Наверное, Родион и сам когда-нибудь забудет то, что ему довелось увидеть: полурассыпавшийся скелет в истлевшем деловом костюме, со скованными за спиной руками, с черепом, челюсти которого распахнуты в безмолвном крике.

Скелет человека, которого он закрыл там – живого и здорового, пусть перепуганного до полусмерти – меньше суток назад.

«Это – твоя могила. Ты будешь сидеть здесь, пока не сдохнешь. Но и потом ты будешь здесь торчать. Пройдут годы, а твой труп будет тут. Ты сгниёшь тут…» Так и случилось. За двадцать часов Руслан истлел как за двадцать лет.

Родион постарается это забыть.

Главное – держаться подальше от лесного оврага, лежащего над разломом земной коры, по которому из центра Земли струится смертоносное излучение. От оврага, который нет-нет да назовут по старинке Марьянкин Лог. Где в незапамятные времена там ворожили угрюмые служители Мораны, Богини Смерти. Где копится мрачная Сила, послушная словам проклятий, ждущая того, кто вольно или невольно призовёт её к действию.

Циклон, который вот уже неделю заклинали шаманы Гидрометцентра, наконец пришёл в наши края. Я понял это, глянув поутру в окно: привычную бледную лазурь сменила низкая, плотная серая пелена.

Манечка еле слышно посапывала, лёжа зубами к стеночке. Ну, она и в лучшие времена любила поплющить мордашку, так что утренний кофе стабильно варил я. А сейчас, когда на неё накатила эта странная сонная одурь, раньше полудня её из постели не вытащить. Последние три дня она и позавтракать норовит не вставая с кровати, а поздний завтрак плавно перетекает в обед. Хорошо, хоть в туалет вставать не ленится. И ещё: последнюю неделю у неё постоянно текут слюни, как у бульдога. Засыхая, они становятся похожи на паутину – полупрозрачные, лёгкие и прочные волоконца, чешуйки и пластинки. Они повсюду: на полу, на стульях, на подоконниках. Я выметаю их и жгу в печке. Днём она ещё следит за собой, зато ночью – просто караул. Подушка заскорузла от её слюны, а ведь мы только вчера натянули новую наволочку.

Она явно нездорова, хотя ни на что не жалуется. Это само по себе странно. В прежние времена натёртая в туфельке пяточка означала трёхчасовое нытьё. Что-то происходит с Манечкой, и что-то очень нехорошее…

Я тряхнул головой, прогоняя тяжёлые мысли, и отправился колоть дрова.

На дворе разительно потеплело. Всю предыдущую неделю столбик термометра не поднимался выше пятнадцати градусов мороза, сегодня же скакнул до пяти. С неба сеялся реденький снежок, и это было не то чтобы замечательно: если он пойдёт погуще, мы окажемся отрезанными от цивилизации. Что, в свою очередь, не смертельно – еды и дров хватит до весны, скважинный насос бодро качает воду, а ветровой генератор позволяет не бояться обрывов проводов – однако нежелательно.

Особенно – учитывая состояние Манечки…

Через десять минут я вернулся с охапкой наколотых чурок, затопил печь, ещё хранившую остатки тепла после вечерней топки, сварил кофе и сделал пару бутербродов с козьим сыром. За завтраком я просматривал новости с мобильника. Депутат нашей Госдумы предложил запретить рекламу на асфальте (конечно – это же какие бабки пролетают мимо карманов державников!). А вот его киргизский коллега предложил выгонять из страны тех, кто не знает национальный эпос «Манас». Ну да, близость к Чуйской долине даёт о себе знать! Кортеж французского министра в Палестине забросали ботинками. Боснийского мусульманина, офицера времён югославских войн, приговорили к десяти годам за пытки и убийства сербов в 1995 году. РЖД просит дополнительные бюджетные субсидии (хм, а лицо не треснет?). Словом, жизнь кипит.

Окончив завтрак, я включил ноутбук, вошёл в почту и принялся сортировать заказы, присланные с сайта фрилансеров. Отбросив несколько беспонтовых предложений, я выбрал три: пару флеш-баннеров и интернет-магазин, в котором требовалось подправить витрину и движок. Баннеры были простенькие, с магазином предстояло потрахаться по настоящему, но доведение этого унылого говна до состояния конфетки оценивалось в десять тысяч.

Я отрисовал оба баннера в какие-то полчаса и выслал заказчику. Вскоре я получил уведомление, что работа принята и оплачена. Мы стали богаче на тысячу рублей. Это меня здорово воодушевило, и я с удвоенной энергией набросился на интернет-магазин. Работа спорилась, я отрывался только затем, чтобы подкинуть дров в печку или сварить кофе. Я был бы не против, чтобы Манечка проспала хоть до следующего утра, но ничто хорошее не длится вечно. Уже в половине третьего, отчаянно зевая, она пришла ко мне.

– Ста-а-си-ик! Кара-а-си-ик! Что у нас можно заточить? – Голос, да ещё это идиотское «Стасик-карасик» – вот и всё, что осталось от прежней Манечки (и ещё татуировка на пояснице – дерущиеся драконы). За полтора месяца стройная красавица превратилась в оплывшее нечто, в человекообразную медузу. Она жрёт постоянно, помногу и неряшливо. У неё дрожат жиры на боках и на бёдрах, а пузо выпирает дальше сисек, хотя я голову прозакладываю, что она не беременна. У неё отяжелели веки, впору вилами подымать, и изо рта капает слюна. Вдобавок она завела привычку шляться по дому в одной ночнушке или голышом, и это, поверьте, ни капельки не соблазнительно. Хотя днём она и не пытается меня соблазнить. По обоюдному молчаливому решению, мы занимаемся сексом только ночью, погасив свет. Днём у неё другие интересы.

– Есть чё пожрать, говорю?

– Залезь в холодильник. Вчера было, наверное и сейчас есть. Если ты ночью во сне не стрямкала.

Манечка фыркнула (это изображало смех) и пошлёпала на кухню.

Через полтора часа, чувствуя песок в глазах и туман в голове, я понял, что пора сделать кофе-брейк, и тоже вышел на кухню. Манечка сидела, облокотившись на стол с остатками обильной трапезы. В руке у неё был мобильник. Она смотрела на него так, будто несчастный кусок пластика с микросхемами задолжал ей сто рублей с прошлого лета.

– Вот сука! – приветствовала она меня.

– Что-то случилось?

– Маманя звонила, братишка обурел совсем, – пожаловалась Манечка. – Ни хрена не работает, целыми днями на компе гамает, а на той неделе какую-то деваху притащил. Где он её только нашёл, он же по три дня из дома не вылазит…

– Так и не обязательно вылазить. В интернете сейчас познакомиться проще, чем в реале, – заметил я.

– Наверное. Девка – такая же овца бестолковая. Тоже не работает, не учится. Теперь у них медовый месяц: жрут и сношаются, и в игрушки режутся на пару. Маманя их содержит, двух обалдуев. А они даже посуду за собой помыть не могут.

От злости она даже немножко проснулась.

Я был в курсе этой семейной драмы. Младший братишка Манечки в четырнадцать лет запал на «Quake II» и за последние три года превратился в законченного геймера. Хуже всего было то, что, в отличие от обычного раздолбая, сжигающего глаза ради собственного удовольствия, он мечтал победить в «World Cyber Games» и сорвать банк в казино жизни. Его не останавливало, что подобные мечты лелеют тысячи задротов, считающих себя «киберспортсменами», и лишь единицы выигрывают что-то по-настоящему ценное. Остальные получают в качестве поощрительного приза посаженное зрение, ожирение (и ещё кое-какие сопутствующие расстройства), потерянные годы и отсутствие элементарных жизненных навыков. Упёртые блоггеры и геймеры чаще других соответствуют своему стереотипному образу. Дети тепличной цивилизации, позволяющей оставаться невзрослыми неограниченно долгое время, аксолотли несчастные…

– Аксолотли несчастные, – вслух сказал я.

– Кто? – Манечка подняла бровки.

– Аксолотли. Представляешь, что такое головастик? – Манечка фыркнула. – Личинка лягушки, так скажем. Вот в Америке есть амфибия, которая всю жизнь остаётся головастиком. Живёт, размножается, подыхает, и так до конца и не взрослеет. А если аксолотля вытащить из тёплой воды да пересадить в сухой холодный климат, он разовьётся в нормальную амфибию.