Наконец неопытные всадники устали, и Тильда первой предложила закончить, -- Волтайр слишком стеснялась. Леарза был несколько разочарован: он привык проводить в седле весь день и не чувствовал никакой усталости.

   И тогда, на его счастье, Бел Морвейн предложил оставшимся верховым:

   -- Ну что, проверим, чья лошадь быстрее?

   -- Проверим, -- немедленно согласился Таггарт. Леарза, взволновавшись, кивнул и крепче стиснул в руках уздечку. Каин тем временем спешился и помогал слезть с лошади другим; Тильда уже стояла, пошатываясь, на земле возле своего коня и заливисто смеялась:

   -- Я теперь еще полдня буду ходить враскорячку, это точно!

   -- Вот и ходи, а мы посмеемся, -- заявил ей Сет, но тут и он оказался стоящим на своих двоих и несколько удивленно смолк.

   Ни разведчики, ни Леарза их болтовни уже не слушали, поставили своих животных в ряд; Морвейн еще придирчиво приподнимался в стременах, выглядывая, ровно ли они встали. Наконец кивнул:

   -- Ну что, на счет три?

   -- Раз, -- громко откликнулся Каин, -- два, три!

   И Леарза пришпорил коня.

   Это были блаженные моменты полного забытья. Серая пепельная земля летела под копытами, и в целой вселенной не существовало ничего, кроме него самого и его лошади, кроме свиста в ушах и запаха свободы.

   "Я свободен", -- билось у него в крови.

   Конь Морвейна вырвался вперед и обогнал его уже перед самым концом, на краю поля; последним пришел Таггарт. Бывший нахуда вроде бы нисколько не расстроился, с той же каменной физиономией остановил лошадь и неспешной трусцой направился обратно. Бел и Леарза еще какое-то время топтались у забора, не глядя друг на друга.

   -- Я тут думал, -- выдохнул Леарза и наконец тронул лошадь с места; лошадь Бела шагом пошла следом. -- Ведь я бесполезный нахлебник и дармоед. Есть ли для меня в этом мире занятие? Может, я смог бы быть разведчиком?

   Морвейн молчал.

   -- Нет, -- потом ответил он. -- Я понимаю, о чем ты думаешь. Тебе не пришлось бы осваивать тысячи вещей, которые нам приходится изучать с азов, вроде верховой езды. Но... быть разведчиком -- значит подчиняться приказам. Ты не сумеешь подчиняться.

   -- Слишком несдержанный, -- почти весело сказал Леарза. -- ...Но ведь тебя тоже называют несдержанным.

   Морвейн отвернулся и негромко рассмеялся.

   -- По сравнению с тобой я самый сдержанный человек на свете, Леарза. На Венкатеше я однажды добрых два часа был вынужден смотреть, как пытают женщину. Ты бы смог все это время стоять спокойно и не вмешаться?

   Леарза пожал плечами и нахохлился в седле.

   -- Не знаю, -- ответил он. -- Я все пытаюсь понять, что же именно значит эта ваша хваленая "сдержанность". Бесчувствие? Равнодушие к мукам окружающих? Отсутствие жалости?

   -- "Сдержанность" -- это рассудок, управляющий эмоциями, -- спокойно возразил Бел. -- Разведчику часто приходится поступать разумно вместо того, чтобы поступать

правильно

... так правильно, как ты считаешь.

   Леарза смолчал. К тому времени их лошади приблизились к остальным настолько, что они могли слышать болтовню Сета с Тильдой.

   ***

   Беловатая звезда класса G, приближается к 6000К, на языке местных имеет название Сеннаар, в системе обнаружено шесть планет, Анвин -- четвертая по счету.

   Сутки равняются тридцати двум часам, планета совершает полный оборот за 467 астрономических суток, а в пересчете на местные -- триста шестьдесят пять, наклон оси составляет двадцать восемь градусов, содержание воды в экосистеме планеты удовлетворительное, средняя годовая температура большей частью стандартная типа F...

   Он поднял взгляд и долго, долго смотрел в темноту перед собой, пока экран планшета продолжал мягко светиться, делая его лицо призрачно-серым. Какая разница, что это за планета, что там случится?.. Все равно его нога никогда не ступит на ее поверхность.

   Глупый мальчишка столь очевидно бесится с пресловутой "сдержанности" обитателей Кеттерле, но если б он знал, чего порой стоит эта сдержанность.

   Таггарт мог бы рассказать ему.

   Темнота окутывала усадьбу Морвейнов, и только за окнами белели нерастаявшие клочки снега. Скоро окончательно наступит весна, снег исчезнет и тогда тьма окутает мир покрывалом, начнет заглядывать в окна дома, заползет в старые комнаты, забьется в нос и рот...

   Когда он был ребенком, он боялся темноты. Страх давно прошел, но что-то такое осталось внутри, что-то, отчего Морвейн всегда был чуточку настороже по ночам.

   И в этот раз он уловил еле слышные звуки шагов задолго до того, как дверь в его спальню открылась, и знал, кого увидит на пороге.

   Волтайр, в одной тонкой сорочке, с распущенными волосами, будто неуверенно постояла в дверях, а потом нырнула в темноту спальни и почти упала на край его кровати. Бел не пошевелился, продолжая смотреть перед собой.

   -- Опять сон приснился? -- негромко спросил он. Она судорожно кивнула. В темноте не было заметно, но он знал, что щеки у нее мокрые.

   И она тоже это знала, и он жалел ее, делал вид, что ничего не происходит. Ей так было проще.

   -- Что ты читаешь? -- сдавленно произнесла она.

   -- Отчеты по Анвину, -- сказал Морвейн с кажущимся равнодушием в голосе. -- Судя по всему, эта планетка -- рай обетованный для форм жизни типа F.

   -- Как мы.

   -- Как мы, -- согласился он спокойно. -- Вчера первая группа разведчиков высадилась на поверхности. Скоро, должно быть, опубликуют новые данные.

   Она помолчала.

   -- Этот мальчик, -- наконец сказала она. -- Должно быть, ему очень тяжело у нас? Он совсем молоденький, сколько ему лет, восемнадцать?..

   -- Двадцать один в пересчете на астрономические годы, -- равнодушно сообщил Морвейн. -- Разве он сегодня выглядел так, будто ему тяжело?

   -- Он выглядел так, будто отчаянно пытается забыть свое прошлое и прижиться у нас, -- возразила женщина. -- Почти жалко смотреть, как он льнет к младшим, словно ищет у них поддержки и защиты.

   -- Младшие больше напоминают ему людей, чем... мы с тобой, к примеру.

   Она неловко улыбнулась сквозь слезы.

   -- Это так естественно.

   Бел продолжал смотреть в сторону, но его ладонь бесшумно накрыла ее безвольную руку, лежавшую на колене.

   -- Ведь это ты привез его сюда, -- сказала Волтайр. -- Почему он живет в научно-исследовательском институте? Ему так явно понравилось у нас, может, пусть он лучше поселится здесь.

   -- Лекс рекомендовал оставить его в ксенологическом, -- возразил Бел, -- к тому же, он учится у профессора. Ему следует для начала освоить наш язык и основные понятия, без которых он пропадет. Там, быть может, я попробую забрать его.

   -- Это было бы хорошо, -- она опять робко улыбнулась. -- В поместье можно найти много занятий, он наверняка не будет чувствовать себя здесь таким бесполезным, как там.

   Бел промолчал и слегка нахмурился. Он понимал, отчего сестра так желает поселить чужака-мальчишку в поместье; она, должно быть, и сама осознавала это.

   Он находил эту затею несколько глупой, но если это поможет остановить ее слезы, -- то пусть так и будет.

   -- Я поговорю с Квинном, -- наконец сказал он. -- Профессор работал с ним больше моего, он лучше знает, когда и как стоит забрать его, и он может убедить совет.

   ***

   Солнечный свет выбелил и без того белую картину в кабинете профессора, сделал волосы страшной нагой женщины ослепительно рыжими. Леарза сидел за столом, возложив на него верхние конечности и упершись в холодную столешницу подбородком, и смотрел перед собой. Несколько неприятное ощущение в подбородке напомнило ему о том, что с утра он забыл побриться.

   Профессор Квинн стоял у окна; он вообще любил там стоять, что-либо объясняя своему уникальному ученику, и часто закладывал при этом пухлые руки за спину. Но только сегодня, кажется, Леарза подметил, что профессор рассеянно дергает себя пальцами за длинный хвост собственных волос. Это показалось ему смешным и милым.