«Я повстречалась с Вунчами» — охотно поддерживает Донна. «Поначалу они пару раз поедали мои отражения, но в конце концов я поняла, как с ними общаться».

«Тут есть и другие инопланетяне» — хмуро говорит Су Ан. «Ни с кем из них не захочешь повстречаться темной ночью».

«То есть, на установление контакта нам надеяться нечего» — подводит черту Амбер. «По меньшей мере, с чем-то трансцендентным и имеющим пристойные намерения к человеческим посетителям».

«Вероятно, это так» — признает Пьер, и звучит это совсем несчастливо.

«Итак. Мы застряли в карманной вселенной с ограниченным каналом связи с домом, и это — заброшенный особняк, в котором обосновалась кучка маргиналов, воспринимающих всех остальных как валюту. Боже, сохрани и спаси наши души, мы пригодимся тебе. Верно?»

«Верно». Су Ан это тоже расстраивает.

«Что ж». Амбер задумчиво глядит на Садека. Он смотрит куда-то вдаль, на безумное пятно солнца, разрисовавшее площадь узорными тенями. «Эй, богослов? Есть вопрос к тебе».

«Да?» Садек оборачивается на нее со слегка ошарашенным видом. «Извини… Я как раз почувствовал на своем горле хватку более серьезной ловушки».

«Не переживай». Амбер недобро ухмыляется. «Ты был когда-нибудь в Бруклине?»

«Нет, но почему ты об этом…»

«Потому что ты поможешь мне продать мост этим лживым засранцам. Как насчет этого? А когда мы его продадим, у нас появятся деньги и мы найдем, на чьем загривке покататься. Так что мы сможем попасть домой. Слушайте мой план…»

«Полагаю, я смогу сделать это» — говорит Садек, угрюмо изучая лежащую на столе бутылку Кляйна. Бутылка полупуста, и ее содержимое невидимо, спрятанное около изгиба четырехмерного резервуара. «Я провел здесь достаточно времени, чтобы…» — он вздрагивает.

«Только не навреди себе, пожалуйста» — говорит Амбер. Она добавляет побольше спокойствия в голос, но у нее есть зловещее предчувствие, что к их существованию в этой вселенной прицеплена бирка со сроком годности.

«О, ничего не бойся». Садек ухмыляется одной стороной губ. «Любой карманный ад так похож на любой другой…»

«Ты понимаешь, почему?»

«Да, да» — пренебрежительно говорит он. «Мы не можем отправить наши копии туда, это было бы кощунством. Поэтому придется оставить его незаселенным, верно?»

«Ну, смысл в том, чтобы мы вернулись домой, а не остались здесь на поселении в замкнутой карманной вселенной, пусть и только в виде тысячи отражений?» — выжидающе спрашивает Су Ан. Большая часть ее внимания сфокусирована на поглощении потока опыта от дюжины отражений, которые она сгенерировала для охраны периметра, и похоже, ей не хочется отвлекаться на разговоры.

«Кому мы продадим его?» — спрашивает Садек. «И потом… если ты хочешь, чтобы он выглядел привлекательным…»

«Ему не обязательно быть точной копией Земли — он должен быть лишь убедительной рекламой предсингулярной цивилизации, полной людей. У тебя есть семьдесят два зомби, из которых можно достать мозги. Приделать к ним сборку переменных и перетасовать так, чтобы придать чуточку разнообразия».

Амбер переключает внимание на храпящую кошку. «Эй, пушистик! Как долго мы тут были в реальном времени? И можешь ли ты стащить побольше ресурсов для Садека и его личного райского сада?»

Айнеко совершенно по-кошачьи потягивается, зевает, и смотрит на Амбер сузившимися глазами, задрав хвост. «Минут восемнадцать физического времени». Она снова тянется и садится, чопорно поставив вместе передние лапки и обернув хвост вокруг них. «Послушай, духи наседают. Я не продержусь тут долго, а они, хоть и не слишком-то хороши во взламывании людей, вряд ли будут лениться создавать более лояльную копию тебя».

«Не могу понять… Почему они не ассимилировали тебя вместе со всеми нами?»

«Скажи спасибо своей матушке. Кто еще совершенствовал коды охраны цифровых прав, защищающие мою личность? „Нелегальное сознание — воровство авторских прав“… Дерьмо собачье, да, но это так ровно до тех пор, пока инопланетяне не влезают в тебя с отладчиком, пытаясь перекроить твой задний мозг. Тогда это становится спасательным кругом». Айнеко наклоняет голову и начинает вылизывать лапку. «Я могу дать твоему мулле шесть дней субъективного времени. Ставки на добавочное время не принимаются».

«Тогда я берусь». Садек встает. «Спасибо». Он улыбается кошке, и растворяется, оставляя за собой улыбку, полупрозрачную и повисающую в воздухе, как эхо. Священник возвращается в свою башню, но в этот раз — с замыслом и планом на уме.

«Теперь — наше дело». Су Ан смотрит на Пьера и снова на Амбер. «Кому мы продадим эту дурацкую схему?»

Амбер облокачивается на спинку кресла и улыбается. Донна, расположившись за ее спиной в аватаре старинной кинокамеры, подвешенной под авиамодельным вертолетом, снимает все на память потомкам. Амбер лениво кивает в сторону репортерши «Это она навела меня на идею. Кого мы знаем достаточно тупого, чтобы купиться на уловку вроде этой?»

Пьер с подозрением смотрит на нее. «Кажется, мы это уже проходили» — медленно говорит он. «Ты ведь не собираешься снова заставлять меня убивать кого-то?»

«Вряд ли это понадобится — разве только корпоративные духи поймут, что мы хотим от них сбежать, и окажутся достаточно жадными, чтобы захотеть нас убить».

«Вот видишь, с прошлого раза она научилась» — комментирует Ан, и Амбер кивает. «Вот теперь мы друг друга понимаем?» — Су Ан сияюще смотрит на Амбер.

Амбер не менее радостно смотрит в ответ. «Отлично. И потому ты…» — она показывает на Пьера — «…пойдешь и разыщешь, осталось ли здесь что-нибудь от Вунча. И сделай им предложение, от которого они не смогут отказаться».

«Сколько за цивилизацию?» — спрашивает Слизень.

Пьер задумчиво глядит на него. Все-таки он не так похож на земного моллюска — слизни на Земле не вырастают до двухметровой длины, и у них не бывает кружевных белых экзоскелетов, поддерживающих в форме их плоть шоколадного цвета. И это делает его с виду более чуждым, чем он является на самом деле. Слизень — бедовый корпоративный инструмент, который спасается от дефолта, спрятавшись под маской выгрузки какого-то давно вымершего инопланетного вида, и надеется, что если он выглядит как обладающий разумом продукт случайной эволюции, кредиторы его не распознают. Пару субъективных лет назад один из потерявшихся членов экспедиции Амбер вышел с ним на контакт, исследуя руины разброшенного города близ центра сетевого фильтра. В сравнении со всем остальным, что они здесь повстречали, его можно считать многообещающим проводником (ударение на слове «многообещающим», поскольку наобещал он с три короба), и теперь Пьер притащил его сюда.

«Цивилизация не продается» — с расстановкой говорит Пьер. Слой перевода мерцает, поглощая его слова и перекладывая их на другой грамматический фундамент — не просто переводя синтаксис, но отображая более подходящими значениями, где это необходимо. «Но мы можем дать тебе статус привилегированного наблюдателя, если ты пожелаешь именно это. К тому же, мы знаем о положении твоих дел. Если ты ищешь новые сделки, чтобы отыграться, ты обнаружишь, что там интеллектуальная собственность, которой ты ныне владеешь, ценится гораздо больше, чем здесь».

Беглая корпорация слегка привстает на дыбы и собирается в более округлый комок. Ее кожа идет красными пятнами. «Должен подумать об этом. Ваш обязательный учетный временной цикл — фиксированная или изменяемая переменная? Можно самовладеющим корпоративным сущностям заключать контракты?»

«Могу спросить шефа» — как ни в чем ни бывало, говорит Пьер. Он подавляет приступ тревоги. Пьер все еще не уверен, что знает, на что они с Амбер подписываются, и его беспокоят риски, которые она берет. Особенно поскольку между ними — куда большее, чем простое бизнес-партнерство… «Но об этом можно позаботиться».

Переводящая мембрана долго вибрирует, очевидно, переформулируя некоторые слишком абстрактные понятия так, чтобы корпорация смогла их усвоить. Пьер не без основания полагает, что она согласится на предложение. Корпорация хвалилась способностями управлять самыми глубинными уровнями аппаратной части маршрутизатора, когда они впервые повстречались. Но еще она брюзжала и ныла что-то о протоколах сетевого фильтра, которые не позволяют ей покинуть его пространство, а впридачу довольно невежливо попыталась его съесть. Пьер терпеливо ждет, разглядывая окружающий топкий ландшафт — высохшие грязевые лужи, то тут, то там поросшие остролистным фиолетовым папоротником. Должно быть, корпорация отчаялась, если она так легко задумывается о диком предложении Амбер, придуманном как раз для того, чтобы подцепить ее.