По многим подобным случаям и с другими, я знаю, что у него какое-либо снисхождение и внимательность к участи тех чиновников, которые ему не нравились, вовсе не входили в его расчеты; он считал их презренными червями, давить коих совсем не полагал дурным делом. Я упоминаю о всем вышесказанном только вследствие того, что теперь проявляются иногда личности, которые бы желали произвести Перовского вместе с Аракчеевым в великие люди. Истинно великие люди бывают прежде всего благодушны, а такого качества в обоих этих господах вовсе не водилось. Рабское их стремление прежде всего выслужиться, выказать себя перед Государем необыкновенными государственными умами, пламенными ревнителями дела и единственно посредством лишь строгих взысканий, мер необдуманных и преждевременных. — вот в чем заключалась вся их пресловутая деятельность. И последствия доказали, что эта их деятельность не принесла никакой пользы государству.

По получении мною увольнения, я перед отъездом зашел к графу Киселеву проститься. Он, вероятно опасаясь, чтобы я ему не намекнул о прежних его многократных обещаниях дать мне место директора одного из его департаментов во всякое время, коль скоро не пожелаю оставаться на губернаторстве, принял меня довольно холодно, поручив только по возвращении в Саратов сказать моему зятю Витте, управлявшему, как выше сказано, образцовой учебной фермою, чтобы он не ленился. Я ему хотел сказать, что если бы все его подчиненные столько и так добросовестно трудились, как Витте, то у него дела по государственным имуществам шли бы гораздо лучше, чем теперь. Но промолчал, и только пристально, внимательно посмотрел на него и, поклонившись, вышел из его кабинета. Должно быть взгляд мои затронул у него что-нибудь в душе неожиданно для него самого. Он догнал меня в передней, схватил меня за руку и сказал, что будет стираться, как бы помочь моему положению, сделает все, что зависит от него, все, что возможно, и что уже подкрепил мое письмо к князю Воронцову и своею просьбою, чтобы он поместил меня у себя. Я вновь не отвечал ему ни слова, поклонился и вышел вон.

Выехав 23 января 1846 года из Петербурга, я возвратился в Саратов 2-го февраля. Здесь я застал сына моего, вернувшегося из своей поездки на Кавказ, здорового, бодрого как всегда духом, и нашел в кругу моего семейства, в нескольких добрых приятелях, и могу сказать, почти в общем участии ко мне всего Саратова. — утешение в несправедливости людей[74]. Меня беспокоила лишь мысль о том, буду ли я иметь средства и возможность в будущем быть полезным моим детям; но вслед затем возлагал надежду на Бога, что он не оставит меня, — и эта надежда меня не обманула. Чрез месяц, по возвращении моем, я получил весьма лестное и благодушное приглашение от князя Воронцова занять при нем должность члена совета главного управления Закавказского края[75].

Должность эта была и по званию и по содержанию в той же степени, как и губернаторская. Дальний переезд с семейством, всем домом, конечно представлял некоторые затруднения и был не без расстройства, но эти неудобства частью вознаграждались выдачею годового жалования на переезд. Меня с женою смущала только разлука с дочерью Екатериной, ее мужем и внуками, но я надеялся, что это продлится недолго, что князь Воронцов, по своему благорасположению ко мне, не откажет дать моему зятю место в Тифлисе, и скоро мы снова соединимся все вместе. Разумеется, я с благодарностью принял это предложение.

Кажется, что совесть графа Киселева беспокоила его за образ его действий в бытность мою в Петербурге. Почти одновременно с получением письма от князя Воронцова, я получил и собственноручное письмо от графа Павла Дмитриевича, следующего содержания:

«Князь Михаил Семенович Воронцов пишет ко мне об ответе, Вам сообщенном, относительно желания Вашего служить под его начальством. Мне кажется, что предложение его весьма выгодно; и я с своей стороны ныне же отвечаю ему, что лучшего выбора для заведывания делами по министерству государственных имуществ в Кавказском крае, сделать невозможно. Почитая определение Ваше решенным, мне приятию, любезнейший Андреи Михайлович, с сим Вас поздравить и поживать только скорейшего вступления в должность. Коль скоро представление его поступит в Кавказский комитет, то постараюсь утверждением ускорить и Вас немедленно уведомить, а до того прошу принять уверение в совершенном моем почтении и преданности. Киселев. 9-го марта. 1846-го года».

Отправив благодарственный ответ князю Воронцову на его предложение, я начал прилежно читать все, что имел и что мог достать в Саратове о Закавказском крае, дабы предварительно ознакомиться с ним.

С наступлением лета, мы, по обыкновению, переехали на дачу, купленную незадолго перед тем у Панчулидзева купцом Масляниковым, который любезно просил меня провести на ней лето, как и всегда. 22-го мая семейство наше увеличилось рождением внука Александра (второго сына дочери Екатерины). теперь, спустя двадцать лет, славного молодого человека, отличного офицера, поручика Нижегородского драгунского полка[76]. В июне мы всей семьей ездили погостить на ферму к зятю моему Юлию Федоровичу Витте, где я с удовольствием провел около двух недель. Все хозяйственные заведения, конечно по краткости времени существования этого образцового учебного учреждения, далеко еще не достигли до своего окончательного вида, но уже та степень их развития, в какой они находились, доказывала полное знание и добросовестный труд их основателя; тем более, если принять во внимание, что еще так недавно на этом месте ничего не было, кроме голой, безжизненной степи. Я всегда любил деревню, вольный воздух: мне нравилась сельская жизнь; но никогда мне не привелось ими вдоволь попользоваться: обстоятельства постоянно меня привязывали к городам. Зять мой старался, чтобы мы по возможности приятнее проводили у него время, устраивал прогулки, поездки по полям, даже охоты, из коих одна волчья охота продолжалась почти целый день: конечно, я в ней не участвовал, предоставив это зятю и сыну моему, а был только пассивным зрителем, сидя в экипаже, да и вообще она мало занимала меня; но зато, по вечерам, для меня составлялась партия в бостон, — маленькое развлечение и отдохновение от дневных забот и дел.

Возвратясь в город, я начал немного беспокоиться о замедлении моего назначения, верность которого впрочем не подлежала никакому сомнению. Между тем, я собирался с силами для вступления на путь нового рода жизни и службы. Сбросив с себя иго Перовского с его ревизорами, избавившись от тяжелой, неблагодарной службы, успокоившись на счет своего будущего, я, казалось, вдвойне чувствовал цену нравственного покоя, и удовольствия своих мирных домашних занятий, интересного чтения, приятных прогулок на даче, где жил, сообщества моего семейства и близких, преданных мне людей. И так незаметно прошло для меня время до того дня, в конце июля месяца, когда я получил высочайший указ о моем назначении и вслед затем снова письмо от князя Воронцова, в котором он меня сердечно поздравлял с этим назначением, изъявлял свое удовольствие по этому поводу и просил поспешить прибытием в Тифлис.

С тех пор меня заняли приготовления к переезду Мы уезжали втроем, с Еленой Павловной и дочерью Надеждой, кроме чиновника, состоявшего при мне, и прислуги. Сборы в дорогу, множество мелочных хлопот, прощальные визиты, мои и ко мне, наполняли последние дни перед отъездом. Наконец, 15-го августа, в первом часу дня, я оставил Саратов. При прощании со многими добрыми знакомыми не обошлось без слез с обеих сторон. Особенно меня тронул наш добрый архиерей Иаков, который, не смотря на наши частые препирания о раскольниках, искренно оплакивал мой отъезд. Все это несколько расстроило мои нервы, не совсем еще окрепшие после моих Петербургских потрясений[77]. Дети провожали меня до ночлега. Верстах в двадцати-тридцати от города, в деревне помещика Мачинского, нас встретили некоторые из наших Саратовских друзей, с приглашением на прощальный обед, тут-же в саду. Обед оказался многообильный, продолжительный, шампанское лилось рекой, и мы едва к вечеру успели выбраться снова в дорогу. На другой день очень тяжело и грустью нам было расставаться с детьми на неопределенное время. Отправившись далее, но всему пути, до самой границы Астраханской губернии, меня встречали, провожали и сопровождали чиновники, местные власти, помещики, граждане, как бы я и не оставлял губернаторского звания, что меня не мало утешало, доказывая их доброе ко мне расположение.