– Но целая планета?

– Планета, которая умирает, – мягко сказала Трой. – Умирает так же, как её люди и их эмпатический дар.

– Я не понимаю, – недоверчиво произнёс Ворф.

– А я понимаю, – тихо сказал Брек. Он рассмеялся, и это был первый непринуждённый поступок, который Трой от него видела. – Мы неразрывно связаны с нашей планетой. Отравляя её, мы отравляем себя; не тем, что вынуждены есть отравленную пищу или пить отравленную воду – отравляем непосредственно. Мы связаны с нашим миром и умираем, потому что он умирает. И прежде всего умерло наше единение с планетой, которую мы убиваем. Наш дар.

– Я тоже так думаю, – кивнула Трой.

– Вы можете научить меня использовать мой дар?

– Думаю, могу.

Он по-детски восторженно засмеялся.

– Мы должны спасти Вас, Пикард. Вашей Федерации есть чему научить нас. Слишком многому, и мы не можем позволить, чтобы всё это вот так кончилось. Если мы сможем доказать, что убийства и уничтожение этой планеты лишили нас нашего целительного дара, то все, даже те, кто хотят продолжать войну, должны будут прислушаться.

– Тогда нам надо поговорить с зелёными, – сказал Ворф.

– Согласен, лейтенант, – Пикард слабо улыбнулся. – Но я сомневаюсь, что мне позволят быть с вами.

– Капитан, я не могу оставить Вас здесь, чтобы Вас подвергли пытке. Я не могу…

– Можете, Ворф. Поверьте мне, если бы я видел другой выход, я выбрал бы его. Но у нас нет возможности вырваться отсюда силой. Даже пожелай я спасти свою жизнь ценой гибели мирной миссии.

– Капитан…

– Найдите истинного убийцу, лейтенат, смойте с меня обвинение. Возможно, сегодняшний неприятный допрос станет единственным.

Ворф выпрямился во весь рост.

– Мы не подведём Вас, капитан.

– Я в этом ничуть не сомневаюсь, Ворф. – Он тщательно избегал смотреть в сторону Трой. Пикард не хотел видеть её сочувствующий взгляд. Она-то поймёт, что он тревожится. Через два дня ему придётся умереть. Хуже всего, миссия мира, весьма вероятно, умрёт вместе с ним. А менее чем через час его уведут отсюда. чтобы пытать. Идиотская ситуация, и никакого выхода.

Пикард всегда знал, что офицер Федерации может погибнуть, но быть казнённым по обвинению в убийстве… это было слишком абсурдно.

Ворф, Трой и Брек направились к выходу. Они переговорят с зелёными. Они разберутся, где правда, где ложь. Пикарду было бы легче, если бы он мог пойти с ними. Не то, чтобы он думал, что может увидеть или услышать что-нибудь, что Ворф и Трой не заметят. Но когда за ними закрылась дверь, Пикарду осталось лишь ждать. Ждать, пока за ним явятся охранники и отведут его в ту чистую белую комнату с её инструментами. А после боли его снова приведут сюда, и он снова должен будет ждать. Ждать и думать. Мучительнее всего была мысль, что в эти свои последние часы он должен быть беспомощным, зависимы, пусть даже от своих надёжных друзей.

– Довольно, – сказал он пустой камере. – Я Жан-Лук Пикард, капитан звездолёта Федерации «Энтерпрайз». Меня не так-то легко одолеть. – Там, снаружи, был лучший начальник службы безопасности, с которым ему доводилось служить, и единственная советница, которой он мог доверить свои мысли. Они надёжные люди. Они из команды «Энтерпрайза», а это значит, из лучших. Он в хороших руках, в самых лучших. Пикард знал это и всё же… тревожился.

Камера зелёных находилась почти в самом центре лабиринта белых коридоров. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись белоснежные стены с одинаковыми дверями, за которыми находились узники.

Склонившись к Трой, Ворф спросил громким шёпотом:

– Во всех камерах есть заключённые?

– Я изо всех сил стараюсь ничего не чувствовать, Ворф, – также шёпотом ответила Трой.

Ворф кивнул и выпрямился. Они ждали прихода Таланни. Она ясно дала понять, что разговаривать с зелёными они могут лишь в её присутствии. И теперь они ждали.

Трой неподвижно стояла в центре коридора. После того, как они нашли капитана, она вновь восстановила свои барьеры. У неё не было другого выхода. Эмоции тех, кто находился за дверями, пробегали по её нервам, как статические разряды. Трой чувствовала себя беззащитной. Хуже того, она чувствовала, что в любой миг может раствориться в чужих эмоциях. Чувства каждого из тех, кто был там, за этими белыми белыми дверями, цеплялись за неё, дёргали. Планета невероятно сильных эмпатов без какой бы то ни было тренировки. Это пугало.

Не будь капитан брошен в тюрьму и приговорён к смерти, наибольшая опасность угрожала бы Трой. И теперь она стояла в самом центре вихря эмоций множества орианцев и старалась ничего не чувствовать.

Справа и слева от неё стояли Ворф и Брек. Глядя на них со стороны, можно было подумать, что новым послом была Трой. Брек поначалу пытался охранять Ворфа, но тот ясно дал понять орианцу, что он думает о его помощи. Так что оба они охраняли Трой.

Трудность заключалась в том, что от опасности, которая ей урожала, её не мог защитить никакой воин. Лишь один человек мог помочь ей пройти невредимой сквозь боль и отчаяние, переполнявшие орианскую тюрьму, и человеком этим была сама Трой.

С дальнего конца коридора послышалысь шаги. Охранники разом повернулись в ту сторону. Показалась группа из трёх орианцев в плащах и масках. Чёрно-золотые плащи буквально светились на фоне белоснежных стен. Трой почувствовала, что они приковывают взгляд. Эта сплошная белизна была невыносима для глаз. Возможно, такова была цель тюремщиков. Сами стены должны были напоминать, что находишься в тюрьме такой же опустошённой, как сама планета.

– Приветствую Вас, посол Ворф, и прошу прощения, что Вам пришлось ждать. Солдат, который должен был сообщить мне, что вы здесь, не сразу нашёл меня. – Голос принадлежал Таланни, но в этот раз она не стала снимать маску и открывать лицо. – Откройте дверь, – произнесла она спокойно, но повелительно.

Один из телохранителей шагнул вперёд. Он – или она – открыл дверь и шагнул в сторону, пропуская их внутрь.

Входите, – сказала Таланни. – Мои телохранители останутся за дверью.

– Но, полковник Таланни… – запротестовал один из телохранителей.

– Вы слышали, что я сказала.

– Посол, – спросил Брек, – мне тоже остаться?

– Да. – Хотел того Ворф или нет, обычай гласил, что если Таланни оставляет за дверью свою охрану, он должен оставить свою. Если уж на то пошло… – Доверие полковника Таланни – честь для нас.

– Я пытаюсь вести себя, как подобает цивилизованному лидеру. – Горечь в её голосе могла бы разъесть стекло.

Трой с облегчением убедилась, что даже стоя рядом с Таланни, ничего не чувствует. Ей удавалось защищать себя от эмоций Таланни. До неё доносилось лишь слабое гудение, точно жужжание насекомых; его нетрудно было игнорировать. Трой восприняла это с большим облегчением, чем готова была признать. Но как же она сможет помочь Ворфу и капитану, если не будет пользоваться своими способностями?

Пригнувшись, чтобы не задеть за притолоку, Ворф шагнул в камеру. Трой последовала за ним, ибо такова была её работа, но в душе её нарастал страх, её собственный страх. Страх не выполнить своего долга, проявить трусость.

Ослепительно-белые стены, яркий, резкий свет. Он заполнял камеру, как сверкающая вода заполняет стеклянный шар. Аудун сидел, прислонясь к дальней стене, карие глаза невидяще глядели на дверь. Лив скорчилась на боку спиной к двери. Марит лежала на спине, небрежно отбросив одну руку, и казалось, спала. Но лицо её было слишком бледным для спящей.

Ворф сразу же склонился над Аудуном. Какой-то миг Трой стояла неподвижно, глядя на Марит. Жужжание в её голове стало громче, точно кто-то усилил звук. Нет, подумала она, нет, я не могу этого чувствовать. Только не снова. Пожалуйста, не надо.

Таланни вошла следом за ними. Возможно, она поначалу ничего не увидела из-за их спин; возможно, ей понадобился какой-то миг, чтобы понять, что произошло. Или же весь ужас случившегося не сразу дошёл до неё, потому что она просто не хотела этому верить.