возможно, и от гибели. Без свежих скальпов ирокезы отсюда не уйдут. Ваша жизнь в большой опасности, и если бы вы знали, как это горько для меня…

– Меня не интересует моя судьба! – порывисто воскликнула Джудит. – Мне немало приходилось страдать, и если это неизбежно, я умру вместе с теми, кого люблю. Кроме того, есть надежда…

– Видит Бог, – охотник нежно коснулся руки девушки, – я не хотел стать причиной ваших мучений, и уж тем более гибели. Все мы живы, пока не придет наш час! Дикари не посмеют вас убить. Такую прекрасную молодую женщину, как вы, вряд ли ожидает что-либо более страшное, чем участь жены одного из индейских вождей. Если, при вашем гордом характере, вы сами согласитесь на это…

Джудит ответила ему благодарным взглядом и, оглянувшись по сторонам, понизила голос до шепота:

– Ума не приложу, чем еще можно их отвлечь, но вам, Зверобой, нужно продержаться совсем недолго… Помощь близко, Чингачгук не теряет времени понапрасну. Я пойду к Хэтти – она, бедняжка, в полной растерянности, и, боюсь, долго ей не выдержать весь этот ужас…