Потом уж Леарзе пришло в голову, что эти люди вдохнули в неживое тело дыхание жизни. Эту неуловимую искру, которая теперь и делала золотистые глаза младшего такими красивыми, совсем человечьими. Что это было, душа?.. заключенная в микросхемы...

   Он перевел взгляд на Корвина и Сета, по-прежнему сидевших рядом. И чем эти двое хуже настоящих, живых людей, если у них такие человеческие лица? Как потешно, по-мальчишьи они пробирались сегодня через яблоневый сад, будто замыслившие пакость дети. И пусть в их титановых черепах электронный мозг, сердца у них живые, настоящие: он узнал это сегодня.

   А эти люди, относящиеся к ним, как к равным себе, разве они не правы?..

   ***

   Несчастные случаи на заводах происходят постоянно; даже самая хорошая, самая ответственная и бдительная команда рабочих не застрахована от этого. Проклятые машины ломаются всегда внезапно, и их поломки обычно убивают или калечат людей, но тут к этому все давно привыкли, а самые нищие задворки населены инвалидами, медленно умирающими от голода и холода.

   Толстая цепь, на которой держался один из ковшей, от времени потрескалась и стала хрупкой, но об этом никто и не догадывался. В один час ей просто суждено было окончательно треснуть, когда машина медленно, натужно скрипя, поднимала ковш, полный раскаленного металла, и за этим ковшом не следили ничьи глаза, кроме светлых глаз надзирателя в каске.

   На благо, ковш уже миновал платформу и находился над россыпями шлака, так что повредить никому не мог, пусть последствия его падения и пришлось бы долго разгребать. Наверное, перепуганные падением ковша с кипящим металлом рабочие сильно не сразу вспомнили бы про Черного, который в ту ночь, как и всегда, копался в шлаке со своей широкой лопатой, и только ругались бы, потому что им пришлось бы вытаскивать из наполовину застывшего металла обрывки одежды и куски обгорелой плоти.

   Черный как раз поднял голову, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони, когда увидел, как оборвалась цепь.

   Он не успел даже сообразить, что происходит, только стоял и смотрел, как ковш кренится, как показалась раскаленная добела густая жидкость, как полетели вниз первые ее капли. В следующий момент мир перекрутился перед его глазами, острая боль ожгла его в том месте, где его схватили чужие стальные пальцы, и Черный по инерции пролетел еще сколько-то и ударился плечом о перила платформы.

   Кэнги, стоявший рядом, грязно выругался; его глаза неотрывно следили за тем, как металл кипящим потоком обрушился в черные горы шлака, как цепь соскользнула с крюка с лязгом и вниз полетел сам ковш.

   Черный, все еще чувствуя боль в плече и предплечье, отупело смотрел туда же. В грохоте работающей печи уже раздались крики, топот бегущих ног; кто-то спешил к ним, кто-то побежал звать управляющих.

   -- О, -- выдохнул один из надзирателей, прибежавших на платформу. -- А я-то думал, нашему Черному каюк. Вовремя ты поднялся оттуда, чумазый!

   -- Я не поднялся, -- произнес Черный своим ровным ничего не выражающим голосом.

   -- В смысле?

   -- Кэнги вытащил меня.

   -- Говорят, в минуту опасности человек становится быстрым и сильным, -- рассмеялся тот, -- я и сам не ожидал, что сумею оттащить этого гиганта.

   -- Надо же, -- сказал подошедший к ним рабочий. -- Кто-то потрудился спасти шкуру Черного.

   -- Да уж, нашел ради чего рисковать, -- согласился надзиратель. -- Если бы он и помер, потеря невелика.

   -- Ну, все закончилось благополучно, и никто не пострадал, -- сказал тогда Кэнги и с беспечным видом сунул руки в карманы комбинезона. -- Даже печь останавливать не придется, я думаю, конечно, неприятно будет все это разгребать, но мы справимся.

   Черный молча пошел прочь, не слушая, что ответят окружившие Кэнги люди, а они смотрели ему вслед.

   -- Даже спасибо тебе не сказал, -- заметил один из рабочих. -- Вечно он такой. Говорят, его мамка головой стукнула, когда рожала.

   -- А я слышал, все дело в его отце, -- возразил другой. -- Точнее, в его отсутствии, ха-ха.

   -- Человек просто перепугался, -- сказал им Кэнги, оглядываясь на уходящего на негнущихся ногах Черного. -- Отстаньте вы от него. Я бы тоже только и думал, что о бутылке чего-нибудь очень крепкого, после такой-то переделки! Кстати о крепком...

   Черный в действительности не соображал, что делает; он брел по платформе, не замечая, что происходит вокруг, и в беспамятстве кое-как добрался до своей каморки, где сел в углу на корточки, -- стульев в комнатке не было, только кривая железная кровать с тощим матрасом, -- и прижался лбом к холодной стене.

   Боль в руке понемногу стихала. Черный вдруг понял, что не помнит, каким образом оказался на платформе, все произошедшее было в его голове смазанным, словно сон. Одно он знал наверняка: Кэнги спас его, вовремя увидев падение ковша, соскочил с платформы, схватил Черного за руку и буквально вытащил наверх.

   Облик Кэнги в голове Черного все более и более приобретал божественные черты, даже обзавелся неярким ореолом. Особенно Черного удивляла эта беспечная улыбка, почти что не сходившая с лица Кэнги. Что-то было в этой улыбке почти что нечеловеческое: нельзя в этом багровом аду все время оставаться таким веселым.

   ...Вечером темноволосый улыбчивый человек, которого все здесь звали Кэнги, сидел в одиночестве на кособокой скамье у самого входа в приземистое строение сталелитейного завода и будто бы наблюдал за тем, как рабочие грузят гигантские рулоны листового металла, и холод словно не касался его. Его лицо было безмятежно-ровным.

   Каин был занят своими мыслями. Он успел разузнать, что сталь, отлитую на заводе, увозят на другой завод, где производят транспортные средства, но туда так просто чужаков не пускали, и никому из разведчиков пока что не удалось проникнуть туда. А между тем это было почти так же важно, как и вопрос об управляющих: каким образом устроены звездолеты Анвина, используют ли деформационное поле, и если да, -- а очевидно было, что да, -- то

как

?

   Сегодняшний случай немного озлил его, потому что, спасая жалкого слабоумного, вечно копавшегося в шлаке, Каин едва не подставил себя под удар, но процесс, отвечающий за охрану человеческой жизни, оказался быстрее процесса, отвечающего за сохранение статуса инкогнито. Только уже позже, стоя на платформе рядом со спасенным Черным, Каин сообразил, что любой сейчас вправе поинтересоваться у него, каким же образом он успел за полторы секунды взлететь по лестнице вместе с тяжеленным человеком выше себя ростом, которого тащил практически на себе.

   К счастью, никто не видел, что Черный стоял слишком далеко от лестницы, под самым падающим ковшом, а сам малохольный не догадался сказать, если вообще понял, что произошло.

   На этот раз с рук сошло, -- подумал Каин, -- благо до сих пор он избегал привлекать к себе какое бы то ни было внимание, ну кроме женского. Во второй лучше быть осторожнее.

   Металлическая дверь открылась, и на улицу вышел высокий человек в грязном комбинезоне рабочего. Каину не нужно было поворачивать голову, чтобы знать, кто это, но он повернул, поднял взгляд и сделал вид, что удивился.

   -- Я думал, ты уже спишь, Аллалгар, -- сказал он. -- Сегодняшний денек выдался не из простых.

   Черный не ответил, -- он всегда отвечал с опозданием, если вообще отвечал, -- молча обогнул скамью и встал перед Каином. Тот смотрел на него снизу вверх.

   Все так же в тишине Черный сунул руку в глубокий карман комбинезона и вытащил маленькую блестящую бутылочку. А потом протянул ее Каину.

   Тот даже присвистнул: небось эта бутылочка была чуть ли не единственным сокровищем слабоумного, поскольку ликер, продававшийся в бакалее южного квартала, был по карману только надзирателям. И вот Черный расстается со своим сокровищем, предлагая его другому человеку. Пусть он, Каин, может позволить себе это пойло, -- если захочется, -- но это самое ценное, чем может Черный отблагодарить его.