— Я должна успокоить мадемуазель, — прошептала Октавия Анжелине на ухо. — Она боялась, что жертвой несчастного случая стал мсье Луиджи.
— Иди, иди! — сказала расстроенная молодая женщина.
Анжелина не решилась пойти за монахинями, уносившими словно окаменевшего Гильема. За ними следовал кюре, держа в руках молитвенник.
— Какой жуткий несчастный случай! — тихо заметил Жан-Рене Саденак. — Да разве можно с такой скоростью вылетать на площадь! Ведь по мостовой подковы всегда скользят.
— И это говорите вы? — удивилась возмущенная Анжелина. — Разве вы забыли, как управляли своей лошадью в тот день, когда приехали за мной? Я сто раз думала, что мы вот-вот погибнем. И такое вполне могло случиться, я в этом нисколько не сомневаюсь. Боже мой, этот мужчина был моим другом! Я всем сердцем надеюсь, что он выживет.
— Судя по тому, что я видел, мадемуазель, возможно, будет лучше, если он не выкарабкается, — возразил мастер. — По нему проехало тяжелое, даже очень тяжелое колесо дилижанса. Он рискует остаться калекой.
Услышав эти слова, Анжелина застонала и, не выдержав нервного напряжения, расплакалась. «Господи, какая трагедия! Он хотел догнать меня, но с ним случилось несчастье, такое ужасное несчастье!» — думала она.
— Мадемуазель, вы смертельно побледнели, — заметил Саденак. — Вам надо выпить воды. Пойдемте в таверну, я провожу вас… Или вы хотите дождаться родственников этого мсье?
Анжелина отрицательно покачала головой. Будет лучше, если она не столкнется с Оноре Лезажем, когда тот приедет в больницу, которая примыкала к собору.
— Благодарю вас, мсье, — прошептала Анжелина. — Думаю, мне лучше вернуться домой. Я буду молиться за своего друга. Прощайте, мсье Саденак. Передайте мои самые теплые пожелания своей супруге Сидони. Как поживает малыш Селестен?
— О, это великолепный пупс, пухленький, и такой рыжий!
Повитуха вновь мысленно увидела очаровательную Сидони, в пятнадцать лет вышедшую замуж за этого привлекательного тридцатилетнего мужчину.
«А мы с Розеттой так и закончим свои дни старыми девами, уединенно живущими на улице Мобек. Мы будем шить для других женщин, а по субботам печь булочки», — подумала Анжелина с горькой иронией.
Люди по-прежнему стояли около того места, где только что лежал Гильем. Попрощавшись с теми, кого знала, Анжелина пошла домой. Ей очень хотелось быть возле своего бывшего любовника, но присутствие молодой женщины в больнице могло вызвать нездоровый интерес.
«К тому же неприлично находиться рядом с Гильемом, когда там будут его отец, брат и Леонора. Клеманс должна горько сожалеть о содеянном. Если бы не она, Гильем был бы здоров. Господи, сохрани Гильему жизнь! Ему предстоит вырастить двух сыновей».
Анжелина продолжала горячо молиться, идя под аркадами. К Жерсанде де Беснак она не стала подниматься. «Потом, я зайду к ней потом. Если я увижу Анри, я расплачусь, порывисто прижму его к себе, а такое мое поведение всегда вызывает у него беспокойство. Октавия сама расскажет ей о несчастном случае… Но кто из моего окружения пожалеет Гильема? Никто. Для них он чужак, надменный богатый буржуа».
Анжелина остановилась и несколько минут постояла под сводами колокольни. Из серых туч пошел, наконец, мелкий, но частый дождь. Почти сразу же от теплой земли стал подниматься пар, и Анжелина с жадностью вдыхала пьянящий запах.
— Животворная влага на сухую землю, на розы и траву, на сады, — тихо произнесла Анжелина.
Луиджи, отправившийся на поиски Анжелины по настойчивой просьбе Огюстена Лубе, нашел ее прижимающейся к стене. Аметистовые глаза молодой женщины были полны слез.
— Где вы были, черт возьми? — воскликнул Луиджи. — От волнения ваш отец не находит себе места. Он велел мне найти вас и привести домой. Мы даже еще не обедали! Анжелина, что произошло?
Взволнованный Луиджи осторожно дотронулся до плеча молодой женщины, словно запрещал себе более ласковые жесты.
— Я спряталась здесь от дождя, но он уже закончился. Идем! — сказала Анжелина. — Помогите мне, у меня дрожат ноги.
Луиджи решил обойтись без дальнейших расспросов. Он довел Анжелину, держа ее за талию, до ворот дома, заинтригованный отсутствующим взглядом и необычной бледностью молодой женщины. Едва сапожник, стоявший посредине двора, увидел их, как взорвался от негодования:
— Разрази меня гром! Дочь моя, больше не смей так зло шутить надо мной! Ты убегаешь, отказываясь сказать нам, куда направляешься, и долго не возвращаешься. Уже почти час. Я проголодался. Я впервые обедаю здесь, а ты отказываешься составить мне компанию!
— Не сердитесь, мсье Лубе, — вмешалась Розетта, привлеченная криками. — Фасоль еще не остыла. Сейчас мы все поедим. О, мадемуазель Анжелина! Ну и видок у вас!
— Обними меня, Розетта, — умоляющим тоном попросила Анжелина. — Прижми крепче к себе.
— Черт бы тебя побрал, Анжелина! Да что с тобой? — спросил отец.
Прижавшись к Розетте, Анжелина все-таки осмелилась излить свое горе:
— На площади с фонтаном произошел несчастный случай. Здесь вы ничего не могли слышать.
— Мне показалось, что я слышал какой-то необычный шум, — отозвался Луиджи.
— Всадник на всем скаку врезался в лошадей, запряженных в дилижанс, и упал. Господи! Я видела, как он катался по земле, как его топтали лошади своими копытами, как его переехало колесо! Это ужасно!
Задыхаясь, Анжелина посмотрела Огюстену прямо в глаза, словно одержимая.
— Папа, это был Гильем Лезаж. Изо рта несчастного текла кровавая пена. Его унесли монахини. Возможно, к этой минуте он уже умер.
— Ну и дела! — пробормотала Розетта.
— Гильем Лезаж? — буркнул сапожник. — Тот, который вернулся с островов? Это очень печально, дочь моя, но он не стоит твоих слез. Ты училась в Тулузе и всего навидалась в родильном отделении больницы Святого Иакова.
— Он отец Анри, папа. Да, папа, отец моего малыша. В тот день, когда я во всем призналась тебе, ты требовал, чтобы я назвала имя моего соблазнителя. Теперь ты его знаешь. Родители Гильема были против, чтобы он женился на мне. Он уступил, послушался их. Но он об этом сожалеет. В полдень я встречалась с ним. Он твердил, что ненавидит себя. Впрочем, он не знает, что у нас есть сын. Мы любили друг друга, и это служит мне извинением.
Услышав это откровение, Огюстен на мгновение превратился в каменную статую. На его лице застыло выражение недоверия.
— Лезажи! — после молчания, показавшегося бесконечным, наконец произнес он. — Семья буржуа, разбогатевших благодаря сомнительным сделкам. Оноре Лезаж даже не скрывает этого. Он скупал за гроши земли своих соседей. Разрази меня гром! Что сказала бы твоя мать, Анжелина? Ты забыла, что эти Лезажи с ней сделали? Ее ударили, унизили, втоптали в грязь, ее, лучшую женщину на всем белом свете! Многие годы она стыдилась того, что на нее подали жалобу. И ты утверждаешь, что любила их сына? Сына этих людей? Было бы лучше, если бы ты промолчала. Я полюбил этого малыша, привязался к нему. Но теперь я больше не хочу его видеть! Никогда!
— Мсье, не отвергайте ребенка из-за его родства с Лезажами, — заговорил Луиджи. — Это дело касается и меня. По воле обстоятельств Анри стал моим приемным братом. Он ни в чем не виноват.
— Возможно. Но я предпочел бы, чтобы он был сыном славного парня.
— Этот славный парень женился бы на Анжелине.
— Черт возьми, не вмешивайтесь, Луиджи! Это касается только меня и моей дочери! — разъярился сапожник. — Да разрази его гром, этого Гильема Лезажа! Если бы я знал раньше, то с удовольствием набил бы ему морду, этому прощелыге!
Розетта продолжала утешать Анжелину, которая содрогалась от судорожных рыданий.
— Да перестаньте кричать, мсье Лубе! — возмутилась девушка. — Вы же сами видите, ваша дочь едва держится на ногах. В конце концов, плевать, кто приходится отцом этому очаровательному малышу. Он носит фамилию де Беснак, а не Лезаж. Не стоит ходить на мессу каждое воскресенье, а иногда и по вечерам, чтобы потом говорить гадости. Иисус хочет, чтобы мы всех прощали. Не надо сердиться ни на Энджи, ни на Анри. Что касается несчастного Гильема, то, если он сейчас умирает, не по-христиански отзываться о нем плохо.