Телега плавно вывернула на дорогу, Кира прибавила ходу, догоняя телегу.

Поехала следом. Кода выехали к овинам, она поравнялась с возницей.

– Много там у тебя? – Аккарий указал головой на объемистый тюк увязанной в

холстину пушнины.

– Прилично. Соболь, куница, лиса. Каждых десятка по два будет.

– И все сама? Ну ты молодец, даром, что девка! – восхитился возница, – Ануша,

дочка, дерюжкой прикрой. Да вон ту шкуру сверху положи. Сдается мне, быть дождю

сегодня, – сощурившись он посмотрел вдаль, – вона – марево какое.

– И воробьи в пыли купаются с самого утра, – встряла девочка.

– Кир, ты влезай на телегу, успеешь ещё накататься верхами, сейчас холмами

пойдем, кобылу только зря маять. – Аккарий придержал коней.

Кира не стала спорить. Спешившись, привязала поводья к телеге. Взялась рукой

за деревянный борт и лихо запрыгнула, вызвав легкую усмешку мужика, и наблюдая

округлившиеся глаза девчушки.

Но! – причмокнул дядька, хлестнув вожжами, и кони затопали веселей.

Все обозники уже собрались на окраине сразу за овинами, чтобы дружно

отправится в путь. Ехали на летнюю ярмарку в Птичий Терем. Ждали только Аккария, с

которым в последний момент напросилась и Кира. Как водится, она сперва поспорила с

матерью, кому ехать. Потом убедила, что меха зря пропадают лежа без дела,

пригрозила деревенским раздарить. Тут Анасташа и не устояла – столько труда

положено, чтобы добыть, да и дочке ведь приданное надобно. Отпустила. Вот и

задержался Аккарий, завернув к ним на двор.

– А что, много нынче наших-то на ярмарку едет? – поинтересовалась Кира,

издалека вглядываясь в лица.

– Возов семь-восемь. С виду наши все здесь, а там может ещё с Вороньих Гнезд

кто примкнет, ежели раньше не уехали.

Аккарий завсегда в головах обоза ходил, как бывалый. Он был в курсе всех

купеческих дел, да и дорогу хорошо знал.

В груди томилось радостное волнение. Кира торговать ехала впервые, да и за

пределами Орешков ещё не бывала – отец даже в Вороньи гнезда не отпускал к

двоюродной бабке по матери. Каррон её и так баловал, привозя из столицы ленточки, и

леденцы. Правда платья не возил, так и зачем они ей в деревне? Хотя поговаривали,

что в городах сарафаны только бедняки и носят.

Правда Кира в это не верила, считала что платья для княжён, да принцесс. А она,

Кира, вовсе не принцесса. Она – охотница. Ей куртка добрая, да штаны милее любого

сарафана, даже матерью вышитого, а, тем паче, какого-то там платья. Да и хороший лук,

радовал больше, чем все бусы и ленты вместе взятые, тем более что они как-то сами

собой расходились по подружкам. А потом родители устали с ней бороться. Так и

появились Полночь, хорошая упряжь, доброе оружие, одежда и обувь, какой в деревне

не раздобудешь, Туман…

Отец…

– Тя-ять, а леденцов купишь? – заканючила Ануша, прервав грустные мысли.

– Куплю, куда от вас деваться? – пробурчал с деланным недовольством дядька

Аккарий.

– А пряников расписных?

– И пряников.

– Тя-ять, а ленточек?

– И ленточек. Тю! Разорительницы.

Кира рассмеялась. Отец восьмерых дочерей постоянно становился объектом для

незлых насмешек, но попыток обзавестись наследником не прекращал. Его жена

Лушана и сейчас была на сносях. Аккарий продолжал надеяться, не смотря на то, что

Матрена уже напророчила ему девятую девочку.

Ануша, четвертая по старшинству, смешливая, большеротая, с огромными

голубыми, как летнее небо, глазами и едва заметными веснушками на светлой коже,

радовалась до безумия такому везению – отец взял её на ярмарку, даром, что от себя и

на шаг не отпустит. Потому и трещала без остановки, как сорока.

Ехали не спеша, обоз растянулся на всю дорогу. Последние не видели

скрывшихся за холмом первых. На соседнем возу, загруженном плетеными корзинами,

сундучками, шкатулками и даже детскими игрушками – слыхивали у городских богатеев

такие в почете, особенно ежели расписать покрасивше, ехал Лютобор. Кира хотела

было пересесть к нему, но передумала. Хватит с неё сплетен. ещё скажут, что она и

Люту у Ламиты отбить хочет. Ну их.

Ануша, будто подслушав её мысли, задала вопрос:

– Кира, а правда, что тебя Защитник Пасита поймал в ночь Киаланы?

– Правда, – охотница вздрогнула от неожиданности, но отпираться не стала.

– А правда, что ты Микора больше не любишь? У тебя будет сын от Защитника?

– Аннуша! – рявкнул дядька Аккарий.

– Чего? – невинно протянула девчонка, – Мне про то Егорша сказывал.

– А я вот выдеру тебя, как вернемся. Мала ещё с Егоршей знаться!

– Ну не мне – Луссанке. А я – подслушала.

– Много знает твой Егорша, да и Луссанка вожжей давно не получала. Приеду –

напомню. Такое болтать – к Защитнику на столбы напрашиваться. Не смей больше это

повторять, поняла?

– Но…

– И матери скажу, ужо она тебя крапивой-то отходит! Научишься отца уважать. –

девчонка, испуганно выпучив глаза, притихла. – Кира, ты на них внимания не обращай.

Где дыра – там и ветер, – Аккарий, не оборачиваясь махнул рукой.

Кира опечалилась: «Значит вот какие слухи по деревне распустили. Интересно,

до матери уже дошло?»

– Ануша, Микор мне друг. Не больше. Вот вернемся, самолично намну бока

Егорше, да и Федуньке заодно, чтоб языки не распускали! – Кира с усилием заставила

себя разжать кулаки и расслабиться. – Пасита на меня случайно в лесу наткнулся.

Поцеловал, как водится, да больше для смеха. На том и отпустил, – выдала она

смягченную версию. – А Егорша твой с Федулом дружит. Они оба меня недолюбливают.

– А за что не любят? – оживилась Ануша.

– Я их как-то побила. Гордость в них говорит мужская и уязвленное самолюбие, –

ввернула умные слова, сказанные отцом по тому случаю.

Ануша захихикала, радуясь – будет теперь, что с подружками обсудить – и не

удержалась от новых вопросов:

– А как же ты их побить смогла? Они же парни. Да ещё такие здоровые.

– Меня же Защитник драться учил. Я хорошо умею, – Кира улыбнулась.

– Покажешь? – глаза девчушки загорелись азартом, она вперила взгляд на

последний воз, как раз взобравшийся на вершину холма – там ехали Федул со своим

отцом.

– Обязательно! – охотница потрепала девочку по каштановым с рыжинкой

волосам, – Как только момент подходящий выдастся, – она тоже непроизвольно

посмотрела в хвост обоза.

До Птичьего Терема доехать можно было меньше чем за день, но это, если

верхами. Обоз же шёл медленно, не спеша, жалея лошадей. А по сему выходили

загодя, планируя ночевку, ведь ещё день потом торговать.

Одолев две третьи пути, остановились в перелеске. Как водится, выстроили возы

кругом. Разожгли костры, занялись обустройством и ужином. Всего на ярмарку

отправилось семнадцать человек, не считая четверых подростков.

Ближе к вечеру, когда приблизились к болотам небо затянуло, пошёл дождь,

чему уставшие от жары люди и лошади только обрадовались. Но тот скоро закончился.

Прохлады толком не принес, а вот комарья нагнал тьму-тьмущую. У огня было жарко,

зато не докучали кровопийцы – то дядька Аккарий кинул в пламя припасенных еловых

шишек. Знахарка Матрена раздала желающим отвар полыни, чтобы намазаться. Кира

же никогда не страдала от насекомых. Те то ли не могли прокусить её одежду, то ли

причина крылась в чем-то ином: «А может кровь у меня попросту не вкусная?»

Когда с делами было покончено, утомленные дорогой путники расселись вокруг

огня, принялись ужинать, да судачить. Кира, прихватив кружку кваса, отошла в сторону

и расположилась чуть поодаль. Не хотелось ни с кем разговаривать, а ну как задавать

вопросы начнут не хуже Ануши? Вон какие взгляды бросает на неё Федунька, когда