— Давай поговорим о чем-нибудь приятном, иначе мы приедем к твоему дядюшке с расстроенными физиономиями! — предложил Луиджи.

— О чем?

— О нашей свадьбе… о наших планах отпраздновать Рождество в Лозере.

— Мне кажется, что это будет так нескоро, но я знаю, что мадемуазель уже получила отрез для моего платья. Это настоящее чудо! Я мечтала о таком цвете. Для тебя это будет сюрпризом. Будущий муж не должен видеть наряд невесты до церемонии бракосочетания. Даже ткань.

— А я впервые в жизни надену фрак, но вот цилиндр надевать не собираюсь.

— А как же твои волосы?

— Я свяжу их в хвост. Или ты хочешь, чтобы я постригся?

— Нет, ни за что! Оставь свои волосы такими, какие они есть!

Анжелина и Луиджи еще немного поговорили. Кобыла, почувствовав запах жилья, сама перешла на рысь. Луиджи направил ее на нужную дорогу, и вскоре они увидели крытые соломой крыши.

— Дом дядюшки Жана стоит немного в стороне, — уточнила Анжелина. — Не забудь, моя тетушка не смогла родить ребенка. Не задавай ей об этом вопросов.

— Ты меня уже предупреждала. Не беспокойся, я помню.

Луиджи разглядывал низкие дома с фасадами из белого гранита, купавшиеся в ярком свете солнца. Окна были узкими, с решетками и без ставней. Около дверей висели связки лука и чеснока.

Всюду ходили куры, что-то склевывая с земли, черной, как копоть. Бланка заржала. Тут же из овчарен, возведенных за домами, послышалось блеяние.

Появление элегантной коляски с запряженной в нее белой лошадью сразу же привлекло внимание местных жителей. На пороге одного из домов появились мужчины с обветренными лицами, в грубых сабо и длинных рубахах, не заправленных в штаны, низ которых был испачкан землей. За ними угадывался силуэт женщины в белом чепце, которая вытягивала шею, чтобы лучше разглядеть приезжих.

— Здравствуйте! Я племянница Жана Бонзона, — крикнула Анжелина на местном диалекте.

Ее приветствовали взмахом руки. Из-за овина выскочила черно-рыжая собака и принялась лаять. Кобыла шарахнулась, затрясла гривой и понеслась галопом.

— О-ля-ля! — воскликнул Луиджи, пытаясь ее сдержать.

— Бланка, осторожнее! — подхватила Анжелина. — Ну, ну, моя красавица!

Анжелина схватила вожжи и, привстав, сумела справиться с кобылой. Потом она направила ее к двухэтажному дому с деревянным балконом. Под одним из окон лежал огромный плоский камень, служивший скамьей. Высокий мужчина поджидал их, опершись на черенок вил, зубья которых вонзились в землю.

— Черт возьми! Племянница, наконец-то! — раскатисто произнес он.

Это был статный пятидесятилетний мужчина. У него были квадратные плечи, мощная шея и голова, увенчанная ярко-рыжей шевелюрой. Из дома вышла небольшая худенькая женщина в сером платье с синим воротником. На висках ее светло-каштановые волосы уже посеребрила седина, а ведь Албани Бонзон было только сорок четыре года! Луиджи спрыгнул на землю и помог Анжелине выйти из коляски.

— Здравствуйте, мадам! Здравствуйте, мсье! — воскликнул он, ведя свою невесту под руку.

Как ни странно, акробат оробел. Жан Бонзон почесал подбородок. Вид у него был озадаченный.

— Разрази меня гром! — гаркнул он, выпучив глаза. — Но что за чушь ты несла, племянница? Где он, твой Жозеф де Беснак?

— Здесь, дядюшка, рядом со мной! Дай мне хоть слово сказать, и я представлю его тебе!

— Да, Жан, почему ты так громко кричишь? — спросила его супруга.

— Черт возьми! Я узнал его, этого парня! Это тот, кого в Бьере народ хотел побить камнями. Меня не проведешь! Черт возьми! Это его ты выдала жандармам!

Анжелина стала пунцовой. Жан Бонзон узнал о ее помолвке от посторонних людей, а в своем письме она просто подтвердила слухи, не вдаваясь в подробности.

— Да, это он, скрипач, которого я подозревала, Луиджи! — скороговоркой произнесла она. — Прости меня, дядюшка, я не потрудилась рассказать тебе всю нашу историю. Но я собиралась это сделать, приехав сюда.

— Вздор! — буркнул Жан Бонзон. — Если бы я не написал тебе пару недель назад, тебе бы и в голову не пришло навестить нас. И вот доказательство моим словам: разве мы с Албани видели тебя хотя бы раз с прошлого лета? А твой малыш, почему ты его не привезла?

Луиджи стоически ждал. Наконец буря утихла.

— Я предпочла оставить его в Сен-Лизье под присмотром своей будущей свекрови Жерсанды де Беснак. Ведь мне придется помогать твоей соседке при родах. Прошу тебя, дядюшка! Ты все поймешь, когда я смогу с тобой спокойно поговорить. Я еще даже не поцеловала тетушку.

Анжелина обняла хрупкую женщину, дрожавшую от радости. Женщина прошептала:

— Входите же в дом, твой жених и ты. Я приготовила кукурузный пирог. Мы с Жаном сделали яблочный сок, он совсем свежий.

— Минуточку! — рявкнул хозяин дома. — Племянница, если ты хочешь заставить меня поверить в небылицы, то тебе это не удастся. А вы, мсье, вы что, язык проглотили?

Жан Бонзон смерил Луиджи лукавым взглядом.

— Вовсе нет, мсье, — ответил акробат. — Просто я счел необходимым молчать, поскольку слушала бы меня разве что только ваша очаровательная супруга. Позвольте представиться. Жозеф де Беснак, потерянный, потом обретенный сын Жерсанды де Беснак, которая покровительствовала Анжелине много лет. Я также этот самый Луиджи, на которого вы смотрели без ненависти и презрения около мостков в Бьере, когда его бросили на съедение славным людям, считавшим его опасным убийцей. В тот день, несмотря на свое незавидное положение, я сумел заметить порядочного человека в разбушевавшейся толпе. Вы не осуждали меня, я это чувствовал, пусть даже не были абсолютно уверены в моей невиновности. Спасибо, мсье, за ваше сострадание и любовь к справедливости.

Изумленный, но польщенный в глубине души, Жан Бонзон какое-то время молчал.

— Разрази меня гром! — наконец воскликнул он. — По крайней мере, вы не злопамятны. А я никогда не ошибаюсь, и я не сомневался, что моя племянница уже тогда сохла по вам. Ох уж эти женщины! Когда вы им нравитесь, они делают все, чтобы избавиться от вас! Ну, давайте выпьем по стаканчику!

И горец хлопнул по плечу Луиджи, который с трудом удержался на ногах.

— Сначала надо распрячь Бланку и поставить ее в конюшню, — сказала Анжелина. — Дорога была для нее долгой и утомительной.

— Я этим займусь. Мне нечасто приходится ухаживать за таким красивым животным. Мой осел будет глазеть на нее, радуясь, что в конюшне появилась настоящая принцесса.

Теперь Жан Бонзон смеялся, и его громкий смех уносился ввысь, звенел в прозрачном воздухе, уже становившемся прохладным. Он размашистым шагом направился к кобыле и мимоходом пощекотал племянницу под подбородком.

— Юная упрямица, я очень рад, что ты приехала с женихом, — процедил он сквозь зубы.

Анжелина с нежностью посмотрела на Луиджи. Теперь она была спокойна. Ее жених сразу завоевал сердце этого вспыльчивого мужчины, который был так дорог ей.

— Мне очень жаль, что у меня нет возможности почаще приезжать к вам, — доверительно сказала она Албани.

— Мы были бы очень рады видеть вас обоих, — призналась женщина.

Луиджи заметил, что Анжелина светится от счастья. Ее лицо озаряла почти детская улыбка. Казалось, ничто ее не раздражало — ни долгая дорога, ни ворчание ее дядюшки. Потом он залюбовался прекрасным диким пейзажем, вершинами, покрытыми первым снегом, ледником горы Валье, неровной линией гигантских елей, врезавшихся верхушками в бледно-лазурное небо с золотисто-розовыми облачками. Женщина, которую он любил, была здесь у себя дома, там, где хранились ее самые дорогие детские воспоминания, почти около неба.

Порозовевшая от смущения Албани пригласила Анжелину и Луиджи в дом. По безукоризненно чистому полу и начищенной воском мебели, сделанной Антуаном Бонзоном, отцом Жана, было ясно, что Албани — хорошая хозяйка. В огромном камине пылал огонь.