Бой был окончен. Трупы валялись на площади перед южными воротами Централа; никто не спешил убирать их. Стражи тоже понесли немаленький урон, и Тегаллиано, оказавшись за главного здесь, велел отступать и укрыться в домах. Кварталы бездушных смолкли, глядя на высокий Централ слепыми черными выбоинами окон.

   Теодато бежал по засыпанной осколками и обломками кирпича улице, перепрыгивая через тела. Сколько было убитых!.. Несмотря ни на что, какой-то холодный ужас охватывал его, и он почти не оглядывался по сторонам, пока не достиг наконец здания бывшей пивной, где перед боем оставался Орсо Кандиано, отдававший распоряжения.

   Кандиано по-прежнему был здесь, он стоял на столе и что-то говорил своим звучным голосом, а вокруг него собрались израненные, перепуганные люди. Теодато с облегчением вздохнул, опустился на стул у входа. Знакомое круглое лицо мелькнуло поблизости, и к нему подбежал Нанга.

   -- Господин Теодато, -- воскликнул он. -- Вы живы!

   -- Да, пронесло в этот раз, -- криво улыбнулся Тео.

   -- У вас все лицо в крови!

   -- Да плевать, это просто царапины...

   Нанга все-таки притащил какую-то мокрую тряпку и принялся вытирать лицо Теодато, а тот был настолько уставшим и потрясенным, что не попытался отбиться от него.

   -- Мы будем сражаться, -- говорил Кандиано, -- это нельзя так оставить! Погибли тысячи! Тысячи людей, таких же, как мы с вами, неужели мы позволим им остаться неотмщенными? Мы добьемся своего!

   -- Посмотрите, господин Теодато, -- зачем-то шепотом сказал Нанга, оглядываясь на него. -- Какое у него странное лицо.

   -- А?.. -- Теодато не сразу сообразил, о чем это он, потом кое-как поднял голову. -- Лицо как лицо, ты чего? Это ж Кандиано. Он и всегда, кажется, был немножко похож на сбежавший памятник...

   -- Сбежавший памятник?.. -- не понял Нанга.

   -- Ну, как каменный. Да будет тебе, к тому же, у него сейчас тоже не лучшее время в жизни, а хотя-а...

   Нанга умолк; в его темных глазах было какое-то странное выражение. Теодато не обратил внимания, в ушах у него все еще звенело, руки дрожали. Попытавшись примерно прикинуть, сколько людей погибло сегодня, он обнаружил, что не хочет и думать об этом.

   В тот день в Тонгве все было тихо. Молчали кварталы бездушных; молчал Централ. Стражи несли караул на окраинах, закованные наблюдали за ними из своих разбитых, наполовину уничтоженных домов. До ночи никто не озаботился тем, что улицы города завалены трупами и обломками зданий. Луна уже была высоко, когда наконец люди осторожно вышли из своих укрытий и угрюмо, в тишине принялись стаскивать тела.

   Во дворце в это время царила буря. Звуки взрывов слышно было даже здесь; Фальер быстро догадался о случившемся, и один из телепатов подтвердил ему.

   -- Где Гальбао? Вызвать его сюда, немедленно!

   Гальбао явился; его лицо было по-прежнему бесстрастным, глаза за очками блестели.

   -- Кажется, я подчеркнуто запретил наносить удар, -- прозвенел голос Фальера. -- Чем вы думали? Вы что, решили пойти наперекор мне, на свой страх и риск?

   -- Однако теперь в городе тишина и спокойствие, -- возразил тот, и не дрогнув. -- Вот увидите, уже назавтра эти крысы придут сдаваться.

   Фальер стиснул кулаки и еле сдержался, чтобы не выругаться; раньше он никогда еще не позволял себе такого в присутствии советников. В какой-то момент его осенило, и он резко спросил:

   -- Руосец разговаривал с вами, так? Это он сказал вам, что пора применить силу? Так?!

   -- Руосец знал, что говорит, -- вызывающе ответил Гальбао. -- Это решение избавило нас сразу от двух проблем: мятежа закованных и перенаселения Тонгвы. Я уверен, они еще не скоро решатся устроить подобное.

   -- Идиот! -- не сдержался Наследник. -- Я лишаю вас звания советника, Гальбао! Прочь с моих глаз! Если еще хотите применить силу, -- отправляйтесь в ряды стражи Централа, сами увидите, к чему привела ваша глупость!

   Гальбао только высокомерно поднял подбородок, обернулся и вышел. Фальер с ненавистью смотрел ему вслед.

   -- ...Разрешите заметить, господин Фальер, -- робко произнес Реньеро Зено, -- господин Гальбао не совсем неправ... в кварталах бездушных после авиационной атаки царит мертвая тишина. Мои люди докладывают, что они убирают трупы. Я думаю, восстание можно считать подавленным...

   -- Погодите с выводами, -- резко оборвал его Фальер. -- И смотрите, чтобы никто не вздумал передавать новости в другие города. ...А, бесполезно! Такого не утаишь!

   ...Он был прав; к этому моменту кто-то уже сообщил в Вакию, Доченто и Тьерре о том, что мятеж в Тонгве подавлен, даже в подробностях описывалась авиационная атака и ее последствия; оттуда весть полетела в более далекие города. Аристократы ликовали, однако закованные сделались очень молчаливы и угрюмы.

   В одном из разрушенных домов Тонгвы тем временем кричала и рвала на себе одежду обезумевшая Токо, жена Гваны; их младшую дочь, четырнадцатилетнюю горбунью, убило осколком снаряда. Осколок попал девочке в бок между ребрами и глубоко засел там; ее возможно было спасти, если бы они вовремя нашли ее, но они добрались до нее только уже в сумерках, когда она умирала от потери крови. Токо была с тех пор не в себе, и Гвана стоял рядом с телом дочери и смотрел в пустоту каким-то страшным взглядом, от которого у заставшего их так Теодато побежали по спине мурашки.

   Однако Орсо Кандиано не тратил времени на жалость.

   -- Гвана, -- сказал он, поймав бездушного за плечи. -- Это нельзя так оставлять, понимаешь? Они убили твою дочку! Они убили ребенка!

   -- Да, господин, -- без выражения отозвался тот; глаза у него остекленели.

   -- Нам нужна помощь, -- продолжал Кандиано. -- Возьми своего старшего сына, Гвана, и отправляйся в Вакию. Вы доберетесь туда меньше, чем за сутки, мы добудем лошадей. Расскажите, как погибла маленькая Макто!

   -- Да, господин, -- повторил Гвана.

   Старший сын его, впрочем, был в более решительном настроении, услышав о предложении господина Кандиано, он хищно оскалился.

   -- Пойдем, отец! Пойдем!

   Теодато только поежился, наблюдая за ними. Он понимал, что Кандиано теперь движет одна-единственная Идея, вокруг которой собралось все его существо; от этой Идеи самого Теодато пробирала дрожь. Он знал и то, чего не знал здесь никто, кроме него.

   Орсо Кандиано перестал быть прежним; многие люди теперь перестали быть прежними. Леарза предупреждал Теодато об этом. Какие-то изменения происходили у них в головах, и Теодато понимал, что даже он сам не избежит подобной участи, и все равно ему было страшно и не по себе.

   Он не знал только, что Нанга, стоявший чуть позади него, угрюмо смотрел на Орсо Кандиано, а в мозгу у бездушного вертелись свои мысли. Эти мысли никогда еще не бывали столь сложными, как теперь; Нанга следил за Кандиано и все больше уверялся в том, что перед ним -- не настоящий человек. Настоящий человек не будет так равнодушно смотреть на труп девочки! И господин Теодато как будто ничего не замечает. В один прекрасный день Кандиано нападет на господина Теодато, а тот растеряется и не сможет защитить себя. Он, Нанга, должен быть настороже: жизнь господина Теодато зависит от него.

23,18 пк

   Слова Гальбао не воплотились в жизнь; хотя в кварталах бездушных еще несколько дней стояла поистине мертвая тишина, никто не явился просить о перемирии и уж тем более о прощении. Марино Фальер знал, что дальше будет только хуже.

   -- Будьте готовы ко всему, -- предупредил он на последнем собрании советников; они угрюмо молчали в ответ. Глаза Зено как-то странно бегали; Дзиани будто без конца прислушивался к чему-то у себя в голове, возможно, действительно принимал сообщения, а возможно...

   На пятый день из Вакии пришло известие: бездушные подняли вооруженное восстание и окружили центральный квартал города, но большая часть их снялась с места и ушла в неизвестном направлении. На шестой день точно такая же новость получена была из Доченто.