— Наливайте, — предложил я.

Генерал несколько опешил, ожидая, видимо, совсем других слов.

— Вы сколько бригадой командуете, ваше сиятельство?

— Два месяца. До того командовал кирасирским полком. Моя бригада, собственно, и состоит из этого полка и полка конных стрелков, собранного из запасников. Но они скорее ездящая пехота. Даже не драгуны.

— А пулеметы у вас какие?

— Вот пулеметы у меня новые. Системы «Лозе». Такие же здоровые дуры, как и бывшие у нас ранее гатлинги. Разве что все же несколько полегче будут. Но у лафетов слабые колеса. Двухдневного марша своим ходом они бы не выдержали. Проверено еще на боевом слаживании полков. Еще в пункте постоянной дислокации.

— Ну а сам этот пулемет как вам?

— Дает задержки. Ленту перекашивает. Но терпимо. Я еще и прежние гатлинги не отдал. Так с собой и вожу. Старая надежная машинка. Парочку трофейных пулеметов я еще на узловой прихватил — никому не были нужны, — исповедовался мне генерал.

— Механические?

— Так точно. Как наши, только восьмиствольные. Патронов трофейных к ним у меня вагон целый. Я так понял, что лишними они в бригаде не будут. Когда еще мы сподобимся ручники от «Гочкиза» получить?

— Так понравились? — спросил я с интересом.

— Не то слово, ваша милость, это просто как для кавалерии специально делалось, — с чувством воскликнул комбриг.

Что ж, не скрою, слышать такое было мне приятно. Но я не стал раскрывать свою принадлежность к созданию ручного пулемета. Сто пудов клянчить начнет. И ведь не отстанет, пока не получит вожделенного. Так что пора закругляться.

— Итак, ваше сиятельство, Чрезвычайная королевская комиссия по борьбе с саботажем и пособничеством врагу в лице королевского комиссара барона Бадонверта, рассмотрев ваше дело, не нашла в ваших действиях ни саботажа, ни пособничества врагу. Со стороны ЧК к вам вопросов больше нет. По последней?

Генерал удовлетворенно кивнул. Какой же кавалерист откажется от водки?

На четырнадцатый день наступления, согласно календарю, грянул первый настоящий осенний дождь. Затяжной, проливной и холодный. Небо все заволокло плотными тучами. Дирижабли перестали летать, и мы остались совсем без глубокой зафронтовой разведки.

Аршфорт неутомимо гнал нас вперед, пока почвы окончательно не раскисли. К середине месяца наши войска отбили еще пятнадцать километров железной дороги. В качестве бонуса нам достался крупный разъезд на восемь ниток запасных путей. С большим поселком, который другой околицей упирался в речной порт с рыбоконсервным заводом, коптильней и пивоварней, что резко подняло в войсках боевой дух.

Но пиво холодной осенью не самый полезный продукт, и я настоятельно потребовал от Аршфорта распорядиться насчет обязательной выдачи винной порции всем войскам на открытой местности. По сто грамм в день. «Наркомовские», так сказать. В чем меня активно поддержали корпусные лекари. Им также не улыбалось получить массу простудных заболеваний в личном составе.

К этому времени рецкие горнострелковые бригады пробились от болот к железной дороге и перерезали ее в тылу царских войск до самой реки.

Группировка полковника Куявски все же попала в окружение, как он ни старался этого избежать. А порт с городом сели в сухопутную блокаду. Но как-то все коряво выходило. Враг был рассечен, но сопротивлялся активно, имея подвоз боеприпасов по реке как от устья пароходами, так и с другого берега лодками по ночам.

Сельскую местность в Приморье взяли под контроль отогузские конники, вылавливая остатки мелких царских гарнизонов. Пленных некуда было девать, потому что гать работала только в одном направлении днем и ночью и не справлялась с потребным потоком грузов. От нас же экспедиционные части по-прежнему были отрезаны полевой группировкой полковника Куявски.

Ситуация грозила вылиться в патовое состояние. Несмотря на проливные дожди, подкрепления стали поступать в Приморье в основном не к нам, а к рециям и отогузам через гать, пока она еще проходима. А то зальет все, и болота поднимутся, затопив переправу. А обкладывать приморский город надо сразу, пока враг не нагнал морем подкреплений и не построил непреодолимой сухопутной обороны. Портовый город, как и везде, хорошо прикрыт только с моря.

Ставка короля запросила у императора поддержку имперского флота, чтобы блокаду Щеттинпорта сделать полной. Или хотя бы почти полной, учитывая то, что правый берег Ныси все еще в руках царцев. И такой приказ был отдан. В море загрохотали большие пушки трех флотов. С переменным успехом, потому как четвертой стороной конфликта стала погода — туманы, дожди и шторма.

В нашем корпусе, несмотря на нормально функционирующую железную дорогу, начались проблемы с боепитанием. Точнее, проблемы были с вагонами, которыми подвозили снаряды и патроны. Их количество медленно, но неуклонно сокращалось.

Собрав документы и проконсультировавшись с первым квартирмейстером, я напросился на аудиенцию к командующему.

— Ваше превосходительство, данный вопрос требует моего прямого участия как комиссара ЧК. Саботаж надо пресекать сразу и в корне. Иначе скоро нам не только стрелять, но и есть будет нечего. Зарываться в землю по такой погоде — хуже не придумаешь, тем более в местных глинистых грунтах. Кто-то крадет наши вагоны, и с этим преступным деянием пора кончать.

— Не думаю, — возразил мне невозмутимый комкор. — Скорее это обычное наше головотяпство. Кто у нас идет в интенданты? Те, кому не хватает храбрости и ума служить в строю.

И вот тут я показал ему царскую полевую кухню моей конструкции, которую заранее подогнал к его домику.

— Это тоже, ваше превосходительство, можно объяснить обычным нашим головотяпством? Судя по шильдику, эта кухня-самовар сработана в Ракове в механических мастерских железнодорожного депо даже раньше, нежели документация на них пришла на наши заводы. Я это точно знаю, так как такая кухня-самовар — это мое изобретение, прошедшее через имперский комитет. Прогнило где-то в империи…

Аршфорт почесал кулаком усы. Крякнул недовольно. Но ничего не сказал.

А я продолжил:

— У меня нет уверенности в том, что ВОСО и интендантство просто не справляются из-за некомпетентности. Либо пособничают врагу, либо возят ворованное частными рейсами и не возвращают обратно вагоны. По плану наступления вагонов было достаточно до конца операции, и на узловой мы немало их взяли трофеем. Как и паровозов.

— Кого оставляете за себя? — только и спросил генерал, садясь за свой стол. — Исполняющим обязанности, конечно. Потому как снимать вас с командования отрядом я не намерен. У вас это хорошо получается, барон.

— Благодарю вас, экселенц. За себя я оставляю капитана Вальда.

— Вальда? — удивился генерал. — Он же всего лишь командир горно-егерской роты?

— Вот именно, ваше превосходительство. Командир штурмовой роты, доказавшей свою эффективность при взятии населенных пунктов. И бронепоезд только обеспечивает работу этой роты. К тому же он в отряде самый старший по чину.

— Что ж, будь по-вашему… — согласился генерал и поменял тему: — Вы увидите его величество в ближайшее время?

— Надеюсь на это, экселенц, — ответил я неопределенно, потому как еще не решил, пора мне ехать в ставку или не пора.

— Тогда подождите немного, я напишу ему депешу в Ставку и также отправлю с вами накопившиеся наградные листы.

Узловая встретила меня полным бардаком: вавилонским столпотворением людей, лошадей, стирхов, повозок и вагонов, среди которых ловко протыривались торговцы всякой всячиной вразнос, подпирали стены вокзала скучающие и пока еще трезвые проститутки. Гам стоял круглосуточный. Гарь. Паровозный дым и пар. Причем гражданских толклось на вокзале не меньше военных. И это было странно.

Сильнее всего меня удивило большое количество проституток. В основном молодых еще девочек. Те первые три дня, которые я провел на узловой, их вообще не было видно. Причем на развязных профессионалок они мало походили. Тихо стояли и ждали, когда их выберут те, кому приспичило. Сразу вспомнилось, что шутник Сталин во время Великой Отечественной войны приравнял триппер к членовредительству и за то, что офицер намотал на член гонококк, его отправлял в штрафбат на три месяца. А презервативы в вещевом довольствии Красная армия впервые увидела только в Румынии.