Во втором часу ночи, уже после того как было включено наружное освещение, по громкоговорителям объявили о построении добровольческого мотострелкового полка. Бойцы построились перед балконом, на который вышли Макашов и еще какие-то люди. Полк — это громко сказано, так как реальная численность построившихся тянула примерно на 550-600 человек. Вооружения никакого. Лишь у кадровых офицеров, командовавших взводами-ротами, были автоматы. После небольшого напутствия и постановки задачи подразделения полка направились в скверики вокруг здания ВС. Вскоре прошел слух, что Руцкой и с ним 30 офицеров, вооружившись автоматами, залегли на лестнице у набережной.
Некоторое время спустя у мегафонов «Трудовой России» появился Анпилов и попросил всех женщин подойти к нему. Из разных углов к площадке с мегафонами потянулись женщины (в основном в возрасте от 40 лет и старше). Выстроились. Их оказалось всего 120-130 человек. Анпилов дал им задание разбиться на десятки, чтобы перед началом штурма выйти за баррикады навстречу омоновцам и уговаривать их -криком, плачем — не идти на безоружных людей, ну а если те все-таки пойдут на штурм, то не вмешиваться в драку и оказывать помощь раненым. После того как отпустили женщин, пригласили к мегафонам владельцев собак со своими питомцами (четыре пса) и стали записывать на магнитофон собачий лай, чтобы в случае штурма оказать психологическое воздействие на омоновцев, но запись получилась некачественной.
В три часа ночи неожиданно включили трансляцию из зала — депутаты решили заседать ночью. Видимо им, как и тем кто был во дворе, тоже было не по себе, а выступления отвлекали от нехороших мыслей. Преследовалась, наверное, и другая цель -оказать психологическое давление на силовиков, поскольку в ночной тишине выступления, транслировавшиеся через громкоговорители, были слышны чуть ли не на Садовом кольце.
Разговор у депутатов пошел о нравственности в политике и о целесообразности компромиссов. Большинство выступавших склонялось к тому, чтобы не идти ни на какие компромиссы с командой Ельцина, считая такое поведение безнравственным. Вскоре от костра к костру стала перемещаться группа активистов из трех человек. Они предлагали подписаться под обращением к Съезду, в котором также шла речь о недопустимости компромиссов с ельцинистами. Если же на Съезде будет принято решение о чем-либо подобном, говорилось в нем, то всем защитникам следовало разойтись по домам и никаких депутатов больше не защищать. Люди у костров с легкостью подписывались под этим текстом.
В срок, названный Ачаловым, по Конюшковской улице, до этого пустынной, заездили легковые автомобили (на Девятинский переулок и обратно к Новому Арбату). На баррикадах насторожились. Командиры из Союза офицеров попросили «беспризорные» группы, расположившиеся у костров, подтянуться в тыл баррикадам, выходившим на Конюшковскую улицу, чтобы укрепить оборону. Одна из групп расположилась в тылу баррикады, прикрывавшей проход между забором стадиона и памятником Героям Пресни. К этой группе подошли офицеры и объяснили, как себя вести в случае прорыва омоновцев. Главное, говорили они, бить их своими деревянными дубинками по незащищенным местам, в первую очередь по коленкам и по кистям рук, чтобы выбить автомат, а подобрав его, использовать по назначению. Если же придется отступать, то в направлении бывшей приемной ВС и детского парка.
Депутаты на баррикадах не появились, хотя некоторые защитники говорили, что их присутствие здесь (в особенности мужчин) и именно в это время было бы нелишним. После 4-х часов утра движение по Конюшковской вновь прекратилось, а около 6-ти часов, когда уже рассвело, все решили, что, наверное, ничего особенного не произойдет.
В седьмом часу на баррикады пришел полковник Алкснис и рассказал защитникам, что в воскресенье Ельцин вызвал к себе Лужкова и потребовал освободить территорию и здание ВС к понедельнику. Лужков пообещал выполнить указание силами ОМОН, даже через горы трупов, и предложил Ельцину прибыть к 11-00 к «Белому дому» принимать «работу». Якобы соответствующее указание было дано Ерину, тот, в свою очередь, дал устный приказ нижестоящим командирам, но те потребовали письменный приказ, не желая идти под «расстрельную статью». По словам Алксниса, ночью в расположение командования МВД (гостиница «Мир») приезжал то ли Филатов, то ли кто-то другой из начальства и уламывал командиров, но те стояли на своем.
Получалось, что штурм не состоялся только из-за отсутствия письменного приказа. Так было или по-другому — трудно судить. Некоторые защитники считали, что путем утечки информации о готовящемся штурме команда Ельцина пыталась оказать давление на депутатов и защитников — может быть те испугаются и уйдут. Если не все, то большая часть. Но не ушли. По настроению людей, оставшихся на ночь, было видно, что они гордятся самими собой, поскольку не поддались чувству страха и не разбежались.
Ближе к семи часам утра на балкон вышли Константинов, Горячева, Павлов, другие депутаты и поблагодарили защитников за стойкость и мужество, проявленные ими «в эту страшную ночь». Заодно они сообщили, что принято решение не идти на компромисс с исполнительной властью. Собравшиеся проскандировали в ответ: «Мо-лод-цы!» После того как депутаты попрощались с защитниками, заговорили мегафоны «Трудовой России». Анпилов предложил направить в штаб обороны ВС делегацию и потребовать от имени защитников выдачи оружия, чтобы в очередной раз, когда возникнет угроза штурма, не стоять на баррикадах с голыми руками против вооруженных до зубов головорезов. Однако вся эта затея завершилась безрезультатно — оружие защитникам не выдали.
Вскоре поступило сообщение, что на Заморенова появился свежий ОМОН, в связи с чем вновь поползли слухи о возможном штурме. Время шло, но никаких признаков подготовки к штурму не замечалось. Во двор свободно пропустили обслуживающий персонал ВС и группу спортивного вида молодых мужчин с большими дорожными сумками, направившихся, в отличие от обслуги, к зданию приемной ВС («дневная смена» проникала во двор все теми же закоулками). Вскоре пришлось убедиться, что «свежие омоновцы» — это вовсе не омоновцы, а «дзержинцы», но по-иному экипированные — не в шинелях и сапогах, а в куртках и в ботинках. И бронежилеты у них другие. Судя по виду и поведению, это были вовсе не «салаги». Они стояли и глазели на происходящее, обмениваясь впечатлениями. С ними вели соответствующую работу женщины-агитаторы. Решив, что штурма все-таки не будет, защитники из «ночной смены» стали расходиться.
27 сентября (понедельник; вечер)
В течение дня вокруг ДС ничего особенного не происходило. Вечером, когда уже стемнело, пошел дождь. В начале одиннадцатого на «главной проходной», то есть на Дружинниковской улице, стояло плотное оцепление из «дзержинцев» и милиционеров. Во двор не пропускали. Такое же плотное оцепление было выставлено во всех дворах по ул.Заморенова и даже в Предтеченских переулках, откуда в предыдущие дни удавалось просочиться к ДС.
На ул.Заморенова появились тринадцать бортовых автомобилей и автобусов с военными. Судя по говору и репликам — иногородние омоновцы. К этому времени им подвезли горячую еду в термосах и вокруг машин стояла суета, гремели солдатские котелки, раздавалась матерная брань. От некоторых омоновцев разило спиртным.
А на «главной проходной» людей вроде бы и не пропускали, но они каким-то образом просачивались вдоль стены жилого дома в сторону ДС. Оказалось все просто. Майор в милицейской форме ходил вдоль барьеров и громко объявлял, что проход закрыт, а подчиненный ему сержант пропускал практически всех, кто подходил к темному углу возле пятиэтажки и при этом заговорщически предупреждал: «Не все сразу. Проходит один человек с интервалом в одну минуту». Но интервал этот, естественно, не соблюдался — проходили чаще, а майор и другие милиционеры, стоявшие у барьеров, делали вид, что ничего не замечают.
Во дворе было мокро и холодно. Людей на ночь осталось не более 1 тыс. человек. Небольшие костры горели только возле баррикад, под тентами. Большинство защитников пряталось от дождя под балконом или в 8-м и 20-м подъездах и делились новостями. В двенадцатом часу во дворе появились Бондаренко и Нефедов из газеты «День» и люди поинтересовались у них, насколько серьезно запрещение «Дня», сообщение о котором прозвучало вечером по ТВ. Те ответили, что серьезнее не бывает, но это, мол, ничего, так как у них есть возможность печататься, и несмотря ни на какие запреты, газета будет выходить, но с разной периодичностью. Поговорив с защитниками, они направились к Баррикадной.
