-- Не ори, -- коротко резко оборвал его Таггарт; Леарза несколько смутился и отвел взгляд.

   -- Что ж, будем просто действовать так, как знаем, -- подытожил профессор Квинн. -- В конце концов, именно так мы поступали веками. С чем бы ни довелось нам бороться, -- мы будем бороться.

   Внутри у Леарзы что-то больно дернуло. Он знал уже; они будут бороться. По-прежнему со спокойными лицами пойдут на смерть, до последнего будут пытаться спасти своего противника, их люди будут гибнуть, -- остальных это не остановит... как Морвейн, Таггарт и Каин просто оставили позади тела своих товарищей, чтобы спасти чужую планету, так и теперь...

   Он поник. Разведчики негромко переговаривались; Теодато что-то говорил Морвейну, потом почти выбежал из гостиной. Кажется, они собрались здесь, чтобы дождаться пробуждения руосца, в надежде услышать какие-нибудь новости. Теперь смысла сидеть тут не было, и понемногу они начали расходиться.

   Наконец Леарза остался один. Последней ушла Нина; Таггарт будто ждал ее в дверях, она замешкалась, пригладила Леарзе волосы, упавшие на глаза. Ничего не сказав, отвернулась и почти убежала. "Хорошая, -- грустно подумал Леарза. -- Совсем не такая, как я. Если бы она была на моем месте, она никогда не подвела бы Таггарта".

   Беспокойство снедало его; хуже всего было ничегонеделание, хотя Леарза практически мог чувствовать нависшую над ними всеми опасность. Вздохнув, он сполз с дивана и поплелся в комнату, которую делил с Финном.

   В комнате Богарта не было, а вместо него неожиданно обнаружился Морвейн; стоял себе как ни в чем не бывало и курил электронную сигарету, выглядывая в наполовину закрытое шторами окно. Леарза так удивился, что не нашелся, что и сказать ему, остался стоять возле двери. Морвейн тоже будто собирался с мыслями, даже не обернулся. Тогда у Леарзы вырвалось:

   -- Ну и что ты хочешь от меня услышать?

   -- Ничего, -- пробасил тот. -- Но я подумал, может,

ты

захочешь что-нибудь сказать мне.

   Прежние чувства вспыхнули в нем с прежней силой. Леарза, не успев подумать, зло сказал:

   -- Да, пожалуй, захочу. Ты поступил, как трус, Морвейн. Прекрасно знал, что я опасен, -- я и сейчас, может статься, опасен, -- и сбежал. И теперь еще смотришь на меня с таким видом, будто это я во всем виноват!

   Разведчик продолжал стоять спиной к нему, затянулся.

   -- Если я и повел себя, как трус, -- наконец ответил он, -- это одно. Но ничто не отменяет того, что ты поступил подло. Я не могу с улыбкой смотреть на человека, который причинил боль Волтайр.

   Внутри у Леарзы все вскипело; он стиснул кулаки, еле сдерживаясь, чтобы не подскочить к Морвейну и не ударить его.

   -- Причинил боль Волтайр! -- задыхаясь, повторил Леарза. -- Смешно! Я скорее мог причинить боль какому-нибудь Лексу, чем этой бездушной твари! У нее вместо сердца камень, ей все равно, погибну ли я или нет, даже на тебя ей наплевать, скорее всего! Если она и пытается притворяться, что что-то чувствует, у нее выходит ненатурально!

   Вот тогда разведчик обернулся; в другое время Леарза, наверное, перетрухнул бы, но теперь кровь горела у него в жилах, и Леарза, наоборот, сам сделал шаг вперед, криво оскалившись.

   -- Никчемный ублюдок, -- произнес Морвейн, -- и ты смел говорить, что любишь ее!

   -- Я любил ее! Но это было все равно, что любить стену! Я еще удивляюсь, для чего она вышла замуж и родила ребенка!..

   В этот момент, -- Леарза так и не успел углядеть начало его движения, -- Морвейн стремительно приблизился к нему, и в глазах у него все так и вспыхнуло от боли; голова мотнулась, Леарза едва не упал и был вынужден схватиться рукой за оказавшуюся поблизости стену. Что-то соленое было на языке, он не сразу понял, что это. Морвейн тяжело дышал в стороне, отвернулся.

   -- Она всегда была такая, -- глухо сказал он какое-то время спустя. -- Молчит и улыбается, что бы ни случилось. Когда наши родители погибли, она улыбалась мне и утешала меня, а сама потом закрывалась в одиночестве и плакала, только чтобы я не видел ее слез. Когда умер ее ребенок... да что ты вообще знаешь о том, что чувствует при этом мать!

   Леарза смешался; в голове его против воли всплыли воспоминания о том, как Волтайр беззащитно плакала у него в объятиях когда-то давно, -- теперь казалось, это было столетия назад, -- на Сиде.

   -- Ничего, -- он поднял руку. Челюсть все еще гудела, язык плохо ворочался во рту: кажется, удар был неслабый. -- Но она все рассказала профессору. О моих снах. Даже сама предлагала, чтобы я вернулся в ксенологический, сдался вашим людям.

   -- Она просто заботилась о тебе, как умела, -- возразил Беленос. -- Потом, когда ты ушел от нее, она не находила себе места от беспокойства, она даже связалась со мной, хотя это было непросто: я уже был здесь. Когда я узнал, мне ничего так не хотелось, как разбить тебе башку. Только она до сих пор переживает за тебя, кажется, профессор до недавнего времени даже отправлял ей сообщения о тебе, как она просила его. -- Он криво усмехнулся, запрокинув голову. -- Кажется, настолько она не заботилась даже обо мне. За это мне еще сильнее хочется убить тебя.

   Леарза обескураженно молчал.

   -- Ты наговорил ей... всякого, -- добавил Морвейн. -- Ты знал бы, как твои слова ранили ее. Она все молча стерпела и потом плакала в одиночестве. Она еще оправдывала тебя передо мной, ублюдок. ...Если нам суждено вернуться на Кэрнан, знай: я за шиворот притащу тебя в Дан Улад и заставлю извиниться.

   -- Не надо, -- тихо сказал Леарза. Беленос вскинулся, посмотрел на него; Леарза отвел взгляд. -- Я сам пойду. И... ты тоже прости меня, Бел. На самом деле... я вообще вел себя, как последняя тварь. Ты зря спас меня, я не заслужил этого... вместо того, чтобы отблагодарить тебя за свою никчемную жизнь, я все испортил, по моей вине погиб Каин, которого я считал своим хорошим другом. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь искупить это?.. во всяком случае, знаешь, после Руоса ты и Волтайр... вы моя единственная семья. Если от меня теперь и будет какой-нибудь толк, я готов сделать все, чтобы мы могли вернуться домой.

   -- Домой, -- глухо повторил за ним Беленос. -- Ладно... видимо, придется мне ужиться с тобой, если вернемся. Сам виноват.

   Леарза нервно рассмеялся; они наконец взглянули друг другу в глаза, и разведчик первым протянул ладонь.

   -- У тебя кровь, -- потом сказал он. -- Иди умойся.

   -- Ерунда, -- возразил Леарза, потрогав себя за подбородок: действительно, он и не заметил, что из уголка его рта стекает капелька крови. -- Я заслужил.

   -- Я тоже так думаю, что заслужил, -- буркнул Морвейн, но в его голосе уже больше не было гнева.

   ***

   Когда они спустились на первый этаж, там царила настоящая неразбериха. В главной гостиной столпились, кажется, все обитатели особняка, постоянные и временные; Леарза не сразу сообразил, что происходит, но потом уже догадался, очевидно, что не столь давно вернувшийся от старика Веньера Дандоло наконец сообщил своему преданному слуге, что особняк в самом скором времени придется покинуть.

   Нанга стоял с выражением самой что ни на есть беспомощности на темном лице и смотрел на своего господина.

   -- Но как же так? И все бросить? Все? -- спрашивал он.

   -- Конечно! -- сердился Теодато, который никогда не отличался терпеливостью. -- Как тебе непонятно, дурак? Даже если у нас все получится и никто не догадается о том, что это я помог инопланетянам бежать, всегда остается риск, что они раскусят меня, и мне это так просто с рук не сойдет!

   -- Наследник, скорее всего, уже знает, что господин Дандоло помогает нам, -- добавил профессор Квинн. -- Во всяком случае, не стоит отрицать такую вероятность.

   -- Но господин Теодато! Что же будет с домом?

   -- Да какая тебе разница, что с ним будет, черт побери?! Если так хочешь -- дьявол с тобой, оставайся, мне все равно! Тебя вряд ли в чем-то обвинят, ты слишком глупо выглядишь!