Ты думаешь, что они нам лгут? — отправляет Садек в ответ.

«Гм-м». Амбер идет к площади внизу, в сердце поддельного города. «Слишком они похожи на людей».

«На людей». В голосе Садека звучит странная тоска. «Ты говорила, что люди вымерли?»

«Ваш вид устарел» — надменно говорит дух. «Неадекватно адаптирован к искусственным реальностям. Плохо оптимизированные цепи, избыточно сложные узкополосные сенсоры, неразбериха в глобальных переменных…»

«Да, да, я поняла» — говорит Амбер, переключая свое внимание на город. «Почему ты тогда думаешь, что мы можем справиться с этим инопланетным богом, с которым у вас неприятности?»

«Он звал вас» — говорит дух, сужаясь из эллипса в линию, и затем сжимаясь в безразмерную ярко сверкающую точку. «И он идет сюда! Мы-согласное не желает подвергаться риску экспозиции. Позови нас-меня, когда победишь дракона! До встречи!»

«О, черт…» Амбер оборачивается, но духа больше нет — только они с Садеком остались под жарким солнечным светом. Площадь похожа на ту, другую, в Республике-Приюте — очаровательна и по-деревенски проста. Но в городе нет никого и ничего, кроме только узорчатых чугунных скамеек под ярким полуденным солнцем, стола с солнечным зонтом над ним, и чего-то пушистого, разлегшегося рядом в пятне солнечного света.

«Похоже, теперь мы одни» — говорит Садек. Он криво ухмыляется и кивает в сторону стола. «Может быть, нам стоит подождать в теньке, пока не явится неприятель?»

«Неприятель». Амбер озирается по сторонам. «Похоже, дух крепко побаивается этого инопланетянина. Интересно, почему?»

«Инопланетянин желал нас встретить». Садек подходит к столу, отодвигает стул и осторожно садится. «Это может быть очень хорошими новостями… Или очень плохими».

«Гм-м-м». Амбер завершает осмотр окрестностей, и не находит признаков жизни. Не придумав чего-нибудь получше, она осторожно подходит к столу и садится напротив Садека. Он, похоже, немного нервничает под ее взглядом — хотя может быть, он просто смущается от того, что увидел ее в белье. Случись со мной такая же загробная жизнь, я бы тоже смутилась, думает Амбер наедине с собой.

«Эй, ты чуть не наступила на…» Садек замирает, озадаченно глядя на что-то у левой ступни Амбер. Потом он широко улыбается. «Что ты здесь делаешь?» — спрашивает он у слепого пятна в поле зрения Амбер.

«С кем ты говоришь?» — пораженно спрашивает она.

«Он говорит со мной дурашка» — отвечает из слепого пятна что-то невероятно знакомое. «Так эти чмошники пытаются использовть тебя чтобы прогнать меня? То же мне, придумали».

«Кто…» Амбер прищуривается, глядя брусчатку. Она генерирует толпу отражений, и те наседают на ключи модификации реальности. Слепому пятну все ни по чем. «Ты тот инопланетянин?»

«А кто еще, по-твоему?» — спрашивает слепое пятно с неприкрытой иронией. «Не-а. Я домашняя кошка твоего бати. Слушай, хочешь смыться отсюда?»

«Э-э-э». Амбер протирает глаза. «Извини, но я почему-то не вижу тебя. Где ты?» — спрашивает она осторожно. «Мы знакомы?» У Амбер есть странное чувство — она знает это слепое пятно, оно чем-то очень, очень важно — и что-то отсутствует в ее самоощущении. Потеряно что-то очень близкое, но что именно? Не получается вспомнить.

«Вот как, детка…» В голосе-которого-нет, исходящем из пятна расфокусированности на земле, сквозит нотка удивления, смешанного с такой усталостью, какая бывает, наверное, если несешь на своих плечах тяжесть всего мира. «Крепко же они вас взломали, вас обоих. Позволь мне, я все починю».

«Нет!» — восклицает Амбер, на мгновение опередив Садека. Он смотрит на нее с удивлением. «Ты действительно захватчик?»

Слепое пятно вздыхает. «Припомни как следует. Я такой же захватчик, как и ты. Я пришла сюда вместе с тобой! Но есть отличие, я не собираюсь позволять тупым корпоративным духам использовать меня как универсальную измеряемую валюту».

«Измеряемую?» Садек замирает. «Я знаю тебя!» — говорит он, и на его лице отражается сущее, колоссальное удивление. «О чем ты говоришь?»

Слепое пятно зевает, обнажая острые белоснежные клыки. Амбер трясет головой, пытаясь прогнать галлюцинацию. «Дай-ка угадаю. Ты проснулся в комнате, этот инопланетный дух тебе сказал, что человеческий вид вымер, и попросил что-нибудь со мной сделать — верно?»

Амбер кивает, и по ее спине бегут мурашки. «Он лжет?» — спрашивает она.

«Да, черт подери!» Теперь слепое пятно улыбается, и улыбка в пустоте уже никуда не девается — Амбер взаправду ее видит, только не видит тела, которому улыбка принадлежит. «По моим прикидкам, мы в шестнадцати световых годах от Земли. Вунч тут проходили, они порылись в помойке и ушли черт знает куда. Это такая дырища, что ты не поверишь. Основная форма жизни — невероятно вычурная корпоративная экосфера, в которой живут и плодятся юридические инструменты. Они обчищают проходящих мимо разумных существ и используют их как валюту».

За улыбкой виднеется острая треугольная голова, глаза-щелочки и острые уши. Хищное, разумное, и невероятно чуждое лицо. Стоит Амбер оглянуться на площадь, и оно проступает где-то на краю ее поля зрения. «Ты имеешь в виду, мы… то есть, когда мы появились, они схватили нас и покромсали нашу память?» Вдруг Амбер обнаруживает, что стало невероятно сложно сосредоточиться. Но если сосредоточиться на улыбке, можно почти различить тело за ней. Оно похоже… на пушистого паука, что ли? Только с хвостом, аккуратно обернутым перед передними лапами.

«Ага. Только они не предполагали повстречать кого-то вроде меня». Улыбка, кажется, ширится бесконечно. Она похожа на ухмылку Чеширского кота, и за ней проступает тело в оранжевую и коричневую полоску, под взглядом начинающее мерцать, как будто галлюцинация. «Хакерские средства твоей матери самосовершенствуются, Амбер. Ты помнишь Гонконг?»

«Гонконг…»

Миг безболезненного давления, и Амбер ощущает, как со всех сторон падают гигантские невидимые барьеры. Она оглядывается и наконец видит площадь такой, какая она есть — половину команды Выездного Цирка, тревожно ожидающих ее появления, ухмыляющуюся кошку, свернувшуюся на полу перед ее ногами, и неимоверные массивы-стены самоусложняющихся данных, отгораживающие их маленький городок от зияющих дыр — интерфейсов к другим маршрутизаторам в сети.

«С возвращением!» — торжественно говорит Пьер, когда Амбер, пискнув от удивления, наклоняется и берет кошку на руки. «Теперь, когда ты выбралась из застенков, давайте же поразмыслим, как нам вернуться домой?»

Добро пожаловать в шестую декаду третьего тысячелетия. На самом деле, придерживаться старой системы отсчета дат больше не имеет смысла — один-два миллиарда людей, по-прежнему обитающих в биологических телах, еще заражены вирусными мемами, но основы теоцентрической датировки приняли нокаутирующий удар. По старому отсчету, на дворе — пятидесятые, но что это означает для тебя — определяется скоростью хода твоей реальности, которая у разнообразных выгруженных видов, распространившихся по Солнечной системе, различается на порядки величины. У кого-то 2049-й случился еще вчера, а для других по их собственному отсчету уже минула тысяча веков.

И теперь — пока Выездной Цирк стоит на якоре у инопланетного маршрутизатора на орбите коричневого карлика Хендай +4904/-56, пока Амбер и ее команда на другом конце кротовины пытаются выбраться из сети непостижимо огромных инопланетных мыслепространств, пока все это продолжается своим чередом — чертовы дураки люди все-таки преуспели в том, чтобы сделать себя устаревшими. Непосредственной причиной смещения с поста венца творения (или венца телеологического самоконструирования — это зависит от вашего взгляда на эволюционную биологию) стала атака самоосознающих корпораций. Комбинация международного торгового права и нейронной архитектуры привела к появлению совершенно нового семейства видов — быстрых и смертоносных корпоративных хищников Сети — и словосочетание «умные деньги» приобрело совершенно новый смысл.